– Все хорошо, любимый, – сдерживая собственную злость и даже мило улыбнувшись, я коснулась его руки. Без печаток это прикосновение было таким интимным, что даже слуга отвел взгляд. Да что там, я и сама несколько смутилась. – До ужина еще прорва времени, – и, уже обращаясь к слуге, спросила: – Нам ведь полагается где-то дождаться официального приема, милейший?

– Конечно, прекрасная леди, – с готовностью ухватился за спасительную соломинку слуга. Сообразительный. Хотя с леди он, конечно, перегнул. – Вам выделены покои в крыле королевы-матери.

Под личным присмотром.

– Вот и прекрасно. Там тебя и подожду, – сообщила я “возлюбленному”.

Стейн набрал воздух в грудь, но я лишь подняла бровь, предостерегая от необдуманных действий.

– Я постараюсь не задерживаться, любимая, – взяв эмоции под контроль, пообещал “моя опора и защита”. И тут же выскользнул из кареты, не забыв на прощанье клюнуть меня в щечку, изображая пыл влюбленного.

Отличное начало. Еще не успела прибыть, как уже лишена стратегического преимущества. Ладно. Будем работать с тем, что есть.

– Милейший, как ваше имя, не расслышала? – нахмурилась я, подавая руку, чтобы он помог мне выйти из экипажа.

– Освальд. К вашим услугам, – с готовностью поддержал меня мужчина.

– Прекрасно. Мое имя вам уже, полагаю, известно, – едва спустившись по ступенькам, я вложила в его руку приглашение. И тот часто закивал, подтверждая мое предположение. – Тогда окажите любезность, проводите меня до покоев, о которых вы упоминали.

– Для меня это честь, мисс Дерсон, – расплылся в угодливой улыбке Освальд. – Прошу за мной.

Бенджамин Стейн

В кабинете его величества Ричарда Кептинга Седьмого по прозвищу Веселый царило отнюдь не веселье.

Король навис над кипой документов, занявших три четверти массивного стола, где в лучшие времена помещалась вся карта континента. Он с ненавистью разглядывал корреспонденцию, энергично стуча карандашом по столешнице, но даже не пытаясь разбираться в написанном. Оно и неудивительно, эти обязанности часто ложились на Стейна. Слуги рассеялись по кабинету, стараясь слиться если не со стеллажами с книгами, то хотя бы с высокими витыми с подсвечниками. Некоторые даже косились на диванчик с ножками в виде львиных лап. Но в присутствии короля им не то что сидеть, дышать страшно было.

Темно-каштановые пряди падали на лицо правителя, даже несмотря на то, что им полагалось бы лежать смирно под тяжестью венца. Глаза орехового цвета смотрели на окружающих хмуро, раздраженно. И не нужно было владеть всей информацией, чтобы понимать – король зол.

“Вот-вот сорвется!” – подумал Стейн. А усмирять королевский гнев Бенджамин не имел никакого желания. Там, в женском крыле, оставлена без присмотра Адалинда. Не то чтобы он предполагал покушение на эту деятельную особу. Но вполне вероятно, что несколько подлостей даме сердца королевского бастарда сделать успеют. А Стейн очень не любил, когда портили что-то, ему принадлежащее.

– Приветствую тебя, брат! – дождавшись, пока кабинет покинут все, кивнул Стейн. По-братски, а не как монарха приветствовал.

Король подарил ему усталый взгляд и заметно расслабился.

– Наконец-то. Думал, ты вечность будешь бродить черт знает где, – Стейн оставил эту реплику без комментариев, понимая, что брат не в духе и в комментариях не нуждается вовсе. – Идём быстрее!

На это Бенджамин удивлённо вскинул бровь. И король снизошёл до пояснений.

– Это… снова, – глухо сказал он, отведя взгляд.

И больше ничего говорить не нужно было. Стейн прекрасно понимал, о чем речь. Другое дело, что слишком рано. Слишком…

Короткий кивок, означавший, что любые слова сейчас не к месту.

Ричард щелкнул пальцами, прочитал слово-ключ, и стеллажи с книгами за его спиной растворились, открывая проход.

– Я не могу больше, – устало и глухо произнес он. – Давай ты сам.

Стейн тоже уже не выдерживал всего этого. Но… в отличие от брата, отказаться и уйти не мог.

– Сделаю все, что смогу, – пообещал он, коснувшись плеча брата.

И скрылся в темном переходе.

Адалинда Уинли

Если бы Освальду дали задание проводить экскурсии по дворцу, то он бы успешно его провалил. За все время нашего пути он не проронил ни слова. Время от времени оглядывался на меня, словно ждал, что я начну разговор, но, признаться, я и сама не представляла, что ему сказать. Да и стоит ли начинать эти ничего не значащие беседы?

В моем видении ситуации я являлась пред очи королевы, отмучивалась, вытерпев официальный прием, и забывала обо всем, как о ночном кошмаре. Но кто ж меня теперь в покое оставит? Мерзкий внутренний голос ехидно хихикал, справедливо напоминая, что я не юная послушница, чтобы верить в сказку. Да даже королевы прошлого с портретов смотрели на меня со снисхождением и какой-то жалостью. Точно что-то знали. Вот бы еще и рассказать могли…

Но они молчали, а я покорно брела следом за слугой, рассеянно разглядывая интерьер.

Женское крыло королевского дворца представляло собой эдакую смесь культурных традиций разных стилей и эпох. Причиной тому, вероятнее всего, было то, что король у нас наш, местный, а вот королевы иностранные. Подтверждение политических союзов династическими становилось обязанностью каждого нового не только монарха, но даже претендента на трон вот уже много сотен лет. Хоть тут Стейну повезло, он-то не претендент. Может прикрыться мной, чтобы к алтарю не затащили в политических целях.

Складывалось впечатление, что женщины везли из своего дома не только приданое, богатство, заверения в политической и военной поддержке, но и свою культуру и быт. Каждая новая правительница старалась переделать дом под себя, но и оставить память о предшественнице. Вот и получилось что-то такое… В глазах рябило от великолепия, честное слово.

– Прошу, миледи, – с поклоном распахнул двустворчатую дверь Освальд.

И слава Многоликому, а то я уже думала, он меня до глубокой ночи по коридорам с портретами королев водить собирается. Как этресманский пророк, водивший сыновей своих по лабиринту, пока не остался следовать за ним единственный, самый упрямый сын. Я подозреваю, что он на самом деле просто темноты боялся, вот и брел за стариком с лампой.

– Благодарю, – кивнула я.

И только вошла в покои, как слуга согнулся, пробормотал что-то нечленораздельное и испарился. Я даже выглянула в коридор, чтобы удостовериться, что не мелькает где-то его прямая, как доска, спина. Нет. Ходы здесь тайные, что ли?

Покои оказались размером где-то как наша со Сью квартира, выполнены в исключительно теплых светлых тонах. Правда, спальня одна, зато вместо привычной ванны – целый бассейн. Впечатляет. Просторная гостиная с огромными окнами и небольшим балконом-террасой блистала золотой отделкой, песочным бархатом и парчой. Если это гостевые комнаты, но стесняюсь даже представлять, что там у постоянных обитателей дворца творится. Боюсь, у меня даже фантазии не хватит.

И все в этих покоях хорошо было бы, если бы хоть какое-то блюдо с яблоками оставили на столе. Во-первых, при нервных стрессах мне просто необходимо было что-то грызть. А во-вторых, пока Сью надо мной колдовала, я смогла только один бутерброд с вяленым мясом сжевать. Я же не придворная птичка, чтобы три зернышка в день клевать. Помру на этом заказе. И никто, кроме дорогой подруги, не заплачет по мне.

Это и стало главным аргументом за то, чтобы отправляться искать прислугу. Но и шагу ступить не успела за порог, как стала свидетельницей интереснейшего разговора.

– Ты хоть понимаешь, что это для нас с тобой означает, Гвен? -– цедя слова сквозь зубы, вкрадчиво поинтересовался мужчина.

Стараясь не шуметь и не скрипеть дверью, я опасливо высунулась в коридор, чтобы не только слышать, но и видеть спорящих молодых людей. Судя по тону разговора, начался он не только что. Бледное личико белокурого воздушного создания, которое мужчина называл фамильярно – Гвен, уже опухло от слез, глаза покраснели, а худенькие плечики то опускались, то вздрагивали.