– Загонял ты ее, Федор, как девку на сеновале!

У Славы, которая в ужасе застыла у открытого окна на втором этаже терема, эта картина вызвала приступ тошноты. Она до боли сжала на груди маленькие ручки и дико смотрела за мучениями несчастного животного. Пробегая глазами по широкому двору, полному дворовых, девушка начала искать глазами Тихона Михайловича, потому что только он мог остановить изуверскую забаву Федора. Но старшего Артемьева не было нигде видно.

– Не могу смотреть на это, матушка! – воскликнула с болью девушка и вдруг, не выдержав, Слава сорвалась с места и бросилась прочь из спальной горницы матери вниз по деревянной широкой лестнице. Уже через минуту она вылетела на высокое каменное крыльцо терема. Тут же обратив взор на Федора, девушка храбро закричала. – Федор, не надобно бить ее!

Гогот молодых парней – дружков Федора вмиг смолк, а взгляд Артемьева поднялся вверх и недовольно вперился в Славу. Федор отчетливо отметил, что девушка взволнованна и понял, что она жалеет эту гадкую лисицу. Он не понимал, отчего она решила заступиться за животное. Все-таки Федор специально приволок лисицу на двор, чтобы показать всем свою удаль, так как собственноручно поймал живую лису. Все молодые люди, сидевшие верхом и дворовые, стоявшие по краю двора, устремили свои взоры на высокое крыльцо, где замерла стройная фигурка девушки со светлой косой. Лисица, получив передышку, тяжело упала на землю, громко хрипя. Федор зло оскалился и прохрипел в сторону Славы:

– А ну, ступай в дом! Нечего глядеть на то, что тебя не касается!

Девушка напряглась, увидев, как в следующий момент Федор со всей силы ударил бедное животное, которые заскулив, вновь вынуждено было вскочить на лапы и заметаться. И молодые друзья Артемьева снова дружно загоготали. Слава, поняв, что Федор вовсе не намерен отпускать несчастную жертву, прикусила до крови губу, уже собираясь бежать за Тихоном Михайловичем в кабинет. Однако вдруг девушка услышала за собой на крыльце шаги и мелодичный голос матери громко произнес:

– Федор, что ж ты, изверг, животное мучаешь то! Немедля прекрати это изуверство!

Гневные слова Мирославы Васильевны пронеслись звонким эхом по двору. Смех удальцов вмиг затих, и парни обернулись к молодой женщине, стоявшей на крыльце, рядом с дочерью. Федор нехотя обернулся к мачехе и зло сплюнул на землю, совершенно не собираясь слушать указы какой-то там женщины. Слава напряженно смотрела то на Федора, то на недовольную мать, ожидая, чем закончиться это напряженное противостояние. Лисица уже обессилено лежала на земле, испуская дух. В этот момент во дворе появился Тихон Михайлович. Еще у конюшен он, услышав гневные слова жены, немедля поспешил на главный двор, зная крутой нрав сына. Артемьев вышел вперед и обратился к сыну:

– Федор, заканчивай…

Федор скорчил недовольную гримасу и отвернулся от отца, пробубнив себе под нос:

– Да она уже сдохла.

Проворно обрезав ножом веревку, Федор со злостью кинул ее конец на неподвижного рыжего зверя, лежащего на пыльном дворе. Стремительно сбежав по лестнице вниз, Слава подбежала к замученной лисе и осторожно склонилась над ней. Еле касаясь ладонями окровавленной шкурки животного, девушка начала проводить руками над лисою, не обращая внимания на то, что Федор с друзьями, проворно спешившись и громко что-то обсуждая, устремились в дом, а дворовые вновь занялись своими повседневными делами. Увидев, как через какое-то время светлое платье матери появилось в поле ее зрения, Слава подняла к ней лицо и прошептала:

– Матушка, она еще жива. Я спасу ее.

– Вряд ли, милая, – тихо прошептала Мира, склоняясь к девушке. – Ты же видишь, ее душа уже отлетает.

– Я все же попробую, – твердо сказала Слава и, озираясь по сторонам, быстро схватила бездыханное животное на руки и бегом устремилась к конюшням. Уже через миг, войдя в пустое стойло, девушка проворно опустила мохнатую окровавленную лисицу на небольшую вязанку сена. Присев на колени рядом, Слава начала водить руками, пытаясь нащупать место, откуда жизненная энергия вытекала из тела несчастного животного. Уже через минуту, Мира зашла к дочери и, плотно закрыла двери стойла, чтобы никто ничего не увидел. Мирослава опасалась того, что люди могли обо всем донести церковникам, ибо в усадьбе Артемьева постоянно бывало много посторонних. Мирослава подошла к девушке и без промедления приложила руки к воздушной полупрозрачной тени, висящей над лисицей.

