– Мне придется тебя попросить поехать с нами, – проговорил он, дождавшись, пока я подойду достаточно близко. – Ее здорово штормит, я не справлюсь с ними тремя.

– Куда?..

– Пару часов к южной границе. Хая дает небольшой концерт на военной базе, ничего особенного, споет пару песен. К вечеру вернемся.

– Хорошо.

Мой ответ мужчину удивил. Меня тоже, но времени на раздумья было ничтожно мало, так что праведный голос Мойры в голове попросту не успел подключиться.

Оглушительно взвизгнул он только тогда, когда, сидя на заднем сиденье, облепленная с обеих сторон детьми, я мчалась по дороге №40 под звуки словесной перепалки. Начало разборок я пропустила, о чем идет речь понимала не до конца, но о том, что эта истерия активно набирает обороты, догадывалась.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это будет не только мой позор.

– Какой позор, какой позор?! – простонал Шауль, кривя губами от негодования. – Прекрати сейчас же. Тебе все равно придется выступить, не проще ли не мотать мне и себе нервы, а просто взять и сделать?!

Хая без конца скользила по креслу, опуская и поднимая зеркальце, перекладывая из кармана в карман телефон и бесцельно пролистывая разлинованные страницы.

– Что изменится, если мы перенесем все на другой день, когда я буду достаточно готова? Почему я должна выглядеть идиоткой из-за того, что кому-то всралось делать это сегодня?!

– Не трогай, – оборвал ее Шауль, заметив краем глаза, как она потирает накрашенные веки. – Есть ровно ноль причин не выступать сегодня, Хая, ты прекрасно это знаешь. Ты делала это хренову тысячу раз – сделаешь еще!

Я видела в зеркало заднего вида, как лицо мужчины покрылось красноватыми пятнами, желваки на скулах забегали. Впервые за полгода знакомый мне мужчина был зол, и почти забытый страх заколол в груди. Я покосилась на Акиву: он сидел в больших наушниках и глядел в окно, не подавая признаков беспокойства. Зака с начала поездки дремала на моем плече, и повышенные тона не нарушали ее сон. Я вдруг оказалась одна между двух огней. Не между, конечно, а слегка позади.

В тишине, повисшей на несколько секунд, я стала четко слышать отрывистое дыхание: плечи Хаи потряхивались невпопад, как у легкоатлета после дистанции, она замотала головой вправо и влево, ударяя каштановыми локонами по спинке кресла и в пару движений запихала ноты в бардачок.

– Я не выйду.

– Хая, – прикрикнул Шауль, нервно дернув руль, из-за чего машину потянуло в бок. – Не вынуждай меня звонить Арье.

– Да звони хоть Господу Богу! – выпалила в ответ Хая, маша перед лицом водителя рукой. – Этими пальцами ты предлагаешь мне играть? Трясущимися, как у алкоголички?!

Шауль мгновенно перехватил мельтешащую перед глазами руку, машина завиляла по полосе. Я уперлось ладонью в спинку переднего сиденья, Акива приподнял наушник и обменялся со мной перепуганными взглядами.

– Не смей ко мне прикасаться, – закричала женщина, из последних сил борясь со сбившимся дыханием.

Хая извивалась на месте, Шауль не ослаблял хватку – это безумство длилось не больше пяти секунд, но за это время мой трепещущий мозг выдал полсотни кошмарных разворотов событий.

Хая запрокинула голову в паническом спазме.

– Пожалуйста, я не могу дышать.

Шауль молча, не меняясь в лице, скинул скорость и рывком свернул на обочину. Мы остановились. Он вышел из машины, обошел ее спереди, открыл правую переднюю дверь и вытащил наружу дрожащую всем телом женщину, а затем заглянул в салон и строго сказал:

– Ждите здесь.

Они спустились с дороги вниз, куда-то под склон, и скрылись из виду. Акива проводил их взглядом, натянул назад наушники, откинулся на спинку кресла и зажмурил глаза. Зака лишь поворочалась во сне.

Рука сама достала из кармана юбки телефон. Пропущенных нет, только непрочитанное сообщение, пришедшее пару часов назад: "Сохрани мой номер. Арье Хадад". Быстро нащелкиваю буквы, перечитываю и стираю. Пишу еще раз. Это то, о чем он просил. О чем предупреждал. То, что я обещала сделать. Снова стираю.

