Мария

Я сижу в летнем кафе и жду его, самого лучшего мужчину в мире. Он красив до зуда в пальцах, до тесного дыхания в груди, до феерического помутнения в голове. Когда я поняла, что влюбилась до беспамятства? Как только увидела его в полицейском участке, придя писать заявление. Глупо всё произошло.

Приехала к Тошке на летние каникулы развлечься и, хоть чуть-чуть, снизить градус родительского контроля. Все едут отдохнуть на море, в тёплые страны, а я, дурёха, погналась за московским, загазованным воздухом.

– Питерской вони не хватает? – ворчал отец, развалившись на диване и буравя меня из-под бровей. – Московского смрада решила в лёгкие набрать?

Решила. И не в воздухе дело. Удавка надоела. Двадцать один год, а поводок удлиняется только до университетской двери. Смешно, аж плакать хочется. С Нового года канючила, дула губы, уговаривала ослабить контроль, отпустить в столицу, дать немного самостоятельности.

– Закончишь год на пятёрки – отпущу, – брякнул на свою голову отец, не веря в мои способности.

А чего в них верить. Школьный аттестат пятёрками не блещет, первая сессия пестрит трояками. Я и в институт после школы не попала, по ЕГЭ не прошла. Пришлось пересдавать, чтобы на платку хоть взяли. Пересдала. Со второго раза, но пересдала. Упёртостью своей выгрызла средненький бал, чего отец не учёл, озвучивая цену моей свободы. Ох. Папа, папа. Пришлось ему, скрепя челюстью, отпустить единственную доченьку в «вертеп разврата и безнаказанности». Мужик слово дал, мужик обратно забрать не может. А папа всегда был настоящим мужиком. Поэтому мама за него замуж вышла. Всегда говорила, что настоящий мужик – редкий и ценный экземпляр. Его надо сковородой по голове и в норку тащить. Вот и я нашла свой редкий экземпляр, серьёзный, суровый и такой мужественный, что рот слюной наполняется, глядя на него.

Это так, лирика, а наша встреча была запоминающаяся. Я с утра осматривала красоты Москвы, погуляла по Арбату, прошлась по старым улочкам мегаполиса, находилась до ломоты в ногах и головокружения от запаха плавящегося асфальта. Мороженое пришлось кстати, как и скамеечки в сквере под тенью разлапистых деревьев. Расслабилась, рюкзак стянула, бросила рядом и глаза закрыла, смакую ванильную сладость. Так и просрала свои документы и наличность, сунутую в рюкзак.

Наверное, это судьба. Как ещё я могла встретить своего мужчину. Отделение полиции встретило недружелюбной вонью пота и перегара. Первый раз оказалась в таком месте и сразу столько негативных эмоций. Злой дежурный с потной рожей и сальными волосами, бубнящий себе под нос про распиздяйство заезжих кошёлок, скользкий следователь, вытирающий жирные руки после курицы и шарящий мелкими глазёнками по груди во время опроса. Из кабинета выходила облапанная взглядами, как из свинарника выбиралась. Так торопилась покинуть пропахнувшее курятиной помещение, что зацепилась мыском за порожек и вылетела вперёд головой, приземляясь на четвереньки. Удачно приземлилась. В ноги своего красавца, сурово сдвинувшего брови и смотрящего на зону копчика, выглянувшего из слегка сползших от падения штанов. Копчик у меня красивый, с набитой бабочкой на выпускном. Кто-то в этот день пил по-чёрному и предавался утехам в тёмных аллеях, а мне, в честь первого дня свободы, Колька бил тату, которую я до сих пор прячу от родителей.

Так и стояли: я на карачках, с оттопыренной попой и бабочкой в полёте, а он – замёрзший на этой бабочке, пытающейся поднять мою пятую точку вверх. Я как глаза подняла, так тоже застыла. Тёмные волосы с взлохмаченной чёлкой, чёрные глаза с чертями в зрачках, брови в разлёт, живущие своей жизнью, и наглая ухмылка на жёстких губах. Из утопающего транса вывел следователь, споткнувшийся и перелетевший через меня, матерясь, как уголовник.

– Блядь! Что раскорячилась здесь, дура! Чтоб тебя… пи-пи-пи-пи…

– Заткнись, Карп, – рыкнул на него мой красавчик, поднимая меня за шкирку. – Совсем девчонку запугал. Ты как, малыш?

– Нормально, – проблеяла, не узнав свой голос и покраснев до самого копчика.

– Подожди меня на выходе, – чуть подтолкнул к двери, касаясь пальцами порхающей бабочки. – Скоро освобожусь.

Подхватил под локоть Карпа и впихнул его в кабинет, а я заторможенно пошла на выход, задержавшись немного у сального дежурного.

– Это кто? – осмелилась спросить, указывая рукой на закрывшуюся дверь

– Ворон, охотник за головами, – хмыкнул дежурный и причмокнул рыхлыми губами. – Похоже, не только за головами, – с оттяжкой провёл глазами от лица до груди, обтянутой белой майкой.

От его взгляда выскочила из отделения, как пуля, и села на лавку, приводя дыхание в потребный вид. Желание вернуться к Тошке и помыться, соперничало с желанием дождаться красавчика. Пока спорила с собой, мой охотник вышел.

– Скучаешь? – подсел рядом и протянул справку об утери документов. – Паспорт вряд ли найдут, а с этим передвигаться безопаснее. Голодная?

Я кивнула, а он взял меня за руку и повёл в кафе. Так и завязались наши отношения с Данилой Вороновым, частным детективом и охотником за преступниками.

Сегодня четвёртое свидание, и я, наконец, решила расстаться со своей невинностью. Тошка стебёт, обзывает нафталиновой девственницей, поросшей паутиной, а я ждала его, своего редкого и ценного экземпляра. Вчера готовилась весь день. Сходила на эпиляцию интимной зоны, всё так же по совету Тошки. Она в Москве давно, знает вкусы столичных мужчин, так что теперь я там непривычно голенькая с тонкой полоской вдоль лобка. Представляю, как Даня запустит туда руку, пройдётся по бархатистой кожице, заурчит, как котяра и…

– Привет, малыш. Давно ждёшь? – Даня стянул меня со стула и мазнул обещающим поцелуем по губам, запуская бабочку на копчике и её подружек в животе. – Прости. Немного задержался.

Его голос понижается после поцелуя, переходя на рычащий хрип, а я теку от вибрации в груди, вторящей его сиплому рычанию. Мы поздно обедаем, или рано ужинаем, а затем он берёт меня за руку и молча ведёт в машину. Его взгляд без слов говорит, что он хочет со мной сделать, а моя бабочка давит на копчик, подгоняя и заставляя активнее перебирать ногами. Мы также, молча, едем по раскалённым улицам города, боясь спугнуть обещание жаркой ночи, повисшее в салоне автомобиля.

Воздух в лифте накаляется, с болью проникая в лёгкие, и я вижу, как потрясывает от напряжения его руки. Он сдерживается из последних сил и срывается, толкнув в квартиру и захлопнув в дверь. Разворачивает к себе спиной, стягивает топ и джинсовую юбку, оставляя меня в белье и босоножках.

– Я мечтал об этом с того дня, как увидел тебя на четвереньках, – шепчет, дотрагиваясь кончиками пальцев к крыльям.

Я чувствую горячее дыхание, губы и язык, очерчивающий контуры татушки, и содрогаюсь крупной дрожью, с трудом удерживаясь на ногах. С каждым касанием к коже, с каждым шумным вдохом, его руки сильнее сжимают мои бёдра, жадно шаря по животу, оглаживая ягодицы и спуская трусики танго, освобождая для умелых пальцев доступ к сокровенному. Не поднимаясь с коленей, разворачивает и зависает на гладком лобке, ведя по полоске вниз. Я плавлюсь под почерневшим взглядом, и в тоже время мне стыдно от своей наготы. С силой сдерживаю руки, чтобы не закрыть, не спрятать то, что берегла для него.

– Бля… Ты такая красивая, – он, не отрываясь, раздвигает половые губки и размазывает пальцем соки, постыдно вытекающие из меня. Я дёргаюсь от откровенной ласки, пытаюсь свести ноги, но он удерживает меня на месте и поднимает глаза, залитые голодом и похотью. – Я только попробую, малыш. Тебе понравится.

Меня простреливает от его языка, осторожно исследующего складочки, от шевеления ноздрей, вдыхающих моё возбуждение, от утробного урчания, отдающего в живот. Я облокачиваюсь на стену, потому что ноги ватные от напряжения, и издаю протяжный стон, подаваясь бёдрами вперёд к таким ошеломляющим ласкам.