– Неужели? – съехидничал Федор, даже не сомневаясь, что пруссак ничегошеньки не знает про него. Артемьев вновь наполнил свою чарку вином и выпил ее залпом. Фон Ремберг холодным цепким взором прошелся по пьяному лицу хозяйского сына, который сидел напротив него с безразличным мутным взглядом, облокотив свою голову на руку.

– Вы любите светло-русую девицу, приемную дочь вашего отца. Но Тихон Михайлович запрещает вам жениться на ней.

Услышав эту фразу, Федор оторопел и пораженно уставился на фон Ремберга. Молодому Артемьеву показалось, что он даже немого протрезвел. В тот же миг все страстные чувства волной нахлынули на Федора, и он вмиг вспомнил, тот момент, когда впервые увидел Славу. Тогда ей было всего четырнадцать, а Федор вернулся со службы, из-за границы. Отец его пять лет назад вновь женился и Федор лишь из писем знал, что нынче, у него есть мачеха и приемная сестра. Однако едва увидев прелестную малышку Светославу, Федор сразу же почувствовал дикий зов плоти, и сам поразился, как он знавший множество женщин, может плениться этим ребенком. Да, безусловно, красивым, но все же ребенком.

Испугавшись своих странных противоречивых желаний, Федор попытался выкинуть преступную страсть из своего сердца, понимая, что это просто кощунственно желать юную девушку. Почти год ему удавалось совладать со своими порывами, но едва Славе исполнилось пятнадцать, и с каждым днем ее красота стала наливаться новыми прелестями, он понял, что сопротивляться бесполезно. Он искал утешения в домогательствах к другим женщинам, но приемная сестра постоянно маячила перед его взором.

Он знал, что Слава чиста и невинна даже в помыслах. Он не раз замечал, как она с жалостью смотрела на растерзанных зверей, которых он привозил с охоты. Она была любимицей отца, обожаема своею матерью Мирославой и пользовалась уважением всех слуг в доме. Распутные же мысли Федора постоянно кружились вокруг этой девицы, и едва он приближался к ней, то робел, как юноша. Один ее кристально-чистый взгляд будоражил все его существо, призывая подчинить это юное создание своей воле.

Федор никому не показывал свою тайную страсть, боясь, что люди осудят его за преступные желания к молоденькой девице, и был вынужден терпеливо дожидаться, пока ей исполнится шестнадцать лет. Через месяц после ее именин, Федор, впервые, поговорил о своих чувствах с Тихоном Михайловичем. Старший Артемьев с ужасом дослушал желание Федора – жениться на Светославе. Едва придя в себя, Тихон наотрез отказал сыну в просьбе. Федор попытался выяснить, отчего отец, не хочет отдать за него Славу? Отец властно заявил, что, во-первых, Слава еще слишком молода для замужества, и не сможет в таком юном возрасте выносить здоровых детей. А во-вторых, Тихон Михайлович опасался, что буйный дикий Федор, наверняка уморит малышку своим необузданным нравом. А Тихон слишком любил Славу и не собирался делать ее несчастной.

Услышав категоричный отказ отца, Федор затаился до времени и, спустя несколько месяцев, снова завел разговор о женитьбе. Выслушав вновь категоричный отказ, Федор уже ни на шутку разозлился. Он потребовал от отца объяснений – отчего он не заслуживает девушки? Отец, как и в первый раз, повторил свои слова, что Слава и Федор разные люди, и пока он жив, Федор может забыть о своих намерениях. Федор вновь ушел ни с чем, начиная уже понемногу ненавидеть отца. Он не понимал, почему Тихон Михайлович ни в какую не хочет видеть, как ему плохо без Светославы. К тому же молодого человека просто бесило то, что какая-то чужая девица дороже Тихону Михайловичу, нежели собственный родной сын. Слава постоянно находилась перед глазами Федора, но он не мог к ней прикоснуться, ибо знал, что отец за малейшее неуважительное отношение к девушке сурово накажет его. Он пытался забыться в кровавых охотничьих забавах и постоянных похождениях в сенную мачехи.

– Я могу помочь вам, жениться на ней, – продолжал фон Ремберг.

Федор окончательно протрезвел и, низко наклонившись к пруссаку, тихо страстно прошептал:

– Если вы поможете мне, я отдам вам все, что у меня есть.

Холодным взором Кристиан оценивающе посмотрел в горящие глаза Федора и заметил:

– Мне ничего не нужно от вас. Я лишь вершу справедливость. Вы ведь любите девицу? Тогда отчего она должна прозябать в одиночестве, ожидая другого суженого?

