– Будет вам премия, из касторки с репейником в клизме.

– А мы старались, старались, – Палыч изобразил неподдельную обиду и даже зашмыгал носом.

– У сильного всегда сэнээс виноват, – сам себе объяснил Филимонов.

– Как вы разговариваете с заведующим лабораторией! – изображая преданность начальству, завопил Колька.

– Гляди, как излагает, а в отчете двух слов связать не мог, – удивился Палыч.

– Через пять минут все в мой кабинет. Николай, оповести остальных сотрудников. Собрание лаборатории.

Кабинет, это было мощно сказано. Заведующий лабораторией располагался в обычной комнате вместе с тремя другими сотрудниками. Стол его стоял параллельно окну. Завлаб сидел к окну спиной и поэтому зимой частенько страдал от радикулита. Однако развернуть этот огромный, как корабль времен Беринга, пережиток сталинской эпохи он никак не соглашался. Уж очень солидно выглядели они вместе. Представьте: вы открываете дверь, а на вас не откуда-то сбоку, а прямо в лоб смотрит заведующий лабораторией. Впечатляет.

Справа от этого флагмана стоял стол поменьше, это было место Филимонова, а напротив занимались нехитрыми девичьими затеями две его подчиненные, мэнээски Татьяна и Галина. На самом деле никакие они были не подчиненные, а просто все вместе работали. Филимонов давал им задания, объяснял, как делать, если не получалось – помогал, да и вообще были они на ты, и звали его, когда отсутствовало начальство, Саша.

Стояло в этой комнате еще множество стульев, на которых сейчас и разместились все восемнадцать сотрудников лаборатории и весьма симпатичная блондинка, увидев которую оба Александра одновременно присвистнули, но завлаб строго взглянул, и они, заняв свободные места, соорудили на физиономиях серьезность и подобострастное внимание.

– Товарищи, – у завлаба язык не поворачивался говорить недавно вошедшее в моду «господа», и все сотрудники были в этом с ним единодушно солидарны, – прошедшие десять месяцев наша лаборатория закончила успешно. План работ выполняем с опережением. Фактически до конца года нам осталось написать и защитить три отчета, экспериментальную часть к которым уже полностью сделали. По поисковым работам тоже складывается неплохо. Александр Петрович, как у вас новые элементы трения на стендах себя ведут?

– Михал Юрьич, элементы ведут себя идеально и перспективно. При визуальном осмотре они красивы, как и неизвестная девушка, которая осчастливила нас своим присутствием.

– Это наш новый сотрудник. Прошу познакомиться. Тамара Васильевна. Наш новый заведующий группой. Тамара Васильевна закончила аспирантуру в МИНХе, скоро защитится, будет заниматься у нас, э… – завлаб замялся, покраснел и продолжил: – Вопросами экологической безопасности и методологией их исследований.

– Чего? – Александр Палыч хотел начать дискуссию о бреде сивой кобылы и лысенковщине в технических исследованиях, но завлаб зло взглянул на него, и он решил подождать с прениями.

Зав бодро и радостно продолжил:

– Руководство, учитывая успехи премировало нашу лабораторию по итогам работы за десять месяцев в размере месячного оклада.

Александры вторично синхронно присвистнули.

– Премию можно получить в кассе после пятнадцати ноль-ноль. На этом собрание окончено. Продолжаем работу.

Народ, вдохновленный неожиданно свалившейся премией, направился занимать очередь в кассу, оживленно обсуждая надвигающееся Седьмое ноября. Особенно часто звучала идея о необходимости отметить это дело.

Филя и Палыч вышли в коридор.

– Что-то тут нечисто, – заметил Палыч.

– Сначала девицу после аспирантуры берут на должность, которую толковые кандидаты года через четыре после защиты не всегда получают. Потом отмазываются премией, – поддержал Филимонов.

– Точно, – сообразил Палыч, – за квартал премии бывали, за полугодие – тоже, за год само собой, а вот за десять месяцев никогда не было.

– А кто она вообще?

– А вообще она дочка Василия Николаевича, – объяснил подошедший с сигаретой в зубах завлаб. – Он ее в МИНХ приткнул в аспирантуру. Там три года дурака отваляла, а теперь на мою голову свалилась. Я с ней говорил – шустра. А что в башке, не понял.

