Она совсем конченная? Какого хрена она без шлема? Я только уже собрался тормозить, как она вырвалась далеко вперед, исчезая в темноте.

Не понял.

Мозг просто не был способен осмыслить происходящее, но рефлексы сработали за меня, и я только успел резко вдавить педаль тормоза, видя вдалеке, что она остановила свою Kawasaki, перегораживая мне дорогу.

Скрип шин об асфальт разрезал тишину леса, а она, тяжело дыша, сидела на своем мотоцикле, смотря на меня сквозь лобовуху.

– Ты совсем чокнутая? – заорал на нее, выпрыгивая из тачки. Меня трясло и колбасило с нереальной силой. – А если бы я не успел затормозить? Да я бы раскатал тебя! – смотрю на расстояние, которое буквально сантиметров десять между моей тачкой и ее мотоциклом.

 – Стас, пожалуйста, послушай меня… – вся сжалась.

– Что послушать? Как ты развлекалась все это время? – перебил ее. Хочет поговорить? Отлично! Самое время выплеснуть все, что сейчас разрывало меня изнутри. – Строила из себя тихоню, а сама, блять, забавлялась? Вы вместе смеялись надо мной с бородатым и его другом? Им так же было весело, как и тебе?

– Все не так… – ее жалкие попытки оправдаться выводили меня из себя еще больше.

 – А как, блять? Бэмби… – осекся. – Да какая ты нахуй Бэмби? – снова ненормальный и нервный смешок вырвался из меня. Смотрел на нее в упор. Этот мотоцикл, снаряжение… эти губы, волосы, веснушки. Она такая моя, и такая чужая. – Рыжая, знаешь, о таких вещах нужно предупреждать: у меня аллергия на животных, не люблю переезжать, я великая трейсерша… – нервно скривил голос, когда тремор рук просто зашкаливал.

– Я пыталась сказать… – промямлила.

– Да что ты? И когда же? В тот момент когда висела на этом парне? Или когда сосалась с ним возле универа? Ты же буквально сегодня звала меня на кофе. Решила потешить свое самолюбие? Убедиться, что я по уши влюблен в Бэмби? Что ж у тебя отлично получилось… Господи, я же признался тебе… – пинаю покрышку на своей машине, хватаясь за волосы. Я же блять, буквально, несколько часов назад ей в любви признался. Рыжей, не Бэмби! – Посмеялась?

 – Я хотела сказать тебе сразу после гонки, – она все так же сидела на своем мотоцикле, и благо на этой гребанной трасе никого не было, – но сегодня, когда увидела тебя в машине, решила признаться раньше, но ты отказал. Стас…я боялась…

– Чего блять? Боялась признаться, что крутишь не только со мной? – закричал в ответ. – Рыжая! – заглянул ей в глаза. Рыжая! Теперь я знаю, кто прячется за стеклом тонированного стекла, и от этого так паршиво. – Ладно, меня ты развела, но мои друзья… Как их ты смогла убедить?

– Я не просила их ни о чем.

Ага, как же.

– Алмазова, – я впервые назвал ее по фамилии. Из меня словно все силы выжали, и весь гнев как рукой схлынул, оставив в душе одну пустоту. – Мне плевать, чем ты занимаешься, на чем ты ездишь, – мой голос больше не дрожал, – я просил тебя только об одном… Я смирился бы с любой твоей сущностью и деятельностью, будь ты хоть шпионка, террористка или наемный убийца… Но не с этим парнем… – при воспоминании о бородаче, который так по собственнически прижимал ее к себе, меня снова начало колбасить. – Я же спрашивал у тебя, есть ли между вами что-то. И ты соврала, – попытался изобразить гребанную улыбку, но вышел оскал.

Сам виноват, она же ведь никогда и ничего мне не обещала. Не говорила о своих чувствах…

– Знаешь, – развел руки в разные стороны. – Иди ты к черту… – сделал шаг назад от нее. – Вместе с моими друзьями!

Когда я смотрел в зеркало заднего вида на удаляющийся красный мотоцикл, который так и не тронулся с места, единственная мысль билась набатом в моей голове – у рыжих действительно нет души.

Рыжая

– Помни, главное – техника! Это важнейший механизм, который должен работать бесперебойно, слаженно и надежно, – Аркадич стоял напротив меня в раздевалке и раздавал цэ-у. – Ее коронный хук справа, твой – апперкот. Бей напролом. Не жди, она будет дерзить и психовать. Сама же будь спокойна, держи ноги и руки. Рыжая, главное руки! Контри ее джебом, а потом дай ей приблизиться к себе и в ближнем бою атакуй апперкотом, – он говорил спокойно и равномерно, надевая на меня боксерские перчатки. – Я не стану говорить гребанное «Я же говорил!» – продолжал он, а я лишь пыталась его слушать, – просто знай: в боксе, как в жизни. Он учит не бить, а держать удар. Сейчас ударили тебя – твоя задача устоять! – и сейчас он говорил совсем не о боксе. Но проблема была в том, что ударили не меня, а я. – И что бы у вас там не случилось, выходя на ринг – все лишнее отбрось. И не моргай – проморгаешь победу! Пошла!

Как только мы вышли из раздевалки, я отчетливо услышала рев толпы. Господи, откуда столько народу? В боксе я не была так популярна, как на гонках. Неужели моя вчерашняя фатальная ошибка снять шлем так сильно повлияла на количество присутствующих?

Мы остановились возле кулис, за которыми ведущий приветствовал мою соперницу. По залу пролетели восторженные крики, толпа тепло ее встречала.

А я пыталась собрать мысли в кучу, но у меня ничерта не выходило. Я почти всю ночь не спала, коря себя за свою беспечность и трусость. 

Так дерьмого в жизни мне не было еще никогда. Даже боль от переломанных ребер не шла ни в какое сравнение с той, которая жгла все нутро сейчас. Я всей своей черной душой надеялась, что он простит меня, и так сильно ждала, что он придет меня поддержать сегодня.

Когда прокричали мое имя, я вышла из-за кулис и толпа взревела. Да, моя фатальная ошибка снять шлем произвела эффект и не хило меня прорекламировала. Сейчас я четко понимала – эта толпа пришла посмотреть не на бой двух девчонок-боксеров, а на Рыжую! Долбанное клеймо, которое я буду нести еще долго.

Направилась к рингу, предварительно скинув шелковый боксерский халат. Переступив через канаты, оказалась в своем углу и пыталась слушать очередные наставления тренера. На автомате вышла в центр ринга для приветствия и осмотра рефери, но вовсе даже не смотрела на свою соперницу, а взглядом бегала по трибунам, ища того человека, которого хотела увидеть больше всего. Кивнула близнецам в первом ряду, которые напряженно смотрели на меня.

Для них ночь тоже вышла тяжелой, так как они до самого утра утешали меня, порываясь съездить и оторвать Вознесенскому что-нибудь. Я не позволила. Он не виноват, что я идиотка!

Кобра что-то фыркала, кричала мне со своего угла и очевидно, нарывалась. Я знала эти ее закидоны. Она пыталась вывести меня на эмоции оскорблениями и своей самоуверенностью, но она не знала, что мне было абсолютно плевать на нее. Я сканировала болельщиков.

– Ты все поняла? – спросил тренер, а я кивнула. Только я ничерта его не слушала. – Давай детка, порви ее. Береженного бокс бережет! – чуть подтолкнул он меня в центр ринга, забирая табуретку и юркая под канаты. Перевела взгляд на эту бешенную, поднимая руки и принимая стойку.

Я выиграю. Я знаю все о ее методах, грязных разводах и технике, и в своей победе уверена. Мое тело меня не подведет, оно знает, что делать. Главное, что бы меня не подвело мое сознание, а так же сердце, которое словно побитый пес скулило от боли.

– Ты быстрая и плавная. Она слишком резкая и ее это погубит!

Позади два раунда.

Я тяжело дышала, открывая рот и заливая в него воду, когда же тренер вытирал пот с моего лица. Вновь устремила взгляд на трибуны, так как сканировать окружающих я могла себе позволить только в перерывах. И сейчас, когда я, очевидно, вела по очкам, снова искала его. – Она много тратит сил на удар, и скоро сдуется. Загоняй ее! – я кивнула и в то же мгновение наткнулась на знакомые лица. В средине трибун сидели все друзья Стаса: Антон, Леша, Тимур, Наташа, Никита и Ксюша. Не было только Ники и…

Самого Стаса.

Что-то во мне надломилось.

Ребята активно мне замахали, увидев, что я заметила их. Девчонки сидели с испуганными выражениями лиц – картина, как бабы дубасят друг друга, их не привлекала. Парни были просто напряжены, а увидев мой немой вопрос только неловко пожали плечами.