Светло-серый камин, девять стульев, два высоких шкафа-витрины с фарфоровой посудой на подставках и длинный стол платинового цвета. Вот и все что находилось в помещении.

В отличие от прочих мест, к которым приложил руку Всеволод Скрябин, я чувствовал себя здесь на удивление уютно.

Елена Скрябина молча одарила меня коротким острым взглядом своих изумрудных глаз, присела за стол и продолжила есть. Кажется, я своим вторжением в особняк отвлек дочку покойного Ректора от обеда.

— Где все?

— Убила, — с нервной усмешкой отшутилась Скрябина.

— Вот почему платье красное, — пожал я плечами и сел на один из трех стульев, расположенных вдоль стены.

— А? — не сразу поняла Елена.

— Чтобы кровь не было видно, — улыбнулся я.

Голос и потоки девушки подрагивают. Руки держат приборы неуверенно, и Скрябина то и дело поглядывает на часы напротив. Девушка в ужасе и, похоже, не я тому причина.

— Зачем приперся, Жуков? — с нажимом переспросила Елена, чуть не выронив вилку из рук, — испугался допросов? Так уже поздно. Слишком поздно. Все пропало, — перешла девушка на крик и слезы побежали по алым щекам, — это конец…

Я инстинктивно дернулся вперед и заключил Скрябину в объятия. Сопротивлялась она лишь первую пару секунд, после чего сама обхватила меня руками, зарылась лицом мне в грудь и разрыдалась.

Все что я мог сейчас это обнять Лену еще крепче и дать ей выплакаться. Сложно представить, о чем она переживала, находясь все это время одна в пустом особняке. Мне стало ее невыносимо жалко, и я поймал себя на мысли что это не мое чувство.

Чужое, инородное, но в тоже время теплое и знакомое. Оно пришло откуда-то изнутри…

Будто со мной попытались заговорить. Раньше подобного не было, и я напрягся, попытался поймать его, удержать, но чувство исчезло так же стремительно, как и появилось.

Скрябина почувствовала напряжение в моем теле и интерпретировала его по-своему. Отстранилась и пристально посмотрела мне в глаза. В ее взгляде и потоках читалась сложная мешанина из обиды, непонимания и глубокой теплоты.

— Где ты был все это время? — дрогнувшим голосом прошептала она, — почему ты меня бросил?

— Меня пытались убить, — ответил я предельно честно и вытер одиноко скатывающуюся слезу с щеки девушки, — а где была ты?

Елена Скрябина захлопала глазками, не ожидая такого вопроса.

— Ты ведь знаешь… — сощурилась она и отодвинулась чуть дальше, — Гриша не отходил от меня ни на шаг, как и всегда.

— Гриша? — машинально переспросил я и понял, что так дальше разговор не пойдет, Елена Скрябина слишком тесно общалась с прошлой версией меня в этом теле и выкручиваться надо быстро, — извини, я ничего не помню.

Я состроил максимально виноватое лицо и сел на стул рядом.

— Печать активировалась, — я схватил мягкую ладонь девушки и приложил к своему затылку, обхватил ее палец и круговым движением обвел область печати.

Наши тела вновь соприкоснулись, горячие дыхание Скрябиной участилось, и вместо того чтобы отстраниться, она мягко приземлилась мне на колени и обхватила шею двумя руками, не отводя взгляда.

— Я должен был умереть в ту ночь, прямо в постели рядом с тобой, — проговорил я, — меня спасло лишь необычно сильное пробуждение.

— Не самая худшая смерть, — призывно улыбнулась Скрябина.

— Меня охватил жар и рассудок был словно в тумане. Воспоминания последних лет померкли, остались лишь мутные образы, — на ходу сочинял я полуправду, тщательно подпитывая сознание воспоминаниями той ночи, — потом Бутурлин устроил допрос и обвинил в том, что я тебя изнасиловал…

— Чего? — округлила глаза Скрябина.

Я просканировал ее потоки и к своему глубочайшему удивлению осознал, что ее реакция совершенно искренняя и Лена не при чем.

— Ты не знала?

— Нет! — гневно взревела Елена Скрябина и соскочила на ноги, — старый козел! Да как он мог! Я бы все отрицала! — не унималась девушка и распалялась еще больше.

— Стой, — мягко остановил я руку, которой бушующая рыжеволосая уже собралась скинуть на пол посуду, — кого ты сейчас назвала старым козлом?

— Отца своего, кого же еще, — насупилась Скрябина.

— Лен, ты ведь в курсе что он мертв? — на всякий случай уточнил я.

Судя по всему, девочку тут держат в полнейшей изоляции и информационном вакууме.

— Конечно в курсе, — удивилась Скрябина, — а что не так? Я его ненавижу и когда узнала, что ты его наконец убил, как и обещал, то вздохнула с облечением.

Я замер там, где стоял и не знал как на это можно цензурно реагировать. Первым делом в голове всплыл лишь один вопрос.

Допрашивали ли Елену Скрябину Имперцы? Потому что если да, то я в глубокой заднице.

Спасибо тебе за подарочек, прошлый я. Не знаю каким ты был в этом мире, но пока от тебя куда больше проблем, чем пользы. И мне это не нравится.

— И радовалась… пока не появился Гриша, — добавила Елена Скрябина и скривилась.

Так. Стоп. Я не ослышался? Елена Скрябина только что прямо и со всей уверенностью заявила, что я убил ее отца и обрадовалась? Она не предположила, а заявила совершенно точно. И более того…

— Что ты имеешь в виду под обещал? — с дерьмовым предчувствием уточнил я.

— Да как ты можешь не помнить!

Вместо ответа я вновь постучал по затылку и добавил.

— Целители сказали, что, когда снимут печать, память начнет восстанавливаться, — соврал я, так как испытывал острую необходимость в сохранении отношений со Скрябиной.

Рыжеволосая окинула меня недоверчивым взглядом, но за неимением аргументов, поверила в то, что сама хотела, выдохнула и сдалась:

— С этой целью ты и приехал в Санкт-Петербург.

— Убить Всеволода Скрябина?

— Да, — уверенно кивнула Елена, все еще находясь в недоумении.

На первый взгляд девушка совсем не глупая, и ее вера в мое беспамятство довольно быстро пошатнется, но в текущей обстановке варианта получше у меня нет. А что делать потом — разберемся по мере поступления проблем.

— Только его? — уточнил я.

— Насколько я знаю, — задумалась Скрябина, — вы с Костиком меня больше ни во что не посвящали, — чуть виновато и с ноткой обиды добавила девушка.

Я глубоко выдохнул, стараясь взять себя в руки. По-хорошему, усадить бы ее сейчас на стул и обработать допросными техниками, чтобы выяснить расклад. Но, во-первых, нарастающее чувство тревоги подсказывало что время нашей беседы на исходе. Во-вторых, я испытывал к девушке иррациональную симпатию.

К боярской дочке. Я. Симпатию.

Я прогнал это в голове еще раз, но факт остается фактом. Это правда.

— Кто такой Костик? — максимально мягко спросил я, когда дыхание Скрябиной более-менее нормализовалось.

— Ты и его забыл? — отстранилась Елена, — но ведь меня помнишь…

— Смутно, — напомнил я, — лишь образы без конкретики. Но вот Костика вообще нет. Может, потому что я с ним не встречался после пробуждения?

— Может, — протянула Скрябина, — но это очень странно. Ты прожил с ним все детство…

— Адлерберг? — предположил я самое очевидное и по облегчению на лице Скрябиной понял, что угадал.

Константин Адлерберг и сын правителя Великого Княжества Финляндского знал, что я планирую убить Скрябина. В голове начала всплывать еще куча вопросов, но я их отложил в сторону.

— Костика смутно вспомнил, — соврал я, — тебя допрашивали имперцы? Кто еще знает то, что ты мне сказала?

Я слегка утратил контроль над эмоциями из-за нарастающего чувства опасности. Причину я не видел, но нужно ускоряться и при этом перегибать нельзя. Расклад все хуже и хуже.

— Я же сказала! — не выдержала даже моего минимального напора Скрябина и начала истерично мельтешить по комнате, — слишком поздно! Ты должен был прийти раньше! Ты должен был все сделать иначе! Ты обещал, что это прекратится! Что защитишь меня!

— От твоего отца? — предположил я, судя по тому с каким гневом отзываются ее потоки при одной мысли о Всеволоде Скрябине.