«Савелий, понимаю тебя, это твое детище. Но сам же готовил людей чтоб без тебя управились, неужто утратили твое доверие?»

«Да прав ты, Вашбродь, — вздохнул я, — отваливаем».

«Мария» взяла на буксир тендер «Авось», в ёмкости в трюме которой мы также залили нефть про запас и потащила из бухты в открытый океан, «Юнона» разрезала небольшую волну поодаль. Наконец ветер окреп достаточно чтобы идти под парусами и мы встали чтобы распрощаться с бателью.

— Фрегат справа по курсу! — встревоженно прокричал впередсмотрящий из «вороньего гнезда». В области солнечного сплетения натянулось от дурного предчувствия. А по телу прокатилась волна мелкой дрожи, как от раскручивающегося жесткого диска на компьютере и тело вмиг наполнилось энергией, а мозг сообразительностью.

Второй день обещал спокойное плавание, но приключения продолжились.

Казалось бы: всё идёт хорошо. Как около десяти часов по полудни местного времени, справа по курсу из-за прибрежных скал подо всеми парусами наперерез «Юноне» кинулся фрегат. Так Резанов предположил, а Хвостов подтвердил. Красавец, я так и залюбовался, хотя ещё слабо разбирался в парусниках. Но чутье держало на взводе.

Вскоре стал виден полоскающийся Французский флаг. А ещё чуть погодя на реи взлетели вымпелы, которые Хвостов перевел как требование убрать паруса и лечь в дрейф для досмотра.

Резанов подталкивал послать за документами, поскольку был уверен что произошло недоразумение. Но я попридержал рвение дипломата-командора:

«Погодь Вашбродь. Тут что-то неладное, жопой чувствую, — и ощутил лицом, как Резанов во мне поморщился от такого натурализма. А я, не обращая внимания, приказал свою подзорную трубу принести, всё посильнее чем у нашего капитана будет».

Вышколенный слуга незамедлительно исполнил краткое приказание и я внимательно оглядел незнакомый корабль. Над носовой волной горделиво поблескивала в пенных брызгах название «Санта Моника». На мостике без труда опознал капитана с помощниками, а вот напыщенного человека по правую руку от капитана, с которым тот ожесточенно жестикулируя спорил идентифицировать не смог.

Подозвал Фернандо, протянул оптику:

— Амиго, глянь кто там справа от капитана?

Юноша прильнул к окуляру, покрутил настройку и побледнел.

— Сеньор Резанов, это Рикардо Пуштуш, инспектор в Калифорнии от Наполеона, завоевателя моей Испании. Подлый человечишка, — на скулах парня заходили желваки.

— Говори, говори, мой друг, — подбодрил я.

— Он тоже добивался руки сеньориты Кончиты, — с гневом выдохнул секретарь командора. — Ваш тесть, сеньор Хосе Аргуэльо вот уже два года как должен получить место в столице губернии, заслуги перед отечеством несомненны, позволяют. Да только сей мерзавец, — презрительный кивок в сторону надвигающегося фрегата, — почти напрямик дал понять, что как только получит руку дочери коменданта Сан-Франциско, так тот окажется с почестями в столице Калифорнии.

— Вот так вот значит, — хищно ощерился я. — И, получается, сейчас он увидел превосходный случай одним махом избавиться сразу от обоих соперников: меня с тобою.

— Боюсь что так, — сжал кулаки Фернандо.

Но тут влез дотоле молчавший Резанов, а я озвучил:

— Но почему фрегат Французский?

— На самом деле это Испанский военный корабль, который узурпатор Наполеон получил в счёт репараций после поражения моей Родины. А здесь с флибустьерским патентом грабит врагов Франции.

— Ну не станет же он разбойничать! А бумаги у нас в порядке, покажем и разбежимся. — продолжил камергер возмущаться через наше общее тело.

— Боюсь, сеньор Резанов, Вы жестоко заблуждаетесь. Я не раз слышал, что именно на этом фрегате собрано в команду самое подлое отребье. Это хуже чем пираты, у тех хоть какая-то честь, а эти просто потопят, как не раз, по слухам делали. Недаром тут сей португалец.

