Механизмы кончились раньше, чем рабочий день, и Иджес побежал было за новыми, но в коридоре его поймал Кенен. Обратно они пришли вдвоём — сердитый командир и ухмыляющийся механик.

— Свою работу мог бы делать сам, — буркнул Гедимин, вытирая руки ветошью. Пальцы устали, глаза и спина — тоже, но хаос внутри черепа приобрёл некоторые очертания, и сармат, вглядываясь в него, думал, что рано или поздно разложит всю информацию по местам. Он достал из кармана листок с чертежом, посмотрел на него и усмехнулся. «Иджес всё забыл! Ладно, напомню…»

25 марта 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк, ремонтная база «Маккензи»

В цеху их не ждали, да Гедимин и не думал никого предупреждать и просить разрешений, — просто, не останавливаясь и не тратя времени на подбор кода, вскрыл шлюз и вошёл, как к себе в отсек. Иджес молча следовал за ним, и его глаза горели всё ярче.

— И опять станина висит на одном болте… — Гедимин с тяжёлым вздохом опустился на палубу рядом с ближайшим станком. — Традиция тут такая, что ли?

— Тебя же не было, ремонтник, — сказал Иджес, помогая ему подтягивать болты; один, деформированный, пришлось вынуть и поискать ему замену. — А меня Зет не слушает. Он сам себе инженер.

— Инженер? — Гедимин с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. — Видел я…

Под потолком раздался резкий свист. Гедимин, ещё не успев опомниться, рухнул ничком, попутно прижав к палубе Иджеса.

— Эй, парни! — засмеялся в динамиках Кенен. — Вы взялись за корабль всерьёз? Довинчивайте там гайки и поднимайтесь. Джеду пора отдать скафандр, а тебя, Иджес, ждут в порту.

— Да чтоб им, мартышкам… — обречённо выдохнул механик, помогая Гедимину встать. Тот, впрочем, справился и сам — мышцы с каждым днём становились крепче.

Блаженно улыбающийся Кенен ждал их на нижней палубе. Посмотрев на Гедимина, он наклонил голову и весело подмигнул ему.

— Ты приходишь в себя, Джед. Вот это другое дело! Ты похож на Джеда, с которым мы знались в Ураниуме. И в глазах — золотой огонь! Пойдём, отдам тебе снаряжение. Для серьёзного ремонта нужны серьёзные инструменты. Ис, ты ещё здесь? Полусотня уже собралась в носовом. Тот «Кондор» с развороченным бортом, помнишь?

— Чтоб ему взорваться, — поморщился механик. — Не давай Гедимину сидеть без дела! Пусть чинит, после ремонта он спит спокойнее.

Гедимин недовольно сощурился. Кенен с ухмылкой хлопнул Иджеса по спине и подтолкнул его к выходу.

— «Кондор»? — переспросил Гедимин.

— Битые военные корабли, битые гражданские, — пожал плечами командир. — Все хотят хорошего ремонта. У нас гетто с большими привилегиями, Джед. На Земле ты такого не найдёшь. Так что нос тут лучше не кривить. Идём-идём, у меня к тебе разговор, и он не для чужих ушей…

Под скафандры Кенен выделил отдельный отсек — длинное помещение, вытянутое вдоль главного канала. Там стояли самодельные стапеля под экзоскелеты и тяжёлую броню. Её было немало — в основном переделанные пехотные «доспехи».

— Всё разобрали, — сказал Кенен. — Вечером тут все стены будут заняты. Вот, забирай. Твой скафандр. Перчатку Иджес открутил, фляга у тебя, остальное всё здесь.

Гедимин нырнул в скафандр и блаженно зажмурился, на ощупь смыкая на груди пластины. Броня снова привычно облегала его, не болтаясь ни в плечах, ни в груди, и её тяжесть не вдавливала его в палубу, а поддерживала. Он согнул руки, до упора свёл локти за спиной и встряхнулся, как мокрый зверёк. Все пластины легли на свои места, — всё, что было у Гедимина раньше, снова к нему вернулось. «Давно надо было найти броню,» — думал он, досадливо щурясь. «И восстановление пошло бы быстрее. Прав был Гуальтари… Интересно всё-таки, где он теперь?»

— Ага, — кивнул Кенен, радостно ухмыльнувшись. — Вижу, что всё в порядке. Но как ты, всё-таки, это таскаешь? У меня лёгкая броня на две пластины, и то я дождаться не могу, когда можно будет переодеться.

— Зачем ты вообще в броне? — удивился Гедимин. — Ты что, работаешь руками? Вот сам лезешь под облучение?!

Кенен фыркнул.

