Мерцающие огонечки отгонялись рычащими громовыми раскатами, а их отшвыривали уродливые, расплывчатые тени… Среди этой мощной толчеи сновали малюсенькие вихри и крошечные искорки слабой магии: женщина, окутывающая чарами любовника; чародей повар, творящий кулинарный шедевр для господского стола; пройдоха торговец, надувающий простака клиента… Он видел их и в их естественном облике, и в их проекции силы в магическом пространстве. При желании Рэп мог обозреть оба мира и одновременно, и по отдельности. Рэпу теперь катастрофически не хватало слов и понятий; привычный набор оказался недостаточен — «пурпурный» и «пронзительный», «едкий» или «угловатый», даже «гневный» — все это не годилось. Нет, простому человеку колдуна не понять. Неудивительно, что колдуны так резко отличались от обычных людей.

Все ли колдуны воспринимали оккультное пространство столь же отчетливо, как видел его Рэп, или такое прозрение зависело от силы самого колдуна? Но как ему понять, насколько он силен? На что ему ориентироваться? У фавна голова шла кругом от нахлынувшей мощи или, вернее, всемогущества. Но не самообман ли это — его ощущения? Возможно ли, чтобы он был именно таким, как ему мнилось?

Калкор в шатре на другом конце поля, не в состоянии усидеть на своей табуретке, стоя и чуть ли не пританцовывая от возбуждения, точильным камнем правил топор. Он уже снял всю лишнюю одежду и завернулся в медвежий мех, готовый в очередной раз упиться кровью. Почувствовав внимание Рэпа, Калкор ответил радостным взором своих сияющих сумасшедшинкой сапфировых глаз.

Для мага, с близкого расстояния, Калкор выглядел как полупрозрачный дух, изменчивый, хоть и довольно точный слепок с живого пирата. Для колдуна расстояние не имело значения, а тан представлялся извивающимся пламенем. В нем, искрясь, сплетались смертоносность, жажда насилия, звериная жестокость и ничего человеческого.

Твоя смерть на пороге, человечишко! — прогремел голос Калкора, а огонь, злорадствуя, взыграл пламенем.

Почему? — откликнулся Рэп, попрежнему молча и неподвижно сидя на табуретке. Старый глашатай рядом с фавном деловито продолжал точить острый топор. — К чему ты стремишься в своем безумии?

Калкор расхохотался:

Не знаешь? Ну так и не узнаешь! Не удостоишься!

Задумал колдовством корону заполучить? Не получится. Хранители не допустят. К тому же Протокол ты уже преступил.

Хранители, — презрительно улыбнулся джотунн. — Я не боюсь Четверки! Олибино не высунется, у него уже на руках три войны. Ему ли поднимать четвертую — джотуннов? Блестящая Вода на моей стороне. Однажды ночью она сама явилась на мой корабль, облаченная только в магию, в поисках моей сичы, жаждая насладиться моей неподражаемой страстностью.

Рэп так и не понял, до какой степени было правдой хвастовство Калкора. Вполне возможно, пират страдал галлюцинациями.

Искристый огонь вспучился, превратившись в когтистого, чешуйчатого монстра. Яд капал с острых верхних зубов и фонтанировал из нижних, а глотка изрыгала душераздирающую какофонию, заранее празднуя панихиду по усопшему.

Итак, двое — мои сторонники, а регенту война невыгодна. Я проведу голосование, Хранители не пикнут. Они не вмешаются, такто!

Пират находился в своем шатре и точил топор. Но добрый полет стрелы, разделявший обе палатки, — ничто для волшебного пространства. Своей вспышкой презрения Калкор словно щелкнул пальцами перед носом Рэпа. Фавну понадобилось собрать всю силу воли, чтобы побороть острый приступ ярости и не ответить молнией чудовищной силы. Мучительнее всего стало подозрение, поселившееся в сердце Рэпа. Сказанное таном могло оказаться правдой. Окно предоставит успех Калкору, если подобный исход поединка пойдет на пользу Дому Иниссо; и тогда Рэп — обманутый болван. В таком случае Инос с Анджилки тоже введены в заблуждение, а сам Рэп осужден здесь на гибель.

О бедный Краснегар!