База стояла на пустыре. Обособленная от населенных пунктов, она неожиданно выросла прямо из песка, как только Шауль свернул с трассы.

– Фрида, дай угадаю, – протянул мужчина, нарушив свое полуторачасовое безмолвие. – У тебя наверняка нет с собой никаких документов…

Он припарковал машину недалеко от КПП, заглушил двигатель и еще немного посидел, не убирая рук с руля.

– Ладно, – собрав остатки бодрости в одно слово, выдохнул Шауль и развернулся к задним сидениям. – Придется вам поболтаться здесь, пока я все решу.

– Я пойду с вами! – тут же возмутился Акива, глянув на меня как на врага народа, из-за которого его фантастическое путешествие на военную базу должно было вот-вот сорваться.

– Все пойдут, но попозже, – буркнул Шауль и с очередным тяжелым вздохом вывалился на улицу.

Хая, которая после экстренной остановки не подавала признаков присутствия, не дожидаясь команды, выскочила из машины и отошла от нас на пару шагов.

Я давно словила себя на мысли, что хорошо бы перестать на нее пялиться, однако могла ли я перестать пялиться на человека, который то дурачится как дитё, то в истерике выламывает руки, то отстраняется и убегает. Дергающаяся коленка Шауля определенно была издержкой профессии, и, судя по всему, вскоре я обзаведусь чем-то подобным.

Шауль и Хая прошли через КПП, а мы остались ковырять старый металлический забор на стоянке. Откуда-то из-за ограждения около получаса доносилось гудение голосов, но затем все голоса постепенно стихли. Кроме одного, самого звонкого, звучащего из динамиков. Мне потребовалось меньше секунды, чтобы определить, кому он принадлежал.

Хая вежливо поздоровалась, но не представилась. Быть может, в этом не было нужды. Шауль пару раз намекал, что она очень известна, однако я не представляла насколько.

– Мне бы хотелось начать с того, что вы все знаете, – в ее голосе звучала улыбка.

Я представила, как она это произносит. Заигрывает с толпой, хитро прищуривается. Улыбается. Возможно, слегка застенчиво или, напротив, высокомерно.

"С того, что вы все знаете», – передразнила я ее в своей голове и сама этому усмехнулась.

Пока я кривлялась, заиграла мелодия и… Хая начала петь. На самом первом слове я повернулась на звук, словно могла ее увидеть, но передо мной был лишь забор. Я почти не улавливала слов, слышала только голос. Звучный, сильный, но мягкий. Непохожий на тот, которым она говорит. Тот голос хрипловатый и усталый, а этот чистый как вода.

Я прикрыла глаза, внимая каждому звуку. Не помню, когда слышала в живую, как поет женщина. Как поет она.

По закону подлости мое упоение прервалось криком со стороны КПП. За нами прислали солдата.

Пройдя череду серо-зеленых бараков, мы оказались на небольшой открытой лужайке, на которой располагался импровизированный концертный зал, заполненный несколькими десятками парней и девушек на раскладных стульях и скамейках.

Хая как раз закончила первую песню, и пока ликующая толпа аплодировала и весело прикрикивала, женщина отыскала нас взглядом и, убедившись, что все на месте, позвала к инструменту Хану Зейгер.

Этой загадочной Ханой была моя ровесница, в чистой зеленой форме, со сложенным беретом на плече, оружием наперекос и собранными в неаккуратный пучок короткими волосами. Она поднялась со своего места в первом ряду, подсела к Хае и взяла в руки второй микрофон, смущенно пряча глаза и неловко сжимая губы.

Хая подбадривающе погладила ее по спине и обратилась в зал:

– Я попросила Хану помочь, ведь следующая песня про бесстрашных, а эта девушка, как и все вы, каждый день рискует собой, чтобы мои дети спали спокойно. Это ваша песня.

Зал вновь закипел аплодисментами.

– Плюс она потрясно поет, сейчас сами услышите, – добавила Хая и подмигнула солдатке.

Хая была права, девушка пела прекрасно. Сначала немного неуверенно, потом расслабилась, и пошло, как надо. Предполагаю, сыграло роль то, что каждую секунду, которую она пела, Хая смотрела на нее самым нежным взглядом, на который способна женщина. А когда Хая вступала со своей партией и их голоса сливались в унисон, она не задавливала девчонку своим звуком, даже наоборот, осторожно подстраивалась.