«И свежесть вежд ожигает и варит…» И свежесть вежд ожигает и варит Тихую кровь и ковёр вен Невесто! северный твой товарищ Варит тогда отдар северен. От дара жара́ рождает Не рож, не раж а плавучую рожь И алая малость сил дорожает И смерко бежит – от чего же? Жарую сладость С ладой в длани вдлим. И вдали лань богоматерь слабо Взмелькнёт в а́длаке тли. 11–12/VI – 920 Моцарт и Пила У двери четыре руки Играли Моцарта арс, — Пылом золотой муки Грелись лев, лань и барс. И ласково оскаливая пыл, Пила оздушную пыль пила. И лай ласковой стали пел И музыка стоокрас была. Бела, как горозный зор И розовый и жёлтый лик Колебал бал – и лебедь зари Отплёскивал перья великие. И Моцарт оцарённый пилой Переливался в лязг, в язвы стали — Пел так впервой Из зияющей дали. 24–25 июня 1920 Утро вслед О небо овен невесёлый Вселясь за облак, ударил. Уд-Царь – стволом в новосёло, И в небо и в небыль – звук дарит. И потекло стекло денное Вечернюю речь чересчур очурая. И дево ведёт хозяйство стенное Дочерь земного чу! края. Дерева, дерева вередят и поют. И росы серые от утра Утеряют огнь ночной, дают Тогда оусушь мудро. 1920. VII День, у Льва Звери в море Льву Аренсу и Б. Корвин-Каменской Льву – увело ливень великий От гол-Голубого охапа — Седых, худых волн ликов. И вспрянь в ветрян, о хата, Охахатывай вед-ветер, Ведь тёрн вечерний в свете Моолний мола – левее!! Илань наливает груди, О рудяным железом леса! И барс взрывает груды Мозга и мзги завесовой – Лев, лань, барс В арсенале морского арса. 1920. 28/VI Поветрие мора И дош и марш и гром-моровая пора Хворь лета телегою гей! по древней округе. И кругом жа́ро желтее – пыло: пора! А робко теснится толпа о лоб упругий По́лдня – полдня. И донял тебя, толпа, потолка колпак голубой, Оглохла земля, серый пол дня. – И мотает моро над всем с середины, седой головой. 1920 Предночь один Грозовой звук – и зноя знаки ина́че. В ночи́ и дым медо́вый и русская трусь. С трубой о бое небо = инок без ризы зряче Через бор и робь стучит — отопрусь ли… С листьями лодь и дол. Леденится скукой голубой куколь. И старый деревянный идол Бредёт среди дерьма кукол. Руки и тело Летают в покое. О койка и стены По кола́м и канда́лам поколе?! 15./28/ – VII – 920 г. Ночь К спаду ада – Простыни! И бестеньные нити денные, Канаты жары и раж жировой жирщецов О цок птиц и тики листьев льдяные В неть пропадут – и в утварь горы над щекой. Щеко́тно и в новой овее О вере ревёт ветер подзе́мь. Ездок доконает цок-цок и совсем к сове Ей, ночь, подъедет, подседет. Четырёх мироточных сердец Очедивших прохладу от схлама Не печалит вечный серп-жнец. И целуют листья и лани. И звери в резвый взрыв-миг, В холод луны-семьи. 17.30 – VII – 920 Оутро трезвое Десная сед садится о ствол И вол левой весёлой скрипит. Топи, потоп, седой стол. Лотос и снег – оутра скреп видно. И золото худое тонет. И топнет свет ногой о негу. Меловидная инея синяя стонет. Пошёл леший пней гуд. —– Оутро Трубит тебе Зевс или Свет – гутор Листа и старых ветвей – вей о тепле. 18–31/VII. 1920 Обручения круг мучеников I И обруч об руку – указ на казнь. А зной – на зиму и муку мука. У каждого жажда простая, – Икар, знай: Растоп воску! И броско на камни. На камение! о меня Разбрызгаешься частями. И стянутся новые сугробы, обменять Век на час с костями. А двое Овеют веером зо́рю. Ад воет Из недр деревянного горя. Август 1918 г. |
