Сестре Сестра, сестра! – сверкай, святыня, И оживай и будь блага. Пришла, прешла: глядишь – пустыня, Где в светлом солнце сны – стога, Стога цветов полузабытых, О, древних детских, голубых, Алейшей альфой утр умытых, И на которых солнце – пых! Портрет прекрасный, сон старинный, — Червлю чудесные черты, Стелю цветы – тебе перины, Чтоб сладко спать могла и ты. 12 марта Светлый день Насвистываю светлый вальс Веселоогненновесенне. Легко последний льдистый смальц Течёт по камням. Воскресенье! И верб весёлый вешний лёт Неторопливым мановеньем, И яркоцветный спешный слёт Игрушек-игор – откровеньем Открытым всем – и старикам И юношам, детям, и девам. И сам я, как висант, векам Лью ало кровь своим напевом. 15 марта Вербное Весна Обои чертога Как зелень июньского сада. И тень порога Вся в солнце – веселья засада. Веселья пчельник Жужжит, золотой. Весь белый сочельник, Февраль, в тени святой. А небо, а небо – отрада: Как голубь мир голубой! 15 марта Живая жизнь Лазурный лёд старинных сенец И тьма в углах кустами роз. Алеет: – солнце! – март младенец, Который здесь роскошно рос. О, красный дом, ты перестроен, Окрашен ало в роз цвета. И скрип железа звучен, строен, И фуга флюгера – не та. И арфа ало стала, мило, Лететь легко: – аооо…эооо! В саду зовут лёгкой: Людмила… И шорох – шёпот – зов: Леон. Пора, пора, – с утра младенец Пылает, пышет, въявь цветёт. И месяц, алый заусенец, В ночи небесный красит грот. Борьба Тело, тело, – ты мумия Грозная – гром в тебе. Краска гробов – мумия — Плащ престрашный тебе. Дух дорогой – ты голубь, Мир весь весной – ты. Алая тёплая прорубь Здесь – погружайся ты. Ложь! – легковейная башня! Мумия – тело моё. – Нет, – пресветлая пашня!.. Голубь, гуртуя, поёт. Тело, тело, – ты тёплое! Март младенец и я. Ноги – вы новые тополи, Сердце сверкать, лия Кровь новую, вечную, Плащ тлеет, тот. Жизнь, о март, человечную Вижу, как новый живот. Первый грех
Первый грех против марта – мертвею. О, маца́ мертвородная, страшно… Светлый свет позабывчиво вею Снова, снова, – на новые брашна. Миртом март, помертвев, покрываю. Милый мирт мой – ты лавр жестколистый. Знает сердце: (скрывает) – срываю Я последний аканф нелучистый. Печаль Печаль, печаль, – что лёд лазурный? Что флюгер, – фуга – весь финал? Что скрип заржавленный ажурный И черночермный мой аннал? — Нет, алость ты, – ведь кровь струится Из сердца светло и темно, Где рой пурпуровый роится, Где я берёг своё вино. Ты – март, ты радостью была бы, От солнца свой начавши путь. Из каменного сердца бабы Тебя я вынул – миг сверкнуть. Великий вечер Стемнела твердь – и нет трамваев. Притихла тишь: с земли зовут. И караваны караваев Пасхальных, светлых, вдоль плывут. Вода во льдах лелееносна. Темнеет, тихая, – жива. Вот скоро, громко, живоносно Вселенная взгремит: нова! Пасха В монастыре встречаем ночь Пасхальную. Темнеют толпы; Чернеют стены; вскачь и вскочь Резвятся дети – будят ночь. Вверху, как огненные колбы, Иллюминованные стены Церковных башен светят в ночь. А мы, как изгнанные дети, Ютимся в мраке. Вот, воочь И вслух, о, радость перемены. Не смерть, а жизнь воскликнул хор! И шёпот жаркий двинул толпы. И алый, благостный, кагор Лиёт напев. Прекрасно колбы Струят свой свет – и разговор Вселенский, звучный, слышат стены Под перезвонов хмельный хор. Благовещенье на Пасхе Всеволоду и Борису Шманкевичам |
