— Целых пять по дороге, — ответил таможенник. — Но есть более короткий путь, если только мсье сможет его найти.

— Уж не хотите ли вы заставить мсье переправиться через реку? — вмешался хозяин.

— Почему бы и нет? Это сократит его путь на добрую лигу.

— Боже мой, это небезопасно для незнакомца, особенно после наступления сумерек!

— Абсолютно безопасно, мэтр Пьер! Во время отлива там так же безопасно, как на дороге, — презрительно ответил другой. — Послушайте, мсье. Примерно в пяти километрах от Сент-Анджели река Эйр впадает в море. Эйр — узкая река, какой вы видите ее здесь — узкая и глубокая; но там она становится широкой и мелкой; шире, чем Сена в Париже. Так вот, мсье, примерно в четырех километрах отсюда и примерно за час до того, как вы достигнете устья Эйра, вы окажетесь в месте, которое называется Брод. Это всего лишь рукав реки — на самом деле плес, который при высокой воде превращается в глубокий поток, через который вам пришлось бы переправляться по мосту в Крейи, если бы вы ехали по большой дороге; но который, если поедете по берегу, вы сможете пересечь с необыкновенной легкостью во время отлива. Там нет никакой опасности, мсье, поверьте мне на слово, и это сокращает расстояние, по крайней мере, на лигу.

— Мсье, лучше бы вам этого не делать, — сказал хозяин «Белой Лошади».

— Нет, я не боюсь попытаться это сделать, если только смогу найти дорогу, — ответил я. — Моя лошадь уже не свежая, а лига есть лига.

— Мсье не может заблудиться, — сказал таможенный чиновник. — Вы едете прямо и сворачиваете на первую дорогу налево возле церкви. Следуйте по этой дороге, пока не доедете до аллеи, ведущей к маленькой гостинице под названием «Бон Кристоф», а затем попросите любого показать вам лучшее место для переправы. Дом стоит как раз на краю Брода, и в поле зрения устья Эйра. В сумерки на таможенной станции на противоположной стороне всегда горит свет.

— Тысяча благодарностей, — сказал я, запрыгивая в свою двуколку и беря вожжи. — Вы совершенно уверены, что прилив закончится?

— Сейчас отлив, — ответил таможенник, доставая часы, — прилив начнется только в десять минут пятого. Но даже если бы он уже начался, мсье все равно успел бы вовремя, потому что залив заполняется только ко время окончания прилива. Мсье придется проехать более четверти мили по илистому дну. Он испачкает свои колеса — только и всего!

— Я не боюсь этого несчастья, — сказал я, смеясь. — Прощайте, джентльмены. И пусть мы скоро встретимся снова, чтобы поболтать по-дружески еще за одной бутылкой бордо мэтра Пьера!

С этими словами, обилием поклонов, прощаний и добрых пожеланий мы расстались; я уехал быстрым шагом, который заставил жителей Сент-Анжели-сюр-Эйра подойти к окнам, когда я проезжал мимо, а друзей из «Белой Лошади» столпиться у порога этой приличной маленькой гостиницы, чтобы оказать честь моему отъезду.

Я довольно легко нашел дорогу и свернул налево возле церкви, в соответствии с полученными указаниями. Это была отнюдь не приятная поездка. День был пасмурный и дождливый; дорога была неровной; серый морской туман сгущался; ветер был пронизывающе холодным. Расстояние тоже оказалось большим, чем я ожидал, а из-за плохого состояния дороги я был вынужден ехать очень медленно. Тем временем туман продолжал сгущаться, а свет угасать, так что к тому времени, когда я добрался до аллеи, уже почти стемнело. Аллея также была неровной, как вспаханное поле, и мокрой, как пруд, с камнями, о которые спотыкалась лошадь, и колеями, в которые проваливались колеса едва ли не на каждом ярде. Какой бы плохой ни была прежняя дорога, эта оказалась гораздо хуже. Однако поворачивать назад было уже слишком поздно, поэтому я спешился, повел свою лошадь и попытался извлечь максимум пользы из своего положения. Вскоре аллея закончилась широким пустырем, посреди которого я увидел темные очертания дома и мерцание освещенного окна. Решив, что это, должно быть, трактир «Бон Кристоф», я сразу же повернул свою лошадь в том направлении и повел ее, насколько мог, по неровной поверхности. Когда я приблизился к дому, то услышал голоса; но только приблизившись на ярд или два к воротам, я смог различить фигуры двух разговаривавших мужчин.

— Привет! — сказал я. — Это гостиница «Бон Кристоф»?

— Так оно и есть, мсье, и я хозяин, к услугам мсье, — ответил тот, что пониже ростом, выходя вперед и придерживая ворота открытыми. — Не соблаговолит ли мсье войти? У нас отличные кровати, хорошая конюшня, все условия для путешественников!

— Спасибо, но я только хочу, чтобы меня направили в лучшее место, где я мог бы переправиться. Я полагаю, прилив уже начался?

— Да, мсье, прилив начался, то есть вот-вот начнется, — разочарованно ответил хозяин.

— И я смогу безопасно пересечь реку?

Хозяин заколебался.

— Потому что, если нет, — добавил я, подозревая, что он удержал бы меня, если бы мог, — я немедленно поеду обратно в Сент-Анжели-сюр-Эйр и переночую в «Белой Лошади».

— Достаточно безопасно, — резко сказал более высокий мужчина.

— О да, достаточно безопасно, — повторил хозяин. — Мсье необходимо только ехать прямо на огни у таможенной станции. Он не может ошибиться.

— Тогда не будете ли вы так любезны, прислать кого-нибудь, чтобы указать мне правильный путь?

— Конечно, мсье, я позову…

— Не нужно никого звать, — вмешался другой. — Я направляюсь как раз туда. Следуйте за мной. Спокойной ночи, друг Коллет.

— Спокойной ночи, Франсуа, — несколько угрюмо ответил хозяин. — Не забудьте объяснить мсье разницу между двумя огнями.

— Ба! Вы что, принимаете меня за дурака?

Сказав это, мой проводник поспешно двинулся вперед, и я последовал за ним. Было слишком темно, чтобы отчетливо разглядеть его черты; но что-то в его росте, в походке, в тоне его голоса показалось мне не совсем незнакомым. Затем его имя — хозяин назвал его Франсуа. Не Франсуа ли звали того старого солдата, которого я видел три часа назад в общем зале «Белой Лошади»? Вполне возможно, что это мог быть тот же самый человек. Чем больше я думал об этом, тем больше в этом убеждался. Но что, если бы он им и оказался? Стоило ли упоминать о скандале, произошедшем днем? Конечно, нет. Он, казалось, не узнал меня, а упоминание могло привести только к новой ссоре. Поэтому я счел за лучшее промолчать. Эти мысли промелькнули у меня в голове за меньшее время, чем требуется, чтобы их изложить. Как только я пришел к своему решению, я обнаружил, что мы спускаемся по песчаному склону, за которым, как мне показалось, лежала широкая полоса грязи и гальки. Далеко за этой пустошью, смутно видневшейся сквозь туман, и, по-видимому, примерно в полумиле друг от друга, мерцали два огонька, один красный, другой белый. Мой проводник внезапно остановился.

— Вуаля, — сказал он. — Там два маяка — один на борту сторожевого корабля в устье Эйра, другой на таможенной станции. Вы их видите?

— Да, я ясно вижу и тот, и другой.

— Тогда поезжайте прямо на красный.

— Спасибо. Дно достаточно ровное? Или лошадь нужно вести?

— Нет, здесь все ровное. Ничего, кроме грязи и песка.

— Еще раз спасибо, друг мой. Спокойной ночи.

Он ничего не ответил, но повернулся и зашагал прочь, тяжело и быстро, в темноту.

Я запрыгнул в коляску, обернул колени пледом, закурил сигару, пристально посмотрел на красный свет и поехал вперед. В следующее мгновение колеса сошли с покрытого галькой склона, и мы плавно и бесшумно поехали вдоль русла плеса. Мы двигались довольно легко. Дно, хотя и с несколько податливой поверхностью, было достаточно твердым в дюйме под ней; маленькие лужицы, через которые мы время от времени проезжали, или раковины, которые иногда хрустели под колесами, не создавали препятствий для нашего продвижения.

Воздух был свежим и соленым, с приятным ароматом моря; в конце концов, было даже что-то волнующее в том, чтобы ехать на этот красный свет и помнить, что еще несколько часов, и там, где я еду, будет глубокая вода.