Он щёлкнул пальцем по приподнятой крышке контейнера.

— Тут излучатель, прикрытый полем. Айзек вспомнил, что нужна пульсация, чтобы делать ирренций. И вот — я начинал с килограмма, а тут уже два с половиной. Ещё пару месяцев — и будет все четыре!

Гедимин мигнул, недоверчиво глядя на контейнер. «Два месяца… прирост в полтора раза… да, от излучателя определённо есть толк.»

— Хороший прирост, — одобрительно сказал он. — Но лучше бы ты ни в какие проекты не лез. Ничего путного не выйдет.

Кенен изумлённо вытаращился на него, снова потянулся к его плечу, но в этот раз сармат успел отстраниться и недовольно сощуриться.

— Хватит меня трясти. Лучше закрой контейнер. Пыль разлетится.

«А ещё говорили, что я не соблюдаю технику безопасности,» — думал он с кривой ухмылкой. «Кенен синтезирует ирренций там, где за это расстреляют с инопланетного крейсера. И пылит им на весь корабль. Вот это техника безопасности…»

— Атомщик, — Кенен, опустив рычаг и прикрыв источник зелёного свечения, снова повернулся к Гедимину. — Это всё, что ты мне скажешь? «Хороший прирост… а теперь убери и забудь»? Ты не хочешь переделать мой синтезатор? Ничего не предложишь?

Гедимин пожал плечами.

— Твой синтезатор. Делай как знаешь. Я мало что помню… и не хочу это ворошить.

Кенен покачал головой.

— И даже не притронешься к нему? — он с лёгким прищуром взглянул на Гедимина. — Ни одним пальцем?

Сармат потянулся было к контейнеру, но вспомнил результат «экспериментов» Иджеса — и отдёрнул руку.

— Я больше не хочу. Хватит, — он прижал ладонь к шраму под ключицами. Шрамы давно потемнели и остались серыми рубцами на коже, никак о себе не напоминали, — но сейчас заныли все разом. «Это от сигма-излучателя. А это взрыв в реакторе. А вот после этого мы с Хольгером ввели люфт…» — он поморщился от боли и отвернулся от контейнера. «В ядерный могильник такие проекты!»

— Значит, не хочешь, — пробормотал за его спиной Кенен. — Я понял, Джед. Как же тебя изувечили… Ладно, идём. Я скажу тебе все коды, все пароли. Если передумаешь — приходи сюда. Проект «Заражение», атомщик. Всё по твоим идеям. Когда-нибудь раны заживут, и ты займёшься делом.

31 марта 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк, ремонтная база «Маккензи»

— Ничего не осталось?! — Иджес забрал у Гедимина передатчик, вынутый из скафандра, щёлкнул пальцем по пустому экрану и зачем-то потряс прибор, будто надеялся, что стёртая информация вывалится из какой-нибудь забытой ячейки. Экран остался пустым. Всё, что относилось к проекту «Феникс», — от древних чертежей до последних заметок времён работы на Кагете, — всё было стёрто, и Гедимин даже не знал, кто это сделал. «Может, в реакторе,» — он вспомнил, как впустил излучение под броню в последний свой день на космодроме Хуарес. «Но тогда у «макак» всё это было перед носом. Почему не прочли?!»

— Вот это потеря, — Иджес смотрел на Гедимина жалобно, чуть не плача. — Это вся твоя работа…

Сармат поморщился.

— Если бы я не знал всего этого, меня не пытали бы четыре месяца. В ядро Сатурна такую работу!

— Хых, — Иджес провёл пальцем по тонкому шраму — наискосок от правого глаза до левого угла рта. — Я вообще ничего не знал. А лицо мне пришивали заново. А кто сдался мианийцам, тех пальцем не тронули. Хоть знали они что, хоть не знали… И что теперь делать? Должно же быть в сети что-то по ядерной физике…

Гедимин пожал плечами.

— Найдёшь — изучай. Я помогу. А теперь идём, а то так и останемся непроверенными.

Вся база «Маккензи» клубилась, насколько ей хватало места, у входа в медотсек, — Питер Фокс приехал с реагентами для пробы на эа-мутацию, и сарматов ради такого случая не вывели на общественные работы. Кенен стоял у двери, следя за очередью. Увидев Гедимина с Иджесом, он замахал руками.

— Не сейчас, Джед. Ты идёшь в хвосте. Питер хотел осмотреть тебя.

