Успокоившись, принимаю решение уехать к Тошке, сидеть здесь и ждать окончательных слов, смысла нет. Вытираю сперму между ног поднятым с пола полотенцем, одеваюсь и достаю сумку, наполовину заполненную вещами. Остаётся сложить туда средства личной гигиены, трусики, висящие на батареи, и тапочки, находящиеся на ногах. Дан застаёт меня за упаковкой тапок в пакет и размазыванием соплей по щекам.

– Не понял? – выдаёт, стоя в двери с букетом роз и бумажным пакетом из ювелирного магазина. – Ты куда собралась?

– К Тошке, – заикаюсь, сдерживая поток истерии.

– К какой Тошке?! Ты что надумала?! – он в три шага добирается до меня и встряхивает за плечи. – Я ненадолго отъехал, а ты чёрте чем занимаешься!

– Я думала, ты меня бросил, – заныла, пряча за волосами лицо. – Ты ушёл, ничего не сказал.

– Прости малыш. Я разозлился. Мне надо было остыть. Не плачь. Прости меня, – он прижимает меня к себе, с каждым словом сдавливая сильнее, и мне становиться легко и хорошо. Я не безразлична ему. Он меня не бросил.

Успокоение переходит в нежный, неторопливый секс, стирающий последние слёзы и дающий надежду на будущее. Скорее всего, будет сложно, но мы попробуем. Питер не так далеко от Москвы, можно видеться пару раз в месяц.

Мы лежим в обнимку, и я любуюсь тонким браслетом на руке, подаренным после близости Даней. Он переливается в свете девяти ламп, горящих под потолком, и отбрасывает яркие блики на мою кожу.

– Нравится? – второй раз спрашивает Дан.

– Очень. Спасибо, – целую его в ключицу, прихватывая кожу губами.

– Малыш, – урчит от моих касаний языком. – Хочешь ещё раунд?

– Нет, – отстраняюсь и занимаю законное место на плече. – Ещё раз, и не смогу свести ноги.

– Это хорошо, – опускает руку и сжимает ягодицу. – Будешь долго вспоминать в своей культурной столице московский трах.

Посидеть с Тошкой не удаётся. Утренний забег, перешедший в дневной заплыв, оставляет время только заехать за передачкой и нестись на вокзал. На перроне слёзы прорывают блокаду, и я заливаю ими чёрную футболку, так идущую Дане.

– Ну чего ты, малыш? Я обязательно приеду. Сейчас разгребу дела, и на недельку к тебе, а там решим, кто и когда будет в гости приезжать. Семьсот километров всего, – Дан гладит меня по спине, чмокает в волосы и крепко сжимает в руках, а я никак не могу от него отцепиться. Кажется, отпущу, и он пропадёт.

Кондуктор командным голосом объявляет посадку, торопит прощающихся и, с укором, смотрит на нас, а я висну, как мартышка, и не могу справиться со слезами. Не так я думала прощаться с ним. Хотела поцеловать, погладить по груди, развернуться и, виляя бёдрами, растаять в вагоне, рыдая после этого на своей полке.

Даня с трудом вползает со мной и с сумками в вагон, обещая недовольной женщине запихнуть меня на полку и немедленно выйти, что и делает, оставляя последний поцелуй и гарантируя скорую встречу, и я верю. Я всегда ему верю.

Поезд трогается, и я вцепляюсь в полку, чтобы не побежать к нему, не выскочить обратно на перрон. Так и лежу треть пути, пока руки не начинают ныть от онемения. Это сейчас тяжело, успокаиваю себя. Родные стены, друзья, подготовка к учебному году. Я справлюсь. Тем более Даня приедет. Он обещал.

В полночь меня встречает папа и радостно сообщает, что две недели я поживу одна.

– Удалось достать горящие путёвки в Грецию, завтра с мамкой улетаем, – делится, довольно улыбаясь. – Тебя оставляем за старшую. Ты ведь уже самостоятельная.

– Не волнуйся, пап. Фаню накормлю, цветы полью, квартиру не сожгу, – устало отвечаю, уставившись в окно.

– Устала с дороги, – замечает папа. – Ничего. Сейчас приедем, спать ляжешь и отдохнёшь. Самолёт у нас в семь, так что будить тебя не будем.

Дома обнимаю маму, говорю, что рада за них, что надо отдыхать, и иду в свою комнату. На кровать падаю в чём есть, принюхиваюсь к майке, улавливаю его запах и скулю в подушку, сжимая зубами кулак.

Мария

Утро лёгким не бывает. Для меня это утро, первое без Дани, даётся тяжело. Чтобы я не делала, зависаю, вспоминая наши дни, наполненные близостью и любовью. С моей стороны искренней любовью. Беру телефон и печатаю короткий текст:

«Доброе утро)»

Жду двадцать минут и не получаю ответа. Наверное, отсыпается после бессонных ночей. Я тоже хочу отоспаться, но болезненное давление в груди не даёт спать. Закрываю глаза и мучительно думаю о нём, вижу его, чувствую его запах.

Стараюсь себя занять делами, разбираю сумку, стираю, убираюсь в квартире, но мысли занимаются очень плохо. Теперь я знаю, что чувствовала Ленка, когда Артём после школы ушёл в армию. Она тогда плакала, не ела, не спала, перестала общаться с друзьями, а я считала её слабой. Теперь слабая я. Ленку мы потеряли, как только Артём вернулся через год с новой девкой, висевшей у него на руке. Этот подонок мурыжил Ленку до последнего, писал письма, звонил, слал смс, а сам готовил подлянку, бегая в увал к местной бабе. Результат оказался плачевным. Баба залетела, а Ленка наглоталась таблеток в день свадьбы Артёма. Никто такого не ожидал. Если бы знали, что задумала Ленка… Потом раскрылся обман с ложной беременностью, последовал скандал, развод, а Ленку уже не вернуть.

Три часа дня, Данька молчит. Получила сообщение от родителей: «Долетели, разместились, всё хорошо». Повезло, что родители уехали отдыхать и не видят меня такой. Мама кишки бы на кулак наматывала, пока не вытянула всё из меня. Сейчас никто не мешает смотреть в чёрный экран телефона и ждать, когда тот оживёт. От вибрации и звонка в руке подскакиваю на месте. Время пять вечера. Это как меня отключило. Принимаю вызов и собираю в кучу свою кашу в голове.

– Маха! Привет! Я всё знаю, – кричит трубка голосом Арины.

– Что знаешь? – испуганно озираюсь и шарю глазами по стенам и потолку, ища камеры слежения.

– Ты вернулась, родаки твои улетели, так что от клуба отвертеться не получится, – продолжает громко фонить трубка.

– Не хочу, Ариш. Устала, – сил нет, хочется зарыться под одеяло и жалеть себя долго и много.

– Ничего не знаю. Заеду за тобой в девять. Попробуй не соберись, выволоку в чём есть, – предупреждает и отключается.

Тяну занемевшую от долгого сидения спину и иду в ванную. Спорить с Аришкой бесполезно. Она чокнутая, и может вытащить из дома даже в трусах, а не пустишь, всех соседей на уши поставит. Приняв душ, пытаюсь съесть творожок. Больше сегодня ничего не лезет. Снова смотрю на заснувший экран, и в груди режет ножом. Звонить и навязываться не хочу, поэтому откладываю телефон и привожу себя в порядок. Дудочки, короткий топ, босоножки на шпильке, для скромности лёгкая куртка и гулька на макушке. На макияж времени и желания нет, обхожусь тушью и бесцветным блеском для губ. Последние штрихи, и тишину квартиры разрывает звонок. Бегу, задевая косяки, надеясь, что это Дан.

– Жду у подъезда. Спускайся, – не Дан. Аришка.

Ариша с Дэном и Севой прыгают вокруг машины, нетерпеливо поглядывая на подъезд. Выхожу, и сразу попадаю в шумный салон. В руке появляется бутылка пива, музыка бьёт басами, а Аришка фальшиво подпевает зарубежной попсе. Вываливаемся у Малины, где встречаем основной костяк институтской компании. Моё появление вызывает фурор, так как в клубы я не ходок. Смешно сказать, но папа не отпускает. Не считая выпускного, это моя первая вылазка в «вертеп разврата».

Сева обхватывает меня за талию и втаскивает в полутёмное, грохочущее помещение. Музыка и гам давят на уши, горячий воздух не насыщает, а сжигает остатки кислорода в лёгких, от желания убежать колет ступни, но я послушно передвигаю ногами к свободным столам. Передо мной стоит коктейль, мелькают руки и улыбки, Аришка дёргает на танцпол, и я пытаюсь влиться в общее веселье. То ли я не правильная, то ли оставила себя в Москве, но влиться в веселье не получается. На танцполе изображаю столб, пока вокруг меня прыгают Ариша с Дэном, единственный коктейль стоит, смешиваясь с тающим льдом. Зачем согласилась пойти? Не моё это. Сижу только, порчу всем настроение.