– А чего же согласились в лабораторию взять, да еще зав-группой? – спросил Палыч.

– Не трави душу, Саша, и так тошно.

Завлаб бросил в урну недокуренную сигарету и ушел в кабинет.

– А я ее… – Филя не закончил угрозу, потому что к ним подошел третий завгруппой Николай.

– А знаете, чья дочка Тамара Васильевна?

– Джавахарлала Неру и Софи Лорен, – ответил Филимонов.

– Василия Николаевича. Он меня попросил проследить, чтобы ее никто не обижал в лаборатории. А то, сказал, некоторые оболтусы что угодно могут сделать с неопытной девушкой.

– Ой, – в тон ему подхватил Филимонов, – и с неопытным мальчиком вроде тебя тоже.

– Он, небось, тебя имел в виду. И не попросил, а пригрозил, только ты по природной глупости не понял, – вступил в разговор Палыч.

Николай Николаевич сделал вид, что не расслышал, и продолжал:

– Так что глядите, ручонки свои не распускайте.

Довольный сказанной гадостью, Колька удалился.

– Козел, – подытожил Филя. – Пошли, Александр, за премией.

Премию народ получил мгновенно, и поэтому очереди в кассу уже не было.

– Саша, какая невеста в лабораторию вашу пришла. И аспирантуру закончила, красавица, и богатая, и карьеру сделать поможет. Не упусти своего шанса, – улыбаясь пропела, выглядывая из кассового окошка, кассирша Александра Петровна, полная тезка Фили, а посему всегда ему симпатизирующая.

– Замуж-то не напасть, да как бы потом не пропасть, – в тон ей ответил Филимонов.

– Ой гляди, Саня, пробросаешься девками, останешься бобылем.

– Кому я, старый, больной, бедный и глупый, нужен, – продолжил дурачиться Филя и для большей достоверности покашлял. – Вот за вас, Александра Петровна, я хоть завтра под венец. Вы меня любите.

– Ой, ну ты скажешь, – снова ойкнула и заулыбалась шестидесятилетняя кассирша, – я свое отлюбила уже лет двадцать назад. Однако спасибо на добром слове.

Филя дождался, пока Палыч распишется, получит свою премию и запихнет ее в карман. Потом схватил его за руку.

– Поздравляю вас, товарищ Корпусов, от имени моей группы и всего бывшего советского народа с крупной трудовой победой в размере месячнага оклада, панимаиш, – торжественно изображая одновременно Брежнева и Ельцина, куражился Филя. И, сделав трагическое выражение физиономии, продолжал: – Творите и созидайте, плодитесь и размножайтесь. А нам одна дорога. Наш удел катиться вниз, под землю, в подвал. Прощай, друг! – произнес он напоследок и отправился в стендовый зал.

Стендовый находился в цокольной части здания, за что и был прозван подвалом. Там, под жужжание моторов, изображающих перекачивание различных жидкостей из пустого в порожнее, а именно из одной емкости в ту же самую, но по пути попадающих в рабочую камеру с уплотнениями из различных материалов, и происходил собственно эксперимент. Как пишут в детективных романах – момент истины.

Элементы трения, которые разрабатывал Александр Филимонов, были композиционными, то есть состояли из различных материалов. Как правило, за основу принимался графит или фторопласт, и к этой основе добавлялись другие компоненты. Часто их количество переваливало за дюжину, но всегда введение каждого компонента имело свой смысл, позволяло улучшить износостойкость уплотнительного узла в конкретной жидкости.

Частенько составы жидкостей, для которых предстояло разработать уплотнения, завлабу и Филимонову не сообщались. Привозили жидкости люди в штатском, но, как пишут в интересных женских романах, с военной выправкой. Они же передавали в секретку пакеты с условиями, в которых эти жидкости будут эксплуатироваться, и требования к уплотнениям.

В этих случаях и завлаб, и Филимонов костерили секретчиков на чем свет стоит, посылали запросы с требованиями сообщить хотя бы класс жидкостей, однако ответов никогда не было, и приходилось самим проводить анализ состава и примерно определять, с чем имеют дело. Тратилось на все это огромное время.