Слова фон Ремберга до крайности понравились Федору, и он тут же согласно закивал.

– Да, да вы правы, господин фон Ремберг.

Кристиан видел, что Артемьев уже захватил наживку и оставалось лишь умело продолжить беседу, дабы склонить его к нужным действиям.

– Я помогу вам, Федор Тихонович. Но на что вы готовы пойти, чтобы добыть девицу?

– На все! – не раздумывая, выпалил Артемьев, и Кристиан отметил в глазах Федора неистовую решимость.

– Тогда, при условии, что вы будете слушать мои советы, девица скоро будет вашей.

В этот момент зал оживился, и Федор с фон Рембергом настороженно замолчали. В светлицу вошли Тихон Михайлович, Мирослава Васильевна, сваха, родственники невесты. Сваха громко затараторила скороговорку, о том, что наступило утро, дабы разбудить спящих гостей. И после уже громко сказала, обращаясь к Тихону Михайловичу:

– Ну что ж, сват, пора молодых будить, да пробу снимать?

– Пойдем, кума, проверим, как невеста честь берегла! – ответил ей тем же присказным голосом, улыбаясь Тихон.

Гости веселым пьяным караваном направились в комнату молодых. На пороге они остановились и дружно постучали. А сваха громко проговорила, чтобы ее услышали за дверью:

– Утро красное пришло! Вставайте голубки!

Спустя минуту послышались быстрее шаги за дверью, и через пять минут, дверь распахнулась. Семен взъерошенный, босой, но с довольным видом, в красной нарядной рубахе и штанах, стоял на пороге и его глаза светились озорным светом. Тихон Михайлович и сваха сразу же отметили, что после короткой брачной ночи настроение молодого мужа изменилось в лучшую сторону. Любаша, смущенная, стояла в центре горницы чуть поодаль, одетая в белую длинную домашнюю накидку, и скромно смотрела в пол.

– Ну, расскажи, Семен Тихонович, – обратилась сваха к молодому мужу. – Лед ломал, али грязь топтал?

Семен весь засветился и лучезарно улыбнувшись, ответил, свахе:

– Чиста, гусочка, да красива, что уж говорить…

Толпа дружно весело загудела, довольная словами Семена, и начала поздравлять Тихона Михайловича с хорошим выбором невесты. В это время сваха быстро закрыла дверь в спальню молодых, оставив их наедине, и направила свадебный поезд вниз в светлицу для продолжения свадебного пира.

“Ты превратил свою жизнь в Ад. Вместо того

чтобы видеть Свет, ты ищешь Тьму…”

Анхель де Куатье

Казанская губерния, Астрахань, 1717 год

(Великая Тартария, Астрахань, 7225 лето С.М.З.Х)

Июль, 27.

– Доченька, с севера прилетела сова с посланием, – произнесла Мира, едва они с дочерью остались наедине в спальне. – Через неделю мы едем в Архангельск. Северные волхвы уже ждут нас.

– Уже матушка? Так скоро? – опешила Слава.

– Да, милая. Владыко Лучезар известил в письме, что оставаться здесь далее опасно. И ты должна быть укрыта под сенями тайного скита.

– Матушка, вот подтверждение моим словам. Я же говорила, что видела на свадьбе одного из Темных.

– Возможно ты и права. И Темные прознали про древний камень.

В этот момент с улицы послышались сильный свист и крики. Мирослава проворно подошла к теремному расписному окну и выглянула наружу.

– Федор со своими друзьями с охоты вернулись, – произнесла озабоченно женщина, повернувшись к девушке, стоявшей около кровати, и добавила. – Опять для забавы невинную живность притащили.

С улицы послышался громкий лай собак и дикий вой животного. Слава уже оказалась подле матери и также выглянула во двор. Взгляд девушки сразу же наткнулся на Федора, который сидел верхом на буланом поджаром жеребце. В ярком, дорогом темно-зеленом кафтане, расписных сапогах с шапкой, сдвинутой на бок по-молодецки, он лихо гарцевал на коне по двору, таская за собой на длиной веревке зверя. Ободранная рыжая лисица жалобно скулила, привязанная за шею веревкой. Федор то и дело стегал полузамученное животное кнутом, заставляя привязанную лису бегать, что есть силы по двору. Он дико гоготал, когда окровавленное ошалевшее от боли животное, из последних сил пыталось быстрее передвигать лапами, не понимая, что происходит. Друзья Федора также сидели в седлах на своих жеребцах и, улюлюкая, развязными речами комментировали действия Артемьева, подбадривая его: