Я растерялась, бросив взгляд на Стейна.

– Не уверена, что мы имеем право… – начала я.

Но Бенджамин так же коротко и без эмоций ответил:

– Есть подозрение, что это был лорд Иррой. По крайней мере, именно он участвовал в покушении на королеву.

Советник стиснул зубы так, что его одутловатое лицо исказилось, но быстро взял себя в руки и отпустил тетради.

– Я могу спросить, его свидетельства очень важны в будущем?

Стейн только вздернул бровь, но более никак не выдал своего удивления.

– Полагаю, что если кому-нибудь удастся передать его письменные показания в королевскую канцелярию, лично лорд Иррой может для дачи показаний и не являться.

И в этот момент я поняла, что эти двое только что вынесли смертный приговор предателю. Жутковато, конечно, хотя и вполне справедливо. Такие, как Иррой, заслуживают подобного. Я прижала к груди тетради матери.

– Полагаю, мы и так достаточно времени у вас отняли, – напомнила я. – Благодарю за вашу помощь.

– О, что вы! Я в куда большем долгу перед вами, леди Эдерсон. Надеюсь, что хоть часть долга смог вам вернуть.

– Всего доброго, – не найдя нужных и более достойных слов, произнесла я.

– И вам удачи, дорогая, – откликнулся лорд. – Простите старику, если я не стану вас провожать? День выдался слишком насыщенным и утомительным.

– Конечно, лорд Глори, – кивнул Стейн, устраивая мою свободную руку у себя на локте. И уже когда собирался уходить, едва слышно произнес: – А знаете, мне всегда казалось, что старые дома имеют глаза и уши. Особенно если в их стенах заводятся крысы, – и, учтиво кивнув на прощание все понимающему советнику, пожелал: – Доброй ночи!

Остаток вечера и добрую половину ночи я провела, исследуя мамины записи. Почерк у нее оказался тот еще – красивый, но неразборчивый. Много пометок на полях, рисунки, схемы, от всего этого у меня просто разбегались глаза и я проваливалась в пучину безнадежности и уныния. Непонятные аббревиатуры, сокращения… Все это превращало добытые сведения в абсолютно бесполезный набор слов и символов. К тому же и Стейн снова пропал, поцеловав меня на ночь и сообщив, что у него еще дела.

И даже мое справедливое возмущение, что он и так уже едва на ногах держится, вызвало только усталую улыбку на его осунувшемся небритом лице. Что ж… вряд ли женщина может остановить мужчину, готового выполнять свой священный долг. Наверное, все, что ей остается – молиться святым и не мешать ему. Пусть даже душа разрывается на части от тревоги, а сердце останавливается, когда в голову все же пробираются дурные, мрачные мысли.

Так, успокоиться, взять себя в руки и делать все от меня зависящее, чтобы хоть как-то помочь.

Я снова склонилась над тетрадями.

“Как успехи?” – раздалось в голове, и я подпрыгнула от неожиданности, рефлекторно накрыв рукой медальон.

“Еще одно такое неожиданное проявление заботы, и у меня случится разрыв сердца!” – мысленно проворчала я в ответ.

На самом деле где-то внутри ослабла натянутая до треска пружина напряжения. Иногда не так уж и важно, где дорогой тебе человек, главное, что жив и в относительной безопасности. Этого порой больше чем достаточно.

“Прости, – с виноватым смешком попросил голос Стейна в моей голове. – Есть несколько минут свободных. Помощь нужна?”

– Определенно, – ответила я вслух, открывая тетрадь на схеме с непонятными условными отметками. – Боюсь, что в нашем приюте слишком ограниченно обучали магии. Я здесь половины не понимаю. Какие-то рисунки, явно важные, но… когда все закончится, отправлюсь поступать в академию.

Я буквально почувствовала, как он усмехнулся. Меня окутало теплом.

“Сейчас!” – раздалось в голове за мгновение до того, как Бенджамин материализовался совсем рядом с кроватью, на которой я разложила добытые записи.

Один взгляд на него – и улыбка сама наползла на лицо. Даже чуть краснеют щеки, наверное. Внутри словно распускаются весенние первоцветы. Наверное, это и называют любовью…

– У меня есть лишь пара минут, – строго напоминает он, но глаза говорят, что охотнее бы остался.

