Но повторить судьбу отца, который был великим министром по делам колоний, Невиллу Чемберлену не было суждено. Он действительно получил портфель министра здравоохранения в новом Кабинете, однако перед этим Болдуин, как и предполагалось, предложил ему снова стать министром финансов. Практически сразу после отказа С. Б. предложил пост канцлера Казначейства Уинстону Черчиллю, к величайшему неудовольствию Чемберлена. Он был до такой степени опечален этой новостью, что писал сестре: «Я нахожусь в отчаянии и вижу массу возможностей для своей отставки если не немедленно, то в ближайшем будущем. Как раз в то самое время, когда все выглядело настолько хорошо»[151]. Невилл Чемберлен предполагал, что Черчилль внесет смуту в Кабинет, который состоял из хорошо сработавшихся людей, но долго горевать он не имел привычки и тут же ударился в дела.
6 ноября 1924 года получив портфель, уже 19-го числа он представил правительству схему инициатив, состоящую из 25 пунктов социальных изменений по всевозможным направлениям его ведомства — от жилищного строительства до строительства роддомов, от пенсий военным до пособий сиротам. К концу его ведомственных полномочий, в 1929 году, Невилл Чемберлен провел в жизнь 21 пункт, что позволило ему приобрести заслуженную славу «самого эффективного социального реформатора межвоенного времени»[152].
Министерство здравоохранения образца 1920-х годов занималось не только здоровьем народонаселения, в его юрисдикции были также пенсионные выплаты, градостроительство, муниципалитеты и т. д., иными словами, министерство охватывало все сферы так называемого «социального развития». Сколотив крепкую команду из своих помощников — парламентского секретаря Кингсли Вуда, постоянного секретаря Артура Робинсона и основного медицинского советника Джорджа Ньюмана, — Чемберлен горячо взялся за осуществление своих двадцати пяти пунктов. «Мне нравится то, что я встретил Невилла Чемберлена, — в 1926 году отмечал один заднескамеечник-тори. — Он кажется простым и непритязательным, но не скучным, несмотря на его удивительную эффективность и полную компетентность по предметам, которые у меня вызывают зевоту»[153]. Энергии 55-летнему министру действительно было не занимать.
Страх того, что Уинстон Черчилль начнет баламутить Кабинет, в скором времени отступил. Более того, Черчилль и Чемберлен теперь вдвоем, тайно, чтобы никакая информация не просочилась раньше времени в прессу и к оппозиции, готовили проект пенсионной реформы. Чемберлен планировал провести ее к 1926 году, но Черчилль, жаждущий сенсации и доказательств собственной эффективной работы, настоял на том, чтобы реформа была сопряжена с его первым бюджетом, то есть к маю 1925 года. К тому же внимание к реформе должно было отвлечь малоимущую публику от планируемого снижения подоходного налога для среднего класса.
В соответствии с этой реформой пенсии по старости для застрахованных мужчин и их жен, достигших шестидесяти пяти лет, составляли 50 пенсов в неделю, или приблизительно 2 фунта стерлингов в месяц. Столько же получали вдовы, плюс пособие для старшего ребенка — 25 пенсов в неделю, и 15 пенсов для каждого из остальных детей, если таковые были. Сироты получали пособие в 37,5 пенса в неделю старшему ребенку и 30 пенсов каждому из остальных. «Я работал как раб над ним (проектом реформы. — М. Д.) каждую ночь до часу или двух и два часа утром так, чтобы, когда время настало, я действительно чувствовал, что справился, и я полагаю, что разоружил оппозицию»[154], — писал Чемберлен сестре. Сегодняшний эквивалент стандартной месячной выплаты по той пенсионной реформе Чемберлена — примерно сотня долларов. На тот момент для Британской империи такие выплаты были весьма прогрессивными. «Триумф, но не такой уж захватывающий», — в том же письме скромно отмечал министр здравоохранения. Тем не менее и этот триумф Черчилль попытался приписать себе, представляя бюджет, к возмущению многих коллег из ведомства Чемберлена. Сам же Невилл отмечал, что «по-моему, он (Черчилль. — М. Д.) действительно заслуживает личной похвалы за свою инициативу». Политическое тщеславие Невиллу Чемберлену всегда было чуждо, ему был важен успех дела, а если при этом он получил еще какое-то народное одобрение, что ж, это было приятным дополнением.
