Телефон не работал. Должно быть, я повредил его во время одной из «разминок», что навязали мне паразиты, но это был первый отказ аппарата на моей памяти. Печатные схемы, транзисторы и прочая начинка заливаются пластиком и устойчивы к ударам, как бесконтактный взрыватель. Я сунул аппарат обратно в карман и подумал, что, видимо, сегодня один из тех дней, когда вообще не стоит вставать с постели. Затем повернулся к панели коммуникатора и ударил кулаком по кнопке экстренного вызова помощи.

– Контроль! – крикнул я. – Контроль! Чрезвычайная ситуация!

Экран засветился, и передо мной возникло изображение молодого человека – я с облегчением отметил, что он сидит по пояс голый.

– Наземная служба. Зона Фокс-одиннадцать. Почему вы все еще в воздухе? Я пытаюсь связаться с вами с того самого момента, как вы вошли в мою зону.

– Сейчас некогда объяснять, – резко сказал я. – Срочно соедините меня с ближайшим армейским подразделением. Дело не терпит отлагательств!

На лице у него появилась неуверенность, но экран замерцал и погас, и сразу возникло новое изображение, на этот раз военного центра связи. На душе стало тепло и спокойно, потому что все как один там сидели тоже по пояс голые, включая и молодого офицера на переднем плане. Я готов был расцеловать его, но вместо этого лишь сказал:

– У меня важное сообщение. Соедините меня через Пентагон с Белым домом.

– Кто вы такой?

– Времени в обрез! Я агент секретной службы, и мои документы вам все равно ничего не скажут. Поторопитесь!

Возможно, я бы его уговорил, но его вытеснил из поля зрения камеры офицер постарше, со значком командира авиакрыла на фуражке.

– Немедленно приземляйтесь! – отрезал он.

– Послушайте, капитан, – сказал я, – у меня срочное сообщение. Вы должны соединить меня через…

– У нас чрезвычайное военное положение, – перебил он. – Весь гражданский транспорт уже три часа находится на земле. Немедленно приземляйтесь!

– Но я должен…

– Если вы не приземлитесь, вас собьют. Мы взяли вас на сопровождение. Я запускаю ракету-перехватчик – она взорвется в полумиле впереди. Если вы продолжите полет прежним курсом или выполните любой маневр, кроме захода на посадку, – следующая будет ваша.

– Да послушайте же вы, наконец! Я сажусь, но мне нужно…

Он просто отключился, а мне осталось только бессильно шипеть сквозь стиснутые зубы.

Первая ракета взорвалась даже ближе чем в полумиле. Пришлось садиться.

Не могу похвастаться мягкой посадкой, но ни я, ни мой пассажир не пострадали. Ждать пришлось недолго. Меня осветили ракетами и налетели со всех сторон, не успел я убедиться, что машина встала на грунт. Меня скрутили, и я лично встретился с тем капитаном. Он даже отправил мой доклад адресату. Правда, уже после того, как его психологи допросили меня под гипнозом и привели в чувство дозой стимулятора. К тому времени в Вашингтоне было 1:13. Операция «Ответный удар» началась один час и тринадцать минут назад.

Старик, выслушав мой доклад, только крякнул, а затем велел мне заткнуться и отыскать его утром.

Если бы мы со Стариком, вместо того чтобы рассиживаться на скамейке в скверике, отправились в Национальный зоопарк, мне просто не пришлось бы лететь в Канзас-Сити. Десять титанцев, что мы поймали на объединенной сессии конгресса, плюс еще двоих, пойманных на следующий день, поручили директору зоопарка, который посадил их на плечи несчастных человекообразных – орангутангов и шимпанзе. Никаких горилл!

Директор распорядился запереть их в ветеринарной лечебнице зоопарка. Семейную пару шимпанзе, Абеляра и Элоизу, разделять не стали и поместили в одну клетку. Это, кстати, лишний раз доказывает, как трудно нам перестроить свою психологию, когда мы имеем дело с титанцами. Даже люди, которые пересаживали слизняков обезьянам, воспринимали результат как обезьян, а не как титанцев.