Охваченный ужасом, фавн заглянул в недра разума Калкора. Страха он не нашел. Там не оказалось даже скольнибудь острого интереса к исходу Божьего Суда, так как пират давнымдавно утратил всякое ощущение ценности человеческой жизни, даже своей собственной. Поэтому и казалось непонятным, какимто роковым его страстное желание ввязаться в этот поединок. Объяснением могло служить только стремление отыскать опасность больше предыдущей; жажда риска требовала еще и еще увеличивать ставку. Пират, должно быть, вконец пресытился убийствами, грабежом и насилиями; и все же, если в жизни человека не было других стремлений, он не мог не захотеть достичь большего Неудивительно, что тан замахнулся на магию, и это очень усложнило ситуацию Если он переживет предстоящий спектакль, тогда ему останется лишь искать еще более величественный способ собственной смерти, потому что иных целей у него уже не останется — кроме славы в легендах о северном тане, явившемся на своем корабле в Хаб и игравшем королевской короной на Божьем Суде в столице Империи.

Громовой раскат разорвал небеса с провисшими тучами, заставив оглушенных людей схватиться за уши. Ливень обрушился на толпу с новой силой.

А после меня? Кто на очереди — регент? — спросил Рэп. — Или бренная оболочка императора? Мальчика тоже прихватишь? Каков последний штрих песни воина?

Взрыв дьявольского веселья преобразил монстра в сверкающий зубастый монолит, замерший посреди зловещего в звездном свете серебра верескового болота:

Не тебе знать это! Но я буду бессмертным!

Время близилось к полудню. Прибыл император с приближенными. Среди толпы вельмож виднелся Азак, он весь искрился краснотой изза проклятия Раши.

«Бедная колдунья, какой же ты была неряхой!» — запоздало посочувствовал Рэп.

Расстроенная до умопомрачения Инос оставалась слишком желанной, чтобы превратить влюбленного парня в еще более ненормального человека, чем Калкор.

«Бедняжка Инос, — вздохнул Рэп, — нет у тебя ни одного волшебного слова».

Ты сам знаешь, что не победишь, — прошелестел насмешливый шепот тана. — Я ни перед кем не склоняюсь. Для меня нет законов, кроме одного — смерти!

Как и для меня! — злобно огрызнулся Рэп.

Вместо ответа тан ударил.

В обычном мире все осталось на своих местах. Оба глашатаяджотунна продолжали спокойно сидеть на своих табуретках подле бойцов, ни сном ни духом не подозревая, что вовсю идет противоборство магических сил. А в ином пространстве туманная сущность Калкора взмахнула кошкойдевятихвосткой.

Но сейчас Калкор не собирался ни убивать фавна, ни даже калечить его, пирату вздумалось пошалить, причинив боль. Кнута не существовало, как не было и деревянной палки, которой Рэп отшвырнул чары тана в сторону, ведь и то и Другое являлось лишь мысленными образами, картинами, мелькнувшими в воображении колдунов… И все же Рэп едва сдержал ответный удар несуществующей дубиной, сила которого могла бы проломить череп великана.

Калкора неожиданный отпор слегка удивил и даже позабавил.

Неплохо! — пробормотал он.

Давай еще, — предложил Рэп, протягивая руку через монолит магического пространства и рассчитывая на сокрушительный моряцкий армреслинг.

Калкор остался верен себе, он ударил мечом, сделав чудовищный выпад, по руке противника.

Рэп крепко сжал то, что попало в его ладонь. В магическом пространстве не имело значения, какой конкретно образ измыслил тот или иной колдун, важна была исключительно волшебная сила.

Теперь противники мерились мощью. Рэпу представлялся не меч, а пальцы тана, и они были мягкими как воск. Он сжимал их, почти не встречая сопротивления; возликовал, почуяв, что причиняет боль, и с удовольствием любовался глазами джотунна, внезапно полыхнувшими паническим страхом. Удовлетворенный, он быстро оставил Калкора в покое, калечить джотунна до срока фавн не хотел. Своим топором пират, пожалуй, мог бы изрубить Рэпа в кусочки, но как колдун он был слабоват.

Невольно вскрикнув, тан отпрянул, чем вызвал искреннее изумление своего глашатая. Магическое же пространство заполнилось гнилистой плесенью, пучившейся зловонными пузырями липкой слизи. Изначально одаренный силой и смелостью, сообразительностью и красотой, имевший длинную череду благородных предков, Калкор безжалостно уничтожал в себе все достойное, шагая сквозь кровь и жестокость до тех пор, пока не уверовал в то, что он есть единственный, неповторимый и лучший из лучших.