— Я делаю то, что умею, Джед. А что не умею — того не делаю. Насчёт же облучения… — он на секунду задумался, и по его лицу пробежала тень. Гедимин удивлённо мигнул — вроде бы ничего, располагающего к задумчивости, он не сказал.

— Идём, — бросил Кенен, влезая в пехотную броню с зелёным радиационным трилистником на груди. — Думал рассказать словами, но лучше покажу. Идём-идём, пока не набежали…

Гедимин с трудом догнал командира — тот практически бежал по коридору, изредка жестом указывая очередной поворот, прежде чем в него нырнуть. Они шли вдоль главного канала к корме, и сармат, когда успевал вертеть головой, подмечал встроенные в переборки пластины из тонко раскатанной флии, дополнительные генераторы защитных полей и прочие элементы биозащиты. «Что они делают на корме?» — удивлялся про себя Гедимин, но спросить не успевал — Кенен мчался вперёд, задерживаясь только на очередном запирающем устройстве. Их тут было подозрительно много, некоторые — с маскировкой, последние — с кодом. «Seatu,» — подсмотрел код Гедимин. «Всё ядерное. Странное слово… для Кенена. Тем более — реактор в другой стороне.»

— Здесь, — тихо сказал Кенен, жестом подозвав отставшего сармата; они втиснулись в узкий шлюз, снабжённый противорадиационной защитой. — Смотри, Джед, об этом узнать никто не должен. За это всю базу расстреляют.

Он выразительно посмотрел Гедимину в глаза. Тот кивнул.

— Ты не сдаёшь меня — я не сдаю тебя.

Кенен ухмыльнулся и ввёл последний код. Шлюз открылся, выпуская сарматов в тускло освещённое помещение. Посреди комнаты стоял освинцованный контейнер — куб с двухметровым ребром. Над ним на потолке висел электромагнит на коротких рельсах. Кенен сдвинул пластину на стене, поднял рычаг, и массивная крышка контейнера шевельнулась, отъезжая в сторону и выпуская рассеянный зелёный свет. «Омикрон-лучи,» — Гедимин изумлённо мигнул, наклоняясь над кубом. «Ирренций?!»

Внутри лежал плотно спрессованный слой серовато-бурой пыли. Она светилась слабо, но отчётливо. Гедимин поднёс к ней щупы дозиметра — прибор вспыхнул, показывая немалое количество омикрон- и сигма-квантов. «Ирренций и обеднённый уран, один к пятидесяти,» — прочитал сармат показания анализатора и удивлённо хмыкнул. «Выглядит как синтезная смесь времён «ведомства развития»…»

— Зачем тебе ирренций? — спросил Гедимин, подняв взгляд на Кенена. — Реактор у тебя на уране…

Командир нетерпеливо отмахнулся.

— Не для себя. Я бы тоже не отказался от ЛИЭГа — говорят, удобная штука. Но запрет есть запрет. Ты слышал что-нибудь о проекте «Заражение»?

Гедимин мигнул. У него одновременно возникли два вопроса, и с какого начать, он не знал.

— Да, тебе неоткуда знать, — заговорил Кенен, не дождавшись реакции. — На меня вышли в январе. Ты в это время… ладно, не будем. Эта война для нас закончилась препоганейше. Хуже даже, чем та. То, что подготовили для победы вы, наши учёные, выбросил в помойку идиот Маркус и его тупые адмиралы. Остаётся одна надежда — на мозги. Если мы хотим с этой помойки когда-нибудь выбраться, нам нужен ирренций. Много ирренция. Но запрет…

Кенен поморщился.

— Строжайший запрет на использование ирренция в любых целях. Действует с декабря, за нарушение — расстрел.

Он снова взглянул на Гедимина, ожидая какой-то реакции. Сармат мигнул. «Значит, Конар сделал, как я сказал,» — он наклонил голову, не чувствуя ничего, кроме благодарности.

— Правильно, — сказал он. — Хватит. Наделали бомб.

Теперь мигнул Кенен.

— Эй, Джед! Ты хочешь сказать — ты бился над этим двадцать лет, и всё на свалку? Больше никакого ирренция, никаких сверхмощных реакторов, никаких планетарных электростанций?

— Пусть сначала изучат, — буркнул Гедимин. — Хоть будем знать, что засунуто в тот реактор.

Кенен схватил его за плечо и с неожиданной силой встряхнул.

— Джед, ты что, меня не слышал? Строжайший запрет на любое использование! Никакого изучения, нигде, ни у кого, — весь ирренций изымается и вывозится в Миану! Никто никогда не узнает, что и куда засунуто, если мы, сарматы, не включим мозги! Вот, смотри, что я тут сделал…