В соседней клетке размещалась семья больных туберкулезом гиббонов. Из-за болезни их не использовали в качестве носителей, и никакого сообщения между клетками не было. Друг от друга они отделялись выдвижной перегородкой, запертой на замок, в каждой клетке был собственный кондиционер; в общем, бывал я в больницах для людей, где условия были куда хуже. Помню, однажды на Украине…

Однако на следующее утро перегородка оказалась выдвинута, а гиббоны и шимпанзе сидели все вместе. Каким-то образом Абеляр или, возможно, Элоиза открыли замок. Замки там специальные, обезьяны отпереть их не могут, но против комбинации «обезьяна плюс титанец» они не устояли. Винить разработчиков замка тут не в чем.

Два шимпанзе, два титанца плюс пять гиббонов на следующее утро превратились в семь обезьян, на которых сидели семь титанцев.

Это обнаружили за два часа до моего отлета в Канзас-Сити, но Старика не поставили в известность. Иначе он бы уже знал, что Канзас-Сити наводнен пришельцами. Возможно, я и сам бы об этом догадался. Если бы Старик знал о гиббонах, операцию «Ответный удар» успели бы отменить.

Операция «Ответный удар» провалилась так, как не проваливалась никакая другая в военной истории. Согласно красиво разработанному плану, десант должен был высадиться ровно в полночь одновременно в девяти тысячах шестистах точках, в перечень которых входили редакции газет, диспетчерские транспортные службы, ретрансляционные станции и прочие важные учреждения. Ударные отряды были укомплектованы элитой воздушного десанта, в основном ветеранами в звании сержантов, с ними шел технический персонал, который должен был наладить связь с захваченными пунктами.

После чего все местные станции должны были передать обращение президента. Предполагалось, что на отвоеванных у врага территориях сразу же вступит в силу режим «Голая спина».

И все. Война закончена, остаются локальные зачистки.

Вы когда-нибудь видели, как птица расшибается, налетая на оконное стекло? Птица не дура, просто у нее нет всей необходимой информации.

В двадцать пять минут после полуночи начали поступать первые доклады о том, что такие-то и такие-то пункты захвачены. Чуть позже пошли просьбы о подкреплении с других точек. К часу ночи были высланы последние резервные подразделения, но в Вашингтоне по-прежнему считали, что операция развивается успешно – настолько успешно, что в некоторых случаях командиры соединений сами вылетали в районы боевых действий и докладывали с мест.

Больше о них никто ничего не слышал.

Красная зона проглотила ударную группировку, словно ее и не было. Одиннадцать с лишним тысяч боевых машин, более ста шестидесяти тысяч десантников и техников, семьдесят один старший офицер – стоит ли продолжать? Соединенные Штаты потерпели самое страшное со времен Пёрл-Харбора поражение. Не в количественном отношении, поскольку у нас не разбомбили ни один город. Нас переиграли в качественном плане.

Поймите, я не собираюсь критиковать Мартинеса, Рекстона, Генеральный штаб или тех бедолаг-десантников. Операцию тщательно спланировали исходя из того, что представлялось истинным положением вещей, а ситуация требовала быстрых, решительных действий с привлечением лучших средств, какими мы располагали. Если бы Рекстон не послал туда отборные части, он бы угодил под трибунал: республика была в опасности, и у него хватало ума это осознавать.

Но он не знал о семи обезьянах.

Наверно, только после рассвета до Мартинеса и Рекстона наконец дошло, что победные рапорты сфабрикованы их же людьми. Нашими людьми, но уже захваченными в рабство и участвующими в маскараде. После моего доклада, который опоздал больше чем на час и уже не мог остановить операцию, Старик пытался убедить их не посылать в красную зону подкрепления, но командование несколько ошалело от успехов и хотело поскорее добиться чистой победы.

Старик просил президента, чтобы тот настоял на визуальных проверках, однако связь с операционными группами поддерживалась через орбитальную станцию «Альфа», и каналов для видеоинформации не хватало.