И не поспоришь же. С ним рядом всегда спокойней. Кто бы мне сказал, что я смогу когда-нибудь так сильно довериться кому-то еще, кроме Сьюзан.

А еще – что буду так неистово нуждаться в его объятьях, поцелуях, в его присутствии, взглядах, улыбке… В нем. Просто я нуждаюсь в нем больше, чем могу себе позволить это. И хуже всего, что меня это даже не пугает. Неважно, какой будет жизнь после, он стал неотъемлемой частью моего сейчас.

Так… соберись… всего пара минут же.

Я прочистила горло, выровняла спинку и выдернула первое, что меня мучило все это время – чудную картинку в виде круга, внутри которого были еще круги, линии, какие-то кривые, образующие симметричный рисунок.

– Похоже на твою татуировку, – проговорил Стейн, присаживаясь рядом на кровать.

И меня в один миг окутал аромат его парфюма, чуть вскружив голову и спутав и без того не очень ясные мысли.

– И что это все означает?

– Полагаю, что это силовые нити, – Стейн ткнул пальцем в список тех самых сокращений и аббревиатур, на которые я смотрела, как на древнее шаманское заклинание. – Вот выходящая альфа на пятом потоке. Вдох… Целительская магия здесь пересекается с иллюзорной… Боги, это просто ювелирная работа. Погоди… лорд Гроссе же был целителем? Вот, значит, как…

Я на это все хлопала глазами, чувствуя себя умственно отсталой. И зачем-то периодически кивала, как болванчик. Недолго. Ложь в этой ситуации никому не на руку.

– Я в этом не разбираюсь, – честно призналась я и окончательно сникла. – Но потом ты меня всему научишь.

Стейн посмотрел мне прямо в глаза, чуть повернув голову, и его губы тронула улыбка.

– Рад, что ты думаешь об этом “потом”.

– Я неисправимая оптимистка. И верю, что добро и справедливость одержат победу. Если, конечно, добро не будет сидеть и смотреть на меня таким взглядом, что о сражениях я как-то уже думать не могу, – легонько толкнув его плечом в плечо, напомнила я о деле.

– Это прекрасно, – хмыкнул Бенджамин. – Значит, я могу официально просить у твоей бабушки твоей руки…

Хорошая шутка. Главное, очень своевременная. Но часть меня так хотела бы, чтобы это была не шутка.

– Боюсь, наш контракт завершится раньше, чем мы отыграем еще и свадьбу, – поддержала я игру.

– Ну, если для тебя это так важно, то придется поспешить со свадьбой. Как насчет… сразу же, как решим одну проблему с Сердцем? Выйдешь за меня? Если мы оба останемся живы?

Я посмотрела в его глаза и поняла, что зря принимала этот разговор просто как игру. Это все было более чем серьезно. Меня звали замуж, и… я начинала паниковать. Даже руки похолодели. И, боюсь, на лице отразились и страх, и паника, и все мои мысли…

– Можешь не отвечать сразу. До завершения действия контракта у нас еще есть время, – понимающе хмыкнул Стейн и легко поцеловал меня в онемевшие губы. – Я возьму это, поизучаю, если выпадет минутка.

Моего красноречия хватило на кивок. Даже не на ответ. И Стейн тут же шагнул на Грани.

Вот… даже не знаю, что думать на сей счет. Замуж… за Стейна… Даже всерьез поразмышлять об этом почему-то не получалось. В общем, как и о том, что я наследница Эдерсон.

Происходящее мне казалось очередной мастерски созданной иллюзией, только уже для меня. И поверить во все происходящее получалось приблизительно так же, как в реальность театральной постановки.

Рехнуться можно.

Я резко выдохнула и упала на подушки, нечаянно смахнув одну из тетрадей. Та растрепалась. Несколько листов даже вылетели и спланировали в опасной близости к камину. Потому я подскочила и поспешно собрала их… а взгляд тут же наткнулся на записи. И внимание привлек небольшой рисунок Сердца. Того самого, осколок которого сейчас был во мне.

Несколько листов об особенностях и свойствах артефакта я просто наскоро пробежала взглядом. И вдруг, словно запнувшись, остановилась на дважды подчеркнутом “Осколки сами встают на место, едва оказываются в достаточной близости к основному артефакту. Есть основания полагать, что артефакт таким образом самовосстанавливается”.