Он проявил крайнюю заинтересованность в интересных наблюдениях, расчётах и планах по устройству поселковой арычной системы, впопыхах озвученных инженером. Действительно, система орошения, применяемая в этих предгорных районах, была уникальной или по крайней мере неизвестной в России. Таяние снегов и ледников на вершинах гор у подножия которых застраивался Верный, обеспечивало местные речушки силой и обилием воды, которые в свою очередь могли приводить в движения мельницы или, учитывая склоны местности, направлять потоки туда, куда их отводили умелые руки садовников и землепашцев. Это обеспечивало великолепный полив для самых разных культур растений и кормов, не говоря уж о пресной воде для населения. Используя именно такие методы орошения, некоторые местные кочевые казахи стали вести оседлый образ жизни. В общем, подполковник снова был вынужден повременить с военными делами, увлеченный делами гражданскими, отчего и опоздал на встречу с Шайтановым еще на полчаса.
Как он и рассчитывал, казачий подполковник был принят супругой в его отсутствие со всеми удобствами. Ему была предложены водка, сваренная на местном заводе купца Кузнецова, свежие овощи из личного огорода подполковника, твердые, сочные груши и яблоки, а также огромные сладкие дыни, которые начальнику присылали уйгуры из Яркенда. Шайтанов чинно выпивал, закусывал и не забывал галантно благодарить хозяйку за гостеприимство.
Герасим Алексеевич явился домой запыленный и помятый, но с горящими глазами и улыбкой на добродушном лице. Шайтанов приветствовал начальника, а супруга, Меланья Фоминична, поспешила удалиться, так как отлично понимала, что гость нанес отнюдь не на светский визит и, кроме того, недосуг ей было засиживаться с мужчинами, так как она была на сносях.
Мужчины прошли в просторный, по меркам Верного, кабинет подполковника, расположенный на первом этаже. В который раз Шайтанов наблюдал там две стены, сплошь заделанные книжными шкафами, из которых выпукло красовались переплеты с различными шрифтами и тиснениями названий. Рабочий стол из красного дуба был массивен, широк, на нем возвышались несколько томов и еще несколько веером лежали открытыми, образуя полукруг над тетрадью с записями прямо перед стулом хозяина кабинета. Перед столом, со стороны посетителей друг напротив друга располагались два с виду удобных, глубоких кресла, которые и предложил занять Колпаковский. Таким образом, он показывал, что беседа будет неофициальной, дружеской, иначе он обошел бы стол и занял хозяйское кресло, предоставив подчиненному садиться напротив него, через стол.
Слуга внес дополнительные керосиновые светильники, чтобы офицерам было комфортнее совещаться, так как был уже глубокий вечер, и темнота уж поглотила серые сумерки.
Шайтанов закурил папиросу. Он был человеком богатырского сложения, широкоплечий и суровый на лицо, с густой раздвоенной бородой, которая наводила ужас на нашего знакомого бая Аманжола, с пышными непослушными бровями. Он был равным Колпаковскому по военному чину, но состоял у него в подчинении как у начальника Алатавского округа, по чину гражданскому, являясь, между прочим, его другом и соратником. Дмитрий Аванесович Шайтанов был одним из старожилов Верного, жил в прифортовой станице уже пять лет и являлся казачьим старшиной. Был он потомственным военным и, как сын простого казака, человеком неизысканным, старомодным.
– Что, Митрий Аванесович, дела… – начал Колпаковский. Он еще не вполне перестроил мысли на нужный лад и перед его усталыми, но светящимися глазами все еще стояли линии улиц и арыков.
– Дела, Герасим Алексеич, – подтвердил Шайтанов и продолжил, так как старший по званию хоть и условно, но начал разговор: – мечутся киргизы… Дикокаменные48 также. Многие переметнулись к хокандцам.
– Эка ты, Митрий Аванесович, сразу быка за рога. Ты скажи, что думаешь про войско ханское и его командиров сначала. Потом и о киргизах речь поведем.
– Полчища у хана дюже многочисленные. Тыщ двадцать верхоконных. При пехоте – что само по себе нечто чудное. Имеют и пушчонки, артиллерию. Во главе то ли сам Милля-хан49, то ли Канаат-Ча50 – ташкентский бек. Воевода он умный, опытный, хоть и против нас сечи не имел, но среди азиятцев имеет почет, – по-военному коротко доложил Шайтанов.
– Двадцать тысяч! Эка! Многовато, а, Митрий Аванесович?
