Артём, не найдя что сказать в ответ, с удивлением воззрился на неё.

«Что же она подразумевает под словом „новые“? – подумал он. – Астрономов или диссертации с монографиями?»

Пляж постепенно наполнялся разноязыкими отдыхающими. Рядом расположилась компания молодых людей, которые стали громко общаться на каком-то славянском языке, совершенно непонятном, но в их речи, тем не менее, мелькали знакомые слова, из которых наиболее частым было «час».

Это были никак не поляки, которых ни с кем не спутаешь. Выяснять же напрямую кто они такие ни Артём, ни Марина желанием не горели и развлекались тем, что всякий раз, сталкиваясь с ними, пытались отгадать кто же они такие. Словаки? Словенцы? Чехи? Хорваты?

Загадка так и оставалась загадкой. Да и разгадывать её со временем наскучило.

– Вот и сейчас в астрономии внутренних планет творится что-то такое, – кивнул на поглощённых беседой славян Артём.

– То есть? – подняла брови Марина.

– Вроде бы всё знакомо, но ничего, кроме отдельных фактов, не ясно.

– Языки нужно учить, а для этого нужно время, – метафорично ответила молодая женщина.

– Марсианский и венерианский… – усмехнулся Артём. – В новейших вариациях…

До их слуха снова донеслось слово «час».

Артём вдруг вспомнил, что в белорусском и украинских языках слово «час» означает «время».

«Что же они так часто время поминают? – подумал он. – Не на безумном же они чаепитии у Шляпника…»

Из этих мыслей его вырвала Марина, вскочившая с лежака. Она схватила Артёма за руку и потащила снова купаться.

Время незаметно подобралось к ужину.

«Всё включено» с официантами, подносившими по требованию горячительные напитки по обстановке почти смахивало на ресторан, если бы не фривольно-пляжные одеяния рассаживающихся за столы постояльцев отеля.

Парочка выбрала себе столик на террасе с выходом в садик с клумбами и живыми изгородями. Артём наложил себе тарелку всякой снеди, предлагаемой шведским столом и кухней и, прежде чем приступить к трапезе, воткнул в ухо наушник, подключился к вайфаю и настроился на приём последних новостей с ютуба.

Марина тем временем бросала через деревянные перильца ограждения кусочки отбивной короткохвостым котам, которые в количестве четырёх голов вынырнули из олеандровых зарослей, едва завидев знакомый силуэт своей благодетельницы. Коты усвоили, что еды из этих рук всем хватит, и вели себя культурно. Не дрались.

Не то что те, с древнегреческих развалин, куда Марина и Артём ездили на экскурсию пару дней назад. Тамошние коты, которых экскурсовод нахваливал как существ вальяжных и степенного темперамента, не тратя времени ни на тактику, ни на стратегию, пошли в когтисто-зубастую атаку, как только пара решила по-быстрому сварганить пикничок в теньке средиземноморских сосен. Пришлось ретироваться и оставить взятые с собой аппетитнейшие куриные окорочка на поживу мелким хищникам. Против доброй полудюжины короткохвостых бестий, которых администрация содержала, дабы не расплодились в развалинах змеи, шансов выстоять было мало. Это стало очевидно, когда Артём попытался удержать куриную ножку, а на его руке, вцепившись в неё когтями, повисло сразу два голодно, но азартно урчащих кошака. Только разжав пальцы, Артём смог спастись бегством.

Артём кушал и слушал, и его уши чуть пошевеливались в унисон жующих челюстей, что всегда умиляло Марину. Ей это казалось хищным. В каждом мужчине, по её мнению, должен был хоть как-то визуально проявляться хищник.

Тут Артём перестал есть, сглотнул и прислушался.

Очень внимательно прислушался, пытаясь впихнуть пальцем пуговку наушника в самые глубины слухового прохода.

Его глаза округлились и остекленели, а тело застыло в позе парализованного ядом кураре. Марина с удивлением воззрилась на него. Только что был нормальный человек и вот…, словно его подвергли мгновенной заморозке.

Оттаял он также внезапно.

– Гарсон! – крикнул Артём в зал, и тут же рядом со столом материализовался улыбчивый официант. – Раки! Труа фуа, силь ву пле!