…Сармат вошёл в медотсек, настороженно щурясь. Скафандр он оставил в своей комнате — филки-медики сильно злились, когда к ним входили в «рабочем». Кто-то из них быстро прикрепил к руке сармата кровезаборник, через несколько секунд снял и убежал к анализатору.

— Доброе утро, — Питер, вытерев руки, вежливо улыбнулся. — Я попросил Кенена оставить вас напоследок. Это не нарушило ваши планы?

Сармат пожал плечами.

— Какие планы? Я пока не работаю. Скоро меня выпустят?

Он снял куртку и терпеливо ждал, пока человек проведёт по его телу всеми полагающимися датчиками. Некоторые он прикрепил и так оставил. Потом пришлось раздеться догола, но ненадолго, — Питер осмотрел посветлевшие шрамы в паху и одобрительно кивнул.

— На мой взгляд, вы здоровы. Все показатели в норме… и вы действительно очень крепкий сармат. Когда я вас увидел, я подумал, что Кенен шутит насчёт «амбала». Но, похоже, он прав.

Гедимин сердито сощурился. «О чём ещё Маккензи успел растрепать?»

— Надоело быть слабым, — буркнул он. — Спасибо, что починил. Так я бы сдох.

— А, моя заслуга невелика, — отмахнулся Питер, собирая датчики; его щёки под лицевым щитком заметно порозовели. — Это вы переварили пинту нейротоксинов, три полные дозы флония и несколько тысяч рентген на спинной мозг.

— Кьюгенов, — машинально поправил Гедимин. — Это был ирренциевый реактор.

Он притронулся к шее — шрам от лучевого ожога опоясал её и веточками растянулся от подбородка до ключиц — и недовольно поморщился. «Надо было осторожнее. Вот выжег бы себе мозги…»

— Я слышал, что вы работали с ирренцием, — сказал Питер, глядя на него с растущим любопытством. — И даже служили на атомном крейсере… Изумительное сооружение. Наверное, это были лучшие корабли в истории Земли. Такая мощь в таком крошечном объёме… Как это ощущалось изнутри?

Шрамы Гедимина снова — без малейшей причины — заныли. Он сердито провёл пальцем по выжженному полумесяцу на груди и качнул головой.

— Не надо было их строить. Может, обошлось бы без войны.

Он ждал, когда медик соберёт свои приборы и отпустит его, но тот медлил, зачем-то пытаясь заглянуть Гедимину в глаза.

— Вам не за что себя винить, — сказал Питер, понизив голос. — Вы были физиком, а не адмиралом. И вы сделали всё возможное.

Гедимин изумлённо замигал. «Маккензи, sahasu! Убил бы… Нашёл, с кем болтать!»

— Я буду рад поговорить с вами в любое время, — сказал Питер — уже в полный голос. — Не о медицине. Мне кажется, вы интересный собеседник. Будет время — ищите меня в госпитале. Он тут один — на западном конце авеню Лунных Пряников. С утра я оперирую, а с обеда обычно свободен.

Гедимин вышел из отсека, озадаченно мигая. Кенен успел удрать — видимо, подслушивал и понял, что за такие проговорки ему «спасибо» не скажут. «Надо же. Человеческий медик позвал меня в гости,» — сармат криво ухмыльнулся. «У них там, конечно, охрана, копы, но всё-таки, — смелый маленький зверёк…»

03 апреля 29 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

— Гедимин Кларк! — раздалось в наушниках. Сармат, едва успевший выбраться из спального отсека, удивлённо мигнул.

— К главному шлюзу, — голос Кенена был сух и деловит. — Идёшь на работы на космодром. В моей бригаде.

Сармат довольно усмехнулся, покосился на новенький лучевой резак, встроенный в ремонтную перчатку, — позавчера он весь день провозился с инструментом, приводя его из «среднего» состояния в условно-рабочее. Выход на космодром ему обещали третий день, с тех пор, как Питер выписал его с затянувшегося больничного.

Семь незнакомых сарматов ждали его в носовом отсеке; пока Гедимин пожимал им руки, подтянулись ещё двое. Кенен, пересчитав их и сверившись со списком, удовлетворённо кивнул и жестом пригласил всех на выход.

— Что у нас сегодня, парни? — спросил он, выйдя из шлюза, и сам же себе ответил:

— У нас сегодня конверсия. В южный сектор пригнали два «Койота» и «Барракуду», а наша задача, парни, — сделать из них мирные межпланетные барки. А что это значит?