Оппозиция же пыталась наносить удар за ударом. Учитывая, что страну уже начинала охватывать эпоха стачек и забастовок и лейбористы, как могли, старались раскачивать лодку, осуществлять пенсионную реформу было нелегко. Однако к ноябрю 1925-го палата общин подчинилась железной воле Чемберлена, подкрепленного поддержкой Болдуина и Черчилля. Реформа была проведена и вступила в силу 1 января 1926 года.
Теперь людям было на что жить, но не было — где. Ситуация с трущобами по-прежнему оставляла желать лучшего. Люди ютились в неотапливаемых грязных коробках, которые гордо назывались «меблированными комнатами». Пятьдесят процентов новобранцев, поступающих на военную службу Его Величества, отклонялись медицинской комиссией из-за туберкулеза, венерических заболеваний, других болезней, которые в таких условиях проживания заполучить было легко. Еще хуже ситуация обстояла в сельской местности.
Принципиально нового жилищного законодательства Чемберлен вводить не собирался. Его двухлетний план, утвержденный еще в 1923 году, когда он впервые получил портфель министра здравоохранения, работал. Работал, конечно, не так быстро, как этого ожидали нуждающиеся, но тем не менее около 130 тысяч новых зданий к 1925 году были построены, а к 1928-му — еще 240 тысяч, причем 60 тысяч зданий были построены без государственных субсидий.
Сам же Чемберлен два года регулярно инспектировал трущобы и объехал с этими инспекциями практически всю страну — Бристоль, Ливерпуль, Манчестер и Блэкберн; Шеффилд, Галифакс и Брэдфорд; Данди и Ньюкасл, Ковентри и Кардифф; графства Ланкашир, Уилтшир, Девон и Норфолк. О каждой из инспекций он составлял подробнейший отчет, принимая во внимание все детали: «председатель популярен по достоинству, но слишком стар», «здесь превосходная медсестра», «а здесь худшие трущобы, с которыми я сталкивался в своей жизни» и т. д.[155] Педантичность Чемберлена тогда уже начинала входить в легенды. Не было в Кабинете, а то и во всей палате общин более точного человека, внимательного к каждой детали, что во многих умах закрепило его образ «больше машины, чем человека»[156].
В каждой местности он инспектировал не только больницы, роддома и жилищные условия, он посещал еще и так называемые «опекунские дома», то есть дома для нищих, которые согласно Закону о бедняках оказывали малоимущим материальную помощь. Находились эти дома в ведомстве местного самоуправления и постоянно требовали от казны чрезвычайных сумм. Как, например, графство Ланкашир, которому для выплат беднякам требовалось полмиллиона фунтов стерлингов. Чемберлен в такой субсидии муниципалитету графства отказал, поскольку до этого им уже было предоставлено около полутора миллионов.
Все это наталкивало его на мысль о необходимости коренного пересмотра, а то и вообще отмены Закона о бедняках, который лишь позволяет греть руки муниципалитетам (в одном только Лондонском опекунском совете было арестовано 30 человек за хищение средств), а самим беднякам ни помощи, ни пользы не приносит. Поддержал его мысль и Уинстон Черчилль, который намеревался сделать Казначейство «активным инструментом правительственной социальной политики»[157].
Но отменять Закон о бедняках в тех условиях было равносильно объявлению гражданской войны, и Чемберлен предложил схему единовременного фиксированного финансирования муниципалитетов. Кабинетом министров такая схема была одобрена, но в палате общин, разумеется, встретила жесткий отпор лейбористов. Тогда-то у Невилла Чемберлена и появилось это звание «министр смерти» (по аналогии «health» — «death»). Не стесняясь, они называли Чемберлена хулиганом, убийцей и прочими лестными для благообразного министра определениями.
