– Верно, баишь, Герасим Алексеич. Много среди киргиза людей верных, не столько среди знати, сколько простых пастухов да бедняков. Наприклад, они нам и в навигации полезны, ибо знают местность так, что по курганам да насыпям ориентир имеют. Сведения от них получаем, иные в ополчение рвутся, третьи просят защитить от хокандца или укрыть в пикетах и крепостцах.

– Вот, это меня и греет, Митрий Аванесович. Не только наши станицы нам пристало защищать. Наши мундиры обязывают защищать всех подданных империи. На сем, давай закусим и выпьем, а после я с тобой еще один тревожный слух обговорить хочу. – Сказал хозяин, когда лакей внес столик и водрузил его между кресел. Офицеры выпили, покряхтели и закусили.

В этот момент в кабинет, постучав в дверь, вошел адъютант Колпаковского и доложил о приходе есаула Бутакова со срочным донесением.

Есаул вошел в кабинет и щелкнул каблуками сапог. Он сначала сбегал к дому своего непосредственного командира Шайтанова, но, когда узнал, что тот гостит у начальника, явился сюда.

Казачий офицер держал в руках черную шерстяную папаху, вместо фуражки, с особыми красными околышами, хоть в Верном было еще жарко. Это объяснялось тем, что есаул регулярно наведывался в горы, в военные караульные кордоны, которые были разбросаны вокруг форта для предупреждения опасности. Он часто нес там смены, хоть и в последнее время начальство дергало его для более дальних заданий. В горах же, там, где повыше, уже шел нетающий снег и у кордонов было значительно холоднее, чем в долине, где располагался форт и выселки. Шаровары с отличительными красными лампасами, были заправлены в кожаные сапоги. На теле он носил гимнастерку, скрытую застегнутым поверху кафтаном, с узнаваемыми пеналами для патронов. Вида он был лихого, улыбался, не иначе, как есаул успел принять чарку согревающей водочки, спустившись с гор, а потом еще одну, узнав о том, что надо бежать дальше от дома Шайтанова к дому Колпаковского.

– Дозвольте доложить, ваше высокблагродие! – гаркнул Бутаков. Какое-то мгновение он не мог сообразить к кому обращаться: к своему строгому начальнику либо к главнокомандующему, поэтому он сосредоточил свой взгляд на привлекательнейший запотевший фужерик с водкой на столе, аккурат между двоими офицерами.

– Докладывай, есаул, и не зыркай, а то окосеешь! Ух, ярыга! – буркнул Шайтанов, видя раскрасневшиеся щеки Бутакова и его осоловелый вид.

– Ваш высокблагродие, ноня на кордоне небольшая стычка была… То бишь и не стычка вовсе, так… схлестнулись с одной шайкой. Взяли языка.

– Какая стычка? Какого языка? А ну, гутарь толком, не то я вот этой вот палочкой по твоему хребту пройдусь! – неприятно медленно и размеренно пообещал Шайтанов, указав на кочергу.

– Слушаюсь, ваш высокблагродие. Вечером, сталбыть, часа с два назад, была замечена вооруженная шайка. Дык мы было испужались, авось хан уже туточки!? Затаились. Насчитали двадцать два конных, при луках и дубинах. Шли неуверенно, таились, оглядывались. Вот я и решил, что не могут они быть хокандцами. Поскакали им навстречу – трое нас было, сталбыть. «Стой», – кличу, – «кто такие, откудова?». Они – наметом от нас. Пальнули мы в воздух, так эти потикали в разные стороны. Догнали, взяли одного. Оказался киргиз, токмо зелен совсем.

– Ну, допросили?

– Допросили, ваш высокблагродие. Показал, что много таких шаек собрано по разным аулам. Кому беки приказали сбиться, кто самолично выдумал гуртоваться. Набрехал, что пришли присоединяться к войску русского князя. Это к вам, сталбыть, ваш высокблагродие, – Бутаков кивнул Колпаковскому. – А я разумею, что рыщут, чем бы поживиться. Сумневаются в нашей силушке.

– Тебя, есаул, не спросили, что ты там разумеешь. Иди с Богом! – нахмурился Шайтанов.

– Постой, есаул. Много шаек, говоришь? На кордоне, прямо возле Верного? Из какого рода киргизы? – спросил Колпаковский.