– Многовато, – кивнул Шайтанов.
– А с вооружением у них как?
– В большом количестве, как бывалыча промеж степняков, пики, сабли, луки. Имеют и ружьишки. Пешие – туленгуты, тяжелая пехота – тысяча али две ратных. Конечно, есть среди сего воинства и всякий сброд, как при любом азиятском войске. Эдакие удальцы, падкие на добычу, им пограбить да понасильничать. Однако, думается, эти рассеются при первом залпе фейерверкеров, аки голубки.
– И в них свой резон имеется. Для устрашения мирных поселенцев да наших киргизов.
– Так. По последним грамоткам разумею, идут двумя колоннами, авангард уже в наших пределах, грабят и жгут в предгорьях, да по киргизским аулам. К пикетам пока касательства не имеют – трусят, али основной силы ждут. Может, Герасим Алексеич, взять мне десятков пять моих казачков, да потрепать зальяна, а?
– Ишь ты, удалец! Тебе с полтиной казаков, да в разъезды? Не по чину, дорогой Митрий Аванесович, не по чину. А разъезды организовать надо, тут ты верно говоришь. Аулы надо защитить. Вот мы с тобой сейчас и помыслим, кого да куда засылать. Только вот…
– Силушки у нас маловато. Только на западе – Кастек, Узун-Агач и Каскелен51. Дюже растянемся.
– Вот-вот, с языка снял. А Верный, а Илийск? И так людей мало, везде гарнизон не оставим. Мужичков я вооружил, но скорее для придания им храбрости. Да и чтобы от воинствующих киргиз отбиться. Многие ведь открыто на сторону хана перешли. Уже бесчинствуют. Да не только на наши поселения они зуб имеют – они своих же грабят, междоусобные распри решают. Ну, не тяни, говори про киргизов, что там у тебя.
– Набеги и стычки промеж собой у них давнишние, тут ничего не попишешь. Худо иное. Многие знатные беки собирают своих джигитов. У иных до тысячи сабель наберется. И боюсь, не к нам они пойдут, а прямиком к хану. Остальные затаились, ждут успехов, калгатню затеяли. Стоит сераскеру удачливо прихлопнуть муху – так зараз, как по волхованию, слух разнесут будто воинство наше истреблено, а мы с тобой уже на пиках сидим под самим Верным. Тут затаившиеся киргизы и подымутся. Смута будет, по тылам пойдут. А там и остальные возмутятся, до самого Копала и Семипалатинска.
– Тамошние жалаиры и албаны до сей поры мирно себя ведут. А роды это большие, многолюдные. При таком положении, быть беде. Да и двадцать тысяч сераскеровых войск могут преобразиться в сорок, коли киргизы открыто к ним присоединятся. Это вовсе недопустимо, Митрий Аванесович.
– А что генерал-губернатор?
– Я писал и ему, и в Семипалатинск. Там положение не посчитали серьезным, подкреплений ждать не следует. От того, как они себя далее поведут киргизы многое зависит. Есть у меня туз в рукаве, Митрий Аванесович. Видно, пришло время его доставать, – Колпаковский подмигнул соратнику и позвонил в колокольчик. Через минуту в комнату вошел лакей с поклоном. – Неси-ка нам Гришка фужерик водки, да соленостей всяких.
Герасим Алексеевич знал об аскетических привычках Шайтанова. Тот редко употреблял вино, а диковинных кушаний вовсе не любил. Жил он в Верном давно, имел свой огород, плодами которого и предпочитал питаться.
– Так то, Митрий Аванесович. От поведения киргизов зависят успехи наших предприятий. То, что некоторые беки отложились и презрели недавние свои клятвы верности – это не столь страшно. Лишь бы народ их не поддержал. Они гонятся за добычей, за славой, надеются, что хан им позволит править самостоятельно, после сего джихада, либо будет жить с ними по-братски, бок о бок. А ведь какого никогда не было. Беки хотят отобрать жирные кочевья у соседей, чинить расправы, мстить другому роду за оскорбление, нанесенное их предкам предками тех, в седьмом колене, ханскую власть хотят. Темные люди, ослепленные гордыней своей! А мне довольно и честных, энергичных людей, вроде султанов Аблеса. Но, киргизы неоднородны даже внутри одного племени. Есть преданные нам люди среди знати и, главное, среди народа, который устал терпеть равнодушие своих беков и вековые бесчинства хокандцев на их земле. Поэтому, я надеюсь, они будут с нами, за свою землю, за мир, за царя и Отечество!