– Я подержу ее душу, милая. А ты пока полечи ее, – глухо вымолвила Мира.

– Да матушка, я уже начала, – тихо ответила девушка.

Мира, следя за действиями дочери, уже через несколько минут печально выдохнула:

– Ничего не выйдет. Ее энергия вся вышла.

– Нет, матушка, подождите, – вымолвила Слава. – Помните, вы учили меня, как воскресить цветок, который увял?

Девушка подняла руки к своей груди и приблизила ладони друг к другу. Она начала плести потоки энергии, вытягивая своими тонкими пальцами, живые нити из воздуха и переплетая их в пряди энергии.

– Но это лиса, с ней нельзя это сделать, – тихо заметила Мира. – На это уйдет несколько часов. Я не смогу удерживать ее душу рядом так долго.

– Смотрите, матушка, – выпалила девушка, показывая, как между ее ладоней уже образовался прозрачный золотой шар размером с половину куриного яйца, который переливался зеленоватыми отсветами. – Сегодня получилось гораздо быстрее.

– Но это невозможно, – пораженно выдохнула Мира, зная, что такой сгусток жизненной энергии она сама могла создать только за полдня непрерывной работы. И как это так быстро получилось у дочери, она не могла понять. Но мгновенно опомнившись, Мирослава тихо велела. – Подноси его к ее животу и бей прямо в брюшко ей.

Девушка так и сделала, и энергетический круглый шар резко вошел в тело бездыханной лисы. Тут же животное резко дернулось, и как будто скорчилось от боли. Руки Миры немедля втолкнули прозрачную тень-душу в раскрытую пасть животного, и уже через миг лисица хрипло задышала.

– Матушка, она ожила! Мы спасли ее! – выдохнула в радостном исступлении девушка и на ее глазах выступили слезы облегчения.

– Ты спасла ее, милая, – ласково заметила Мира, еще раз пораженно осознавая, что ее дочь так быстро смогла сотворить такой большой энергетический шар за столь короткое время. – Нужно перевязать ее раны.

– Могу я взять ее к себе в горницу? Я полечу ее.

– Но Славушка, это… – попыталась отказать ей Мира, но улыбнувшись, произнесла. – Делай, как хочешь. Только как поправится, сразу же выпусти ее. Поскольку она дикая, и может укусить тебя.

– Спасибо матушка. Всего несколько дней. А затем я попрошу Гришу, и он увезет ее в лес.

Федор стоял у камышей и, скрытый за кустами, алчным взором созерцал, как в реке купаются молодые девицы. Пятеро простых девок, а с ними и Слава плескались в воде в одних нижних рубашках. Мокрая ткань отчетливо обрисовывала силуэты девушек. С вожделением созерцая Славу, прелести которой травили все его существо, Федор нагнетал в своем сердце жестокую злость. Он ощущал, что невероятно устал ждать и безумно хотел заполучить эту смазливую юную чаровницу себе в усладу. Но молодой человек прекрасно знал, что пока жив отец ему не видать этой соблазнительной девицы, как своих ушей. И это до крайности бесило его. Уже через какое-то время, когда неуемное вожделение завладело всем существом Федора, он сорвался с места, не в силах более смотреть на эту притягательную картину.

Мрачный и дрожащий Артемьев, спустя четверть часа, вернулся в усадьбу и быстро направился к дому, собираясь наведаться в сенную горницу, к дворовым девушкам Мирославы Васильевны. Он проворно преодолел двор и вошел в хозяйский особняк. Поднявшись на второй этаж, Федор устремился через сени в женский терем. Не доходя до светлицы Мирославы Васильевны, в коридоре, он заметил Настю, одну из горничных мачехи. Высокая статная девушка несла стопку белья, и едва заметив хозяйского сына на пути, вмиг почтительно поклонилась, обходя его. Федор же оценив взглядом девицу с ног до головы, бесцеремонно схватил ее за локоть. Приблизив свое красивое лицо, к лицу девушки Артемьев прошептал ей на ухо: