Обо́г от вети Вете – и ветера трель умолкла у ног Чёрных и чёрствых уже зе́ми. И мелее и ле́са ство́лы и мох. И мог субботний Бог зажечь своё семь. Дево! волосы, веть и твете — И ночо отдождье даждь паро Слав. Со лавой ледя́ной истлейте Олетье – и трепь и трупы трав. Говор? ров вороной – бесснежий И нежное ше́пто расте́нь. Раз-тень – и месяце облык медвежий Влакёт – тело на стены. Девонько – оконвою твоею богат я, обого. О, горнее него всего, веселие миира рябого! 18–IX – 1–X – 920 Евпатория. Утро, предввечерь Пред морем мор
Лодь, = дол до льда, = грохот Ветров – рёв ве́рьвья и вербо бурь. Рубахи, рубахи коротких холк Волн – и соолнце мутные жмури. И холодная моолнья жжёт Живот вооспухшего пска. Пе́сче, с чем твоё тело живёт? – Травы́ огромадные вставы. Люююбовь! и бровь воробьиной ночи́ И гу! чугу́ не накипевшего моря. О, рябь и мир в черепках – но чин Вееетров и рва травы – а, выя мора. 23–24 IX. 920 Евпатория Ночь, утро «И вечрь чермные темони…» И вечрь чермные темони И оутро гулкое гола! Голые дре́ва – вёдро! но чтём коня О нас осыпающее мглою. Сырь – но рыхлые древа на ножках Ооожг!! – или жёлтый иль чермный сполох. Илохани охальные дрожи Жор чёрный взлили а по́ ноги. Но утрье! – рдей и тепло Оцвет неба и бае растень. Растекается сток, о, вётлы, О, вербо, купы об осени стены. Стеня дивовечко взгурт О утре телом поёт – Поемлем бурно Арс осенний, поэты! 3 X/16 X – 920 Взем зиму Хо! Лодь – отлетая от льда летит Тления тень, синея, о золото! В золы, в голые логии лета титлы, В твой голубой и горозный холст-холод. Дологи, о, гибельные струи У рта – а, трубы нёба, не бай, – молк. К дому льда приготовьтесь струги, Белый, лебедями, лебедями взвейсь полк. И запоём поёмный луг — Гу! угрызённое холодом море. И гром моряной явь новый дух — Худощавый у́дых лемурий. 28/X. 920 «Со ревом: севере!! и хлынуло о ложь…» Со ревом: севере!! и хлынуло о ложь Жоолтые и красные звёзд въезды. Бесы ли, боги? а гибни от гула моло́жих, Их жолоб полный журчаль, зачиная невесть где. И стрельцов во целованный пулями рост Встречая речами – и меч и мечту, Мечись и сечи гулом радостный рот – Народе! чтоб в отдыхе течь тут И моло́жая жолть и краснь – заздравствуйте дюже, Чтоб в уши взвилась мозговая окрайная круть! 17.18.XI «Восхрапом в ночи́…» Восхрапом в ночи́, О чьи чересчур ручьевые, Воолны воды воздуха речи Огорчат персты ручевые. Холод до лот да лат лета Кинул и в кость и в кисть Рук куриных худо бледо. И блюдо ближнее тёмное листьев Вдрожь, как жердь ордяную горива, Врождь в твердь ольдяну́ю окрыва. 26–VI–1921 Жар-жизнь (1932) «Апрель, тонкий как свист…» Апрель, тонкий как свист. А трель звонкая истова. И смех детей, ха-ха, и треск ледка, крр-трра Ледка – ледка – ледка, как жизни молод – негой Как смерти сражено игра. Идти в особняк игры, Не беречь там себе дары, В пустоте не затменной дыры, В простоте неизменной поры — Вселикий, великий, великий Ведь мигом, в один миг проник он Воздух весенней поры, В трель сражённой игры. И сестра и брат любят тем брать, Что умеют велико узнать. И в трель <нрзб.> игры Проникнут флюиды поры. – Вселикой, великой, великой! И дикой, о, дикой! – Ну, дикой. Новые колыбельные песни Еврейская О, баю. Качаю тебя на руках, на руках. О, спи мой еврей у меня на руках, на руках. О, новая, новая жизнь по реке, по реке. О, древней и новой, милой Москве! по Москве! О, верю и знаю: Ленинский век, век. О, сильный, железный, стальной человек! человек. О, тихо, как тихо, без синагог, синагог, Пал устаревший, страшный наш бог! бог. О, баю еврея, еврейская мать, мать. О, новую эру счастливая знать! узнать. О! хедер и ребе ребяток ломать, ломать, Не будут, не будут – можешь ты спать, спать; О, спи мой еврей у меня на руке, на руке. О! Баю, качаю на сильной руке! на руке. О, новое слово в Ленинский век, век. Услышишь, узнаешь – спи, человек! человек. |
