Фехтование вряд ли было сильным предметом у Антуана, который получал свои «превосходно» совсем за другие навыки. Хаук играл с ним, как с котенком и мог бы одержать уже десять побед, но не хотел, чтобы происходящее заканчивалось слишком скоро. Когда Антуану надоело выглядеть дураком, он попросту откинул меч и кинулся на Хаука с кулаками. Его красивое лицо горело огнем настоящей ненависти и Хаук понял, что тот никогда по-настоящему не одерживал унизительных поражений.

С каким лицом Антуан наблюдал, как Хаук клонится к ногам короля, а затем и за его падением, и вовсе не думал, что может оказаться в слабой позиции перед этим самым презираемым варваром. Дрался Антуан намного лучше, чем фехтовал, но даже в рукопашном бою не мог пробить твердокаменную защиту Хаука. И оттого злился, что лишало его последней выдержки и, соответственно, наблюдательности.

В итоге он пропустил короткий удар в нос и устроил настоящую истерику, увидев на пальцах кровь. Эдит подбежала к ним, но быстро успокоилась, когда к лицу Антуана приложили платок, на котором красовалось едва ли пару капель.

– Вы сломали мне нос, Арнбранд! – заявил он, позабыв о спарринге. – Как вы посмели?!

– Едва ли ваш нос сломан, я бил в четверть силы, подождите минут десять и все пройдет.

– О, нет! Вы все испортили, вы об этом пожалеете, Арнбранд! Я все расскажу королю! Вы ответите!

Хаук ушам своим не верил.

– Расскажете, королю как не одержали победу в спарринге и едва не расплакались из-за капли крови?

– Не ерничайте, это вам не идет, – Антуан окатил взглядом альф, обступивших их в импровизированный круг, в поисках поддержки, но так ее и не получив, зарычал и помчался в замок, драматично прикладывая платок к носу.

Хаук решил ретироваться в угол, чтобы никто больше не счел себя оскорбленным его присутствием, но в одиночестве не остался. Небольшая свора разгоряченных альф обступила его со всех сторон в желании завязать разговор. Они закидали его своими вопросами и разрозненными репликами:

– Хорошо вы его отделали, Арнбранд… Теперь Антуан будет знать, как воротить носом!

– Это тхиенская школа фехтования?..

– А вы помните своего отца, принца Валентина, это он вас научил драться? Говорят, он был искусным воином…

– Правду рассказывают про гаремы?..

– Тхиенцы все такие высокие?

Эдит разогнала их, едва лязгнув мечом. Хаук был немного шокирован поведением молодых альф, а уж тем более спектаклем Антуана. Неужели Бастиль вмешивается во внутренние отношения фаворитов? Они были похожи на наложников в гареме отца: клокочущие, энергичные и полные жизни, бьющей через край. Вальгард никогда не лез в гаремные свары, даже когда дело доходило до смертоубийства. Так или иначе выживает всегда сильнейший.

– Ну и как вам дышится, Арнбранд, хотите обратно? – спросила Эдит с издевкой.

Хаук проигнорировал ее недоброжелательность.

– Нет.

– Тогда почему вы жметесь в углу, как испуганный пес?

*ярд – уважительное обращение в Тхиене.

***

Хаук понял, что она не оставит его в покое. Поэтому пошел к снарядам, в твердом намерении размяться, и понял, что совсем не все альфы на полигоне омерзительно юны. Но старшие относились к Хауку совсем не так радужно и восторженно. Разглядывая его, словно жука под толстой линзой. Один альфа даже вызвал его на тренировочный поединок, но сражался достойно и без издевок, сосредоточившись на собственной технике боя. Хаук снова одержал победу, но это была приятная победа, полученная путем приложенных усилий.

– Благодарю за поединок, – вежливо проговорил тот в завершение. И Хаук решил, что на вид ему лет тридцать, не меньше. Альфа был хорош собой, но далеко не слащавой красотой, которая была популярна при дворе: атлетически сложен, высок и явно не глуп. – Надеюсь повторить и все же одержать победу. Меня зовут – Оливье, мой отец – герцог Оберон.

Хаук уже знал, что при дворцовом представлении альфа обязан называть из какого омежьего рода происходит. Омега-отец и был главой рода, а следовательно, самым значимым членом семьи, также учитывался порядок рождения, поскольку за старшими детьми давали более существенное приданное в случае брака. Разрешение на который тоже нужно было получать у главенствующего в роду – самого старшего омеги. Несмотря на то, что короли предпочитали не связывать себя узами брака, при дворе вступали в него весьма охотно, используя подобные узы в целях разделения ресурсов.

Бал Дебютантов каждый год являлся главным событием сезона и призом в нем выступало то, что король всегда выбирал нового фаворита из новопредставленных альф, прошедших обучение у маркиза Орно или другого не менее престижного воспитателя. Так что взошедшая звезда Антуана не могла быть вечной.

– Вы хороший фехтовальщик, – похвалил Оливье.

– Меня учили не фехтовать, а драться на мечах. И это было не в шутку.

– Поверьте, весь двор наслышан о ваших тхиенских подвигах, Арнбранд, – хмыкнул он, совсем не обидевшись. – То, как вы убивали иосмерийских воинов, не желая брать в плен, всех поражало кровожадностью и одновременным милосердием. Почему вы не завели гарем? Я слышал в Тхиене у каждого двадцатилетнего альфы, уже побывавшего на поле боя, он есть.

– Интерес иосмерийцев к моей половой жизни безмерно льстит, – не ответил на вопрос Хаук, начиная раздражаться. Намек на то, что он щадил иосмерийских омег – убивая их, царапнул по больному.

– Драчки, совокупления и сплетни – это в принципе все темы, которые звучат в здешнем тесном обществе, – бесстрастно сообщил Оливье. – Так что привыкайте к подобным вопросам в среде альф. Повезет, если вы найдете хотя бы одного собеседника, желающего поболтать о политике, большинство интересуется совершенно другим…

– А вы такой собеседник?

Оливье не скрыл улыбку.

– Я могу поддержать любую тему, но ваша охранница так свирепо на меня смотрит, что думаю не стоит вам надоедать, – он сделал шаг назад, но неторопливо, словно хотел, чтобы его удержали от ухода. И Хаук не устоял.

– Эдит так смотрит на всех, не обращайте внимания.

Оливье нерешительно притормозил.

– Вас будут представлять ко двору? – спросил он, делая вид, что примеряется к снаряду.

– Когда-нибудь, возможно, пока же я пленник собственной спальни.

– Вами занимается маркиз Орно, а он определенная величина в дворцовых кругах.

Хауку стало интересно. Маркиз говорил, что замужем и лично знал принца Валентина, но больше информации о себе не дал, да и вряд ли когда-либо собирался. Хаук же был для него как открытая книга, казалось, маркиз ведал о каждом его вдохе.

– И каково же влияние маркиза?

– Практически безмерное в плане доверия короля, будучи молочным братом принца Валентина, еще во времена короля Фабьена его карьера летела в гору со стремительностью молнии. Трагедия сблизила маркиза Орно с королем Камилом, а после и с новонареченным королем Бастилем.

Хауку показалось, что он ослышался.

– Молочным… кем?

– Молочным братом. Их выпаивала во младенчестве одна женщина, омеги, как вам известно не имеют молока. При дворе это частая история. Самое смешное, что женщина, которая выкормила их теперь занимает место в Совете – графиня Соланж. Она уже в преклонном возрасте, но ее ум так же остер, как и полвека назад…

– Ах, да, – растерялся Хаук. Голова взрывалась от многообразия иосмерийского двора. – Маркиз мне рассказывал о женщинах в Совете. А вы? Дебютировали?

– Десять лет назад и весьма успешно, я даже состоял в браке, но мой омега умер родами. – Оливье смотрел куда-то в сторону, когда упомянул об этом. Смерть родами была одной из самых частых причин гибели омег и женщин, но в Тхиене к этому относились с определенным равнодушием.

Хаук даже не знал, как отреагировать на данное признание и не прослыть животным.

– Соболезную. Король Камил ведь оказался в таком же положении?

– Король потерял голову, а вместе с ней и жизнь… – тихо ответил Оливье. – Его любовник до сих пор находится при дворе, видимо, король Бастиль держит его в пределах взгляда для того, чтобы помнить об ошибках отца.