– Не могу знать, ваш высокблагродие. Но, шайки есть. Это мне от моих казачков известно. У Каскеленского выселка бродят и дальше, до Узун-Агачского пикета. Казаков избегают, но на паскудных делах покуда не ловились. Но, рыскают, ваш высокблагродие, рыскают уже у Верного.

– Вон как! – искренне удивился Герасим Алексеевич.

– Вооружились и выжидают, чья возьмет! – в сердцах стукнул кулаком по столику Шайтанов.

– Необходимо усилить кордоны, господа, – Герасим Алексеевич встал, за ним поднялся и Шайтанов. – До завтра свободен, есаул. Утром выступаете! Готовьте свою сотню.

– Слушаюсь, ваш высокблагродие! – вытянулся довольный Бутаков и вышел вон.

Подполковники выпили еще по одной.

– Митрий Аванесович, слушай приказ. Жителей станиц строго настрого предупредить. За выселки далеко не ходить по одному, только человека по три, не меньше, с собой иметь холодное или огнестрельное оружие, для пущей безопасности. А то не далее, как нынче утром видел бабу, бродит, красавица, одна-одинешенька выше по течению Алматинки, песни распевает! Будто и не слыхивали, что орда у наших порогов! Пресечь!

– Слушаюсь, усилим кордоны и разъезды. Чи завтра выступаем?

– Не торопись, Митрий Аванесович. Мы пока повременим. Но, укрепления к западу надо пополнить. Я с тобой вот что хотел обговорить. Есть у меня информация, непроверенная, хлипкая, но все же… Зело тревожная. Из самой Бухары известия, да не от татар наших, кои могут и приукрасить, и приуменьшить, смотря по своей коммерческой надобности, а от моих давних знакомцев из уйгуров. В свое время я им помощь оказал, так что мы состоим в отношениях и поныне.

Шайтанов был заинтригован. Он целиком проглотил соленый огурчик и разлил по рюмкам водку. Выпили и Шайтанов снова закурил папиросу, всем видом показывая глубокую заинтересованность и внимание.

– Сии источники сообщают, Митрий Аванесович, о большой активности британских миссий на той территории. Есть сведения о купеческих операциях англичан. Есть вероятность, что наши британские недруги будут поставлять новейшие ружья, боеприпасы и артиллерию для этого магометанского эмирата. Думаю, ты сообразил, что не против своих соседей они будут направлены, а против нашей отчизны. Поговаривают и об оттоманских эмиссарах, якобы взявших на себя обучение эмировых туленгутов52 ведению войны по-европейски.

– Тю!

– Хива, Бухара и Хоканд, скажем так, недалеко и равноудалены от наших границ. Ты говорил о ружьишках да пушчонках в наличности у ханских войск. Вот я и вспомнил о тех донесениях. Что если и до хокандского хана добрались англичане и турки, их военные, пушкари, инженеры? Тогда, есть вероятность, что его войско окажется гораздо сильнее и, главное, еще увереннее в себе. Боевой дух, известно, это уже полпобеды. Если при них английские да турецкие военные и вооружения, то нам еще туже придется…

– Хм-м, – задумался Шайтанов. Вести всерьез взбудоражили этого воина, но он нашел в себе стойкости для шутки: – а токмо оттоманские вояки нам не дюже опасны! Бивали их на Балканах, на Кавказе, и здесь побьем!

– Это так, Митрий Аванесович! – улыбнулся Колпаковский. – Только вот английские ружьишки показали свою силу в Крыму53. А ведь не так много лет прошло! Сколько храбрецов сложили там свои головы! Готовы ли мы встретить такую силищу здесь, в далеком и полупустынном нашем Семиречье?

– Упаси Боже, Герасим Алексеевич! – истово перекрестился Шайтанов. – Но как же так? Англичане за Памиром, а мы туточки.

– Тем англичане и берут. Пока они за Памиром, а мы за магометанскими ханствами. Они будут травить сии несметные и храбрые орды против нас, пока сами не достигнут наших пределов, поглотив всю Азию, своих недавних союзников и подельников.

– Нельзя этого допустить! Надобно зараз писать донесение Густаву Христиановичу54! Надобно довести в Петербург!

– Не торопись, мой друг. Как я уже говорил, сведения мои не крепкие, хоть лично я не вижу оснований для сомнений. Но генерал-губернатор может засомневаться в источниках при полном своем праве.