– Ты нас осуждаешь? – спросил лорд-шут, в то время как король произнёс с изрядной долей укора: – Рами, перестань.

– Нет. Не останавливай меня! – заспорил Рами. – Я хочу знать, что думает о нашей любви этот маленький девственник. – И потребовал у Ариэля: – Говори!

– Творящий такое не достоин не только короны, но и титула лорда. Ваши поступки оскорбляют честь ваших отцов, – сказал Ариэль, глядя в пол.

Он всё ещё стоял на коленях, но чувствовал себя как на рыночной площади балаганным шутом перед парочкой изгаляющихся в пошлых шуточках актёров, один из которых напялил на себя соломенный венец. Какой фарс, ужасно похожий на плохую шутку. Но разве король способен шутить так? Или позволять себе или другу унижать королевскую честь?

– Ты только посмотри на его скорбную мину! – воскликнул главный лицедей, когда второй повторил с большей строгостью: – Перестань уже.

Шут продолжал изгаляться, требовал ответы на всё новые и новые вопросы, но не получал ничего. Не произнеся больше ни слова, Ариэль поднялся на ноги и теперь стоял, глядя в пол, не желая даже взглядом касаться этих людей. Где-то там, далеко, глашатай шёл по улицам большого города, возвещая о королевской свадьбе: союзе двух альф-извращенцев и его, Ариэля, позоре. Боги, похоже, совсем отвернулись не только от него, но и от всей страны.

– Хватит уже, Рамиэль! – прозвучало по-настоящему зло, как вчера, перед тем, как Фер унизился до избиения беззащитного пленника.

Ариэль поднял голову, чтобы увидеть, как Рами, лорд-шут, по-дружески, будто большой мальчишка, толкает в плечо разъярённого Фера, своего сюзерена, и широко улыбается – ведёт себя точь-в-точь как нашкодивший сорванец.

– Да ладно тебе. – Рами засмеялся. – Было весело. Он поверил.

Фер покачал головой и одарил Ариэля пристальным взглядом.

– Мы друзья, – снизошёл он до объяснений.

– Почти братья, – подхватил Рами. – И всегда хотели породниться. – Улыбка стекла с его розовых губ, взгляд посуровел. – Но благодаря твоему отцу у меня больше нет свободных братьев-омег, а у Фера не осталось никого из родни. Так что будет вполне справедливо, что ты, его сын, первенец, альфа, своим телом возместишь наши потери. Больше чем справедливо – милостиво, милосердно по отношению к тебе. Всего один ребёнок вместо всех тех, кого мы потеряли. Это так мало.

Горло Ариэля болезненно сократилось. В сказанное он поверил немедленно, а вот страсть между этими мужчинами ему не удалось даже представить. Ладно ещё лорд Рами, он, кажется, в шутку мог бы провести время даже с козой, но милорд Фер выглядел холодней самого сильного мороза за последние тысячу лет. И его холодность представлялась Ариэлю самым лучшим его качеством.

Его догадку подтвердил и лорд-шут:

– Родишь, и будешь свободен. Если бы я решал, ты бы остался и родил нам и двоих, и троих, ходил бы с пузом до старости лет. Радуйся, принц, что решаю не я, и что Фер смотреть не может на твоё лицо.

Ариэль перевёл взгляд на невозмутимого короля.

– Зато сзади ты вполне ему нравишься, – лорду-шуту, похоже, нравилось лишать его всякой надежды. – А меня вполне устраивает твоё лицо. Мягкие губы. Да-а, меня всё в тебе устраивает.

Рами смотрел на него, как на жеребца на ярмарке, ноги, руки, лицо, ничто не избежало его пристального взгляда.

– Да, ты вполне ничего что спереди, что сзади.

Ариэль вдруг осознал, что находится в спальне, невдалеке от кровати, в компании двух мужчин, оба из которых уже фактически его супруги, и всё, что охраняет его невинность – короткая тонкая сорочка с кружевами и бесстрастное выражение на лице короля.

– До праздника начала зимы ещё больше недели, – напомнил Ариэль, сохраняя неподвижность, как бы ни хотелось сбежать.

– До свадьбы и твоего двадцатого дня рождения, – уточнил Фер. – К этому сроку ты станешь омегой. В первую брачную ночь ты должен зачать.

– И как это будет? – Ариэль постарался взять себя в руки. Он правда старался, но когда вместо строгого, невозмутимого, благословенно бесстрастного Фера со своими идиотскими шуточками влез проклятый пёс, когда усмехнулся, широко, блестя крупными белыми зубами, когда облизнулся быстрым розовым языком, когда подмигнул, поиграл бровями, Ариэль сорвался на крик: – Я с королём говорю!

При отце за такое неуважение сняли бы голову с плеч.

– О-о, – протянул Рами, – Фер, друг мой, поздравляю с победой. Наш упрямец признал тебя королём.

Униженный прозвучавшей правдой больше, чем всеми издевательствами пса, Ариэль беспомощно взглянул на Люцифера – тот даже бровью не повёл на слова друга. Тогда Ариэль повернулся к Рами, встретил его взгляд и не отводил его так долго, что глаза стали сухими, как присыпанными песком.

– За что вы так ненавидите меня? – сказал он, набрав воздуха в грудь. – Что я вам сделал? Перед богами и людьми вы собираетесь объявить меня своим супругом, вы хотите получить дитя от меня, зачем же вы унижаете меня, зачем насмешничаете, зачем притворяетесь хуже, чем вы есть?

– Притворяюсь хуже? – переспросил Рами без улыбки. Его глаза стали холодными, уголки губ ещё кривились, но сводящей с ума развесёлой улыбки на его лице больше не было.

– Вы любимы своими людьми. За вашей спиной они говорили о вас с большим уважением. Тот альфа, Толстячок, в субординации он ужасен, но человек с чистым сердцем, он жалел о вашем унижении в купальне, он просил вас уйти, чтобы сделать всё самому, чтобы вы не участвовали в недостойном занятии. Он, в отличие от меня, видел вас другим человеком, иначе бы так не беспокоился о вашей чести и душевном спокойствии. И вы избраны королём в супруги. Не за скабрезные шутки и глумление над беззащитным, я так полагаю.

Король негромко кашлянул, но Рами поднял руку, останавливая его – в который раз демонстрируя недостаток уважения к лицу, носящему высший титул в королевстве. Да даже если бы они были единоутробными братьями, он не имел права вести себя так. Ариэль решительно не понимал снисходительность Фера, но, раз тот позволял такую вольность без возражений – пошёл проторённой другим дорогой. Ариэль говорил, не спрашивая позволения короля, позволял себе кричать в присутствии королевской особы, он, зная, что делает, нарушал правила, хоть в этом находя крупицу мстительного удовлетворения.

– Ты думаешь, я притворяюсь? – спросил Рами.

– Я думаю, что вы решили сделать меня мишенью за испытанную когда-то боль, в которой вините моего отца. Даже если не упоминать о справедливости, это попросту глупо. Я лично не сделал вам ничего, и внутри себя вы это знаете. Глумление над невинным вас не исцелит. Но вы всё равно, как круглый дурак, мстите мне, унижая, смеясь надо мной. Но при этом вы унижаете ещё и себя. И тех, кто наделяет вас высоким званием друга и почти брата. Супруг короля не вправе вести себя так. Вы сын благородного лорда, вы должны были получить соответствующее воспитание. А вы ведёте себя…

– Как? – Рамиэль скрестил руки на груди, и Ариэль понял: его слова достигли цели.

– Как человек, забывший заветы отцов, своими поступками унижающими свой род. Как жестокий насмешник. Как шут. Как рычащий на привязи пёс, лишённый возможности укусить ненавистника и потому лающий очень громко.

Рами ударил его. Ладонью по лицу, как… как разгневанная приставаниями ухажёра девица. Правда била не женщина, так что Ариэль с обожённой хлёстким ударом щекой и звоном в ухе не удержался на ногах и упал на кровать.

– Рамиэль, – судя по всему, полным именем Люцифер называл приятеля лишь в особых случаях. – Думай, что делаешь.

Ариэль повернул голову к Феру, заговорил, оставаясь лежать в присутствии короля:

– Не останавливая его, не приказывая умалить пыл и держать язык на привязи, вы, господин, разрешаете это всё.

Он намеренно использовал обращение, которое вчера вечером король потребовал от него.

– И вы обманули меня. Я бы ни за что не дал согласия стать его мужем. Уж лучше с настоящей собакой, чем с ним.