Марина посмотрела на Артёма уже с испугом.

– Куда тебе столько, Восьмёркин? Что случилось? – встревоженно спросила она.

– Молчи, женщина, – почти грубо, чего с ним никогда не бывало, отрезал он. – Мне надо!

Официант принёс и расставил на столе перед внезапно изменившимся мужчиной три стакана, наполовину наполненных прозрачной субстанции, издававшей аромат аниса. Затем долил в каждый воды как раз столько, чтобы заполнить всю оставшуюся половину, отчего в стаканах помутнело и напиток приобрёл белёсый, словно сильно разбавленное молоко, цвет.

Артём так стремительно, один за другим, опрокинул содержимое стаканов в себя, не запивая и не закусывая, что даже многое видавший официант цокнул языком от изумления.

– Мерси! – сказал Артём отдуваясь. Он стал красным как рак. – Баста!

Официант ретировался, унося прочь пустые стаканы.

– Да что случилось-то?! – вспыхнула Марина, хватая Артёма за запястье и сжав его изо всех сил. – Восьмёркин!

– Да то и случилось, что теперь я никогда не стану Девяткиным!.. – непонятно ответил Артём. – Вот тебе и распад связи времён для отдельно взятого частного лица!.. То-то те чехословаки всё время о времени долдонили.

– Ничего не понимаю, – взмолилась Марина. – Говори на человеческом, а не на чехословацком. Что же всё-таки случилось?

– Случилось то, что теперь я буду вечно молодым, и мне всегда будет восемь.

– То есть?

– То и есть, что и Землю таки тоже затронуло. Из-за этих планетарных пертурбаций скорость обращения нашей планеты вокруг Солнца несколько замедлилась.

– Насколько несколько?

– Ровно настолько, чтобы перестали случаться високосные года в календарях. Только что официально объявили об их отмене. Теперь у меня нет Дня Рождения! Его унёс этот монстр из космоса на своём хвосте. Индивидуальный Апокалипсис…

Марина смотрела на него влажными от сочувствия глазами. Она разжала пальцы и теперь успокаивающе поглаживала своего мужчину по руке. Тот, казалось, был уже близок к тому, чтобы пустить слезу, но его опередили.

Кто-то в глубине зала зашёлся громкими и истеричными рыданиями, вызывая официантско-административную суету.

– И не у меня одного! – заключил Артём.

Тим проснулся с жуткой головной болью.

«Погудел вчера… Или ещё и сегодня захватить успел?…» – подумалось ему сквозь уколы боли.

Это же надо так совпасть! Отмена карантина, все надеются, что теперь уж насовсем, и немножко денежек на счёт кинули за купленное приложение. Не бог весть что, но некоторое время пожить выше среднего можно будет.

Вот и начал…

Лихое начало беды…

Теперь же…

«Пациент скорее мёртв, чем жив… Пациент скорее жив, чем мёртв… Одно из двух… или пациент жив или он умер…»

Откуда это? Что-то до боли знакомое…

Боль…

Тим открыл глаза, и, прикрывая их рукой от резкого, стального утреннего света, что пробивался сквозь прозрачные гардины, осмотрелся.

Он лежал на кровати, укрытый одеялом, а голова покоилась сразу на нескольких подушках различных размеров. Пододеяльник и наволочки были из атласной ткани, кремово-розового цвета и изобиловали кружавчиками. Над ним был потолок, выложенный зеркальной мозаикой, изображавшей переплетающиеся цветки нарциссов. С потолка свешивалась вычурная, о пяти рожках, люстра в супрематическом стиле. Два плафона квадратные, один треугольный и ещё два овальные. Квадратные были чёрного и красного цветов, треугольник – зелёный, овалы – голубой и жёлтый…

На первый раз хватит впечатлений.

Тим закрыл глаза.

Что за кукольный домик?

В голове опять зазвучало: «Если он жив – он останется жив или не останется жив. Если он мёртв – его можно оживить или нельзя оживить…»

Откуда это? Что-то такое знакомое-знакомое.

– Мой герой, – послышался откуда-то сверху женский, певучий голос. – Принесла тебе рассольчику. Полечиться.