На палубу с неразлучным светописцем поднялся Лангсдорф. Словно первостатейный фоторепортёр деловито установил аппарат, вопросительно глянул на меня. Я кивнул, мол «снимайте». А сам негромко велел принести доделанное ружье. Вовремя, ох вовремя я выкроил минутку и отнёс кузнецу припаять шпинёк мушки и медную полоску, импровизированную прицельную планку, хотя в поведении мастера читалось, мол «чудит барин».

На мостик взлетел Ерёма и без какой-либо субординации выпалил:

— Ваша Светлость, фрегат отпер крышки пушечных портов! С минуты на минуту пальнут!

Выглядел бомбардир при этом вовсе не растерянным, а совсем напротив. Напомнил мне домашнего баловня-котика, которого соседка как-то вынесла в наш двор. Разумеется поглядеть и обнюхать эдакое недоразумение сбежались все окрестные коты. И вот этот котик мгновенно превратился в дикого молниеносного тростникового кота манула. Так что местный король помоек с воем во всю прыть улепетывал восвояси. Вот и Ерёма к бою был не просто готов, он жаждал схватки.

— Ерёма, как пары?

— Малек осталось до полных. Я как увидел сие корыто, сразу смекнул что дело нечисто, ну и раскочегарил горелку. Дыма почти нет, а тот что есть стелется за борт и с супостата не виден. Да и парус по-первости загораживал, а теперь уж нестрашно.

Я в теле командора коротко кивнул, принимая к сведению:

— Тогда так. По команде, не мешкая даешь самые полные обороты винту.

— Есть! — гаркнул бомбардир.

— Потом оставишь кого-нибудь за себя, пусть давление в котле только держит. А сам пулей сюда, будет для тебя как для пушкаря работенка.

Ерему словно ветром сдуло.

Следом приказ вестовому:

— Радисту передать на «Марию» и «Авось» чтобы отошли и без команды в бой не вступали! — Вестовой исчез.

И в этот момент крышки пушечных портов фрегата полезли вверх. Но едва дрогнул первый как на «Юноне» прогремела команда капитана Хвостова: «Лево руля! Полный вперёд!» Судно, конечно, не прыгнуло подобно мощным катерам 21 века, слишком уж тяжело груженое, да и мотор слабоват.

Жахнул залп с фрегата. Одно ядро скользнуло по правой скуле нашей бригантины, едва начавшей поворачивать. Позже, после боя, меняли с пяток надломленных досок. Другое порвало паруса и плеснуло за бортом. А вот третье сломало бедро матросу. Больше, по счастью попаданий не случилось.

До следующего залпа «Юнона» вывернуло носом на фрегат, резко сократив площадь прицеливания и прошла около пары десятков метров. Что оказалось полной неожиданностью для бомбардиров противника. В целом довольно метких, ибо вторым залпом прежнее расположение «Юноны» накрыло ядрами густо.

Машина набрала обороты и «Юнона» пошла прямо на вражеский корабль, сокращая дистанцию. Резанов как артиллерист по прежней службе прекрасно знал и меня по ходу просветил, насколько трудоемко регулировать возвышение ствола чтобы изменить дальность стрельбы. Ну а для нас это выигранное время.

Ерема саженными скачками несся к носовой пушке.

— Заряжай книппелями! — скомандовал я. И, взбежав на мостик, перекрывая канонаду обратился к своим: — Братцы! Супостат думает что супротив него слабый маленький купчишка! И что ему с нами совладать раз плюнуть. Небось уже вино откупоривают чтобы обмыть как пустят нас на дно. Только одно они упустили — что мы РУССКИЕ! И что у нас есть что им ответить! Зададим жару супостату! — и с этими словами залихватски перемахнул на палубу перехватил ружье у слуги и кинулся к носовой надстройке.

Грохнула пушка Еремы, на фрегате затрещали мачты, обвисли паруса. Ещё выстрел, ещё и ещё.

Я выцелил офицера на мостике вражеского корабля. Сухо, словно кнут щелкнул бездымный выстрел, приклад лягнул меня в плечо — калибр всё-таки не маленький! — пуля-турбинка с визгом снесла наиболее опасного противника, властно посылавшего то матросов на реи, то солдат к бортам. А «Юнона» уже вошла в мертвую зону для вражеских пушек. Но вдоль бортов фрегата сгрудилась абордажная команда. Ерёма со-товарищи перезарядились и ударили по лакомой мишени картечью. Кровь, стоны проклятья.