Сел на стул, настроил лютню, и…
Что так сердце что так сердце растревожено
Словно ветром тронуло струну
О любви немало песен сложено
Я спою тебе спою ещё одну
О любви немало песен сложено
Я спою тебе спою ещё одну
Пою, а сам смотрю в глаза Яры. Пусть эта песня будет для нее. Надеюсь — Фелна не обидится, ведь она и Хельга считают, что я сочинил эту песню именно для Фелны.
Кстати — непонятно, почему они так посчитали. У меня ведь с Фелной по большому счету ничего и нет! Ну…кроме наших медицинских дел. У девчонки синдром пациента, когда пациентка влюбляется в своего врача. Но я-то в нее не влюблен! И не спали мы с ней ни разу! Да что спали — мы даже не поцеловались.
Яру просто колбасило! Глаза влажные, язычок облизывает губы, грудь вздымается — да она того и гляди кончит, черт подери! Зря я решил слегка развлечься, не думал, что это будет иметь такой эффект. Ввел девчонку в грех…
Допел, и…молчание. Все уставились на меня, никто не стучит по столу, не хлопает, не кричит браво…застыли, как парализованные. Ну что, ребята, теперь вы видите, в чем разница между профессионалом и любителем? То-то же…я за эти недели, что играл в трактире уже так набил руку, так восстановил свои былые умения, что теперь наверное стал уровнем выше чем я прежний, земной. Тем более то длинные ловкие пальцы Келлана для музицирования подходят даже лучше, чем мои «оригинальные» пальцы.
«Под небом золотым» слушали так же молча, но никто хотя бы не вопил, что я не умею играть и все такое. Даже враги не могли не признать, что этот проклятый ворк играет гораздо лучше, чем их товарищ. Обожаю канцону Вавилова! И стихи замечательные. Песня как раз для лютни.
Затем я снова похулиганил. Вот толкает меня бес в ребро, и все тут! А может просто хотел ее порадовать. Знаю, что девчонке будет приятно. А то все мелкая, мелкая…а она ведь тоже женщина. Маленькая женщина! Так пусть порадуется и своему звездному часу. Или хотя бы минуте. Нашел взглядом Соньку, и:
Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоём…
Звёзды на небе, звезды на море,
Звёзды и в сердце твоём…
Листьев ли шепот иль ветра порывы
Жадной душою я нежно ловлю…
Очи бездонны, уста молчаливы…
Милая, друг мой, люблю!
Трудно. Трудно перевести такие стихи. Но я смог. Смог сохранить настроение, тайну, ощущение цветущего сада, брошенного на тебя влюбленного взгляда, картинку лунной дорожки на море и звезды…все небо в звездах!
Я смотрел в глаза Соньке, и улыбаясь про себя, замечал, как она вначале покраснела, потом побледнела, затем ее губы задрожали и глаза сделались влажными. У нее тряслись пальцы, и девчонка едва стояла, опершись на столешницу. Вот это я дал…
Да, сегодня точно в ударе. Меня всегда подстегивало внимание слушателей, заводило желание увлечь, зацепить их, сделать так, чтобы даже самые недоверчивые и плохо ко мне настроенные зрители прониклись моей игрой. И сегодня это у меня получилось как никогда. По крайней мере — мне так показалось. Две девчонки в толпе буквально рыдали, другие кусали губы и дышали так, что подумалось — вот сейчас бросятся и разорвут меня на тысячу маленьких медвежат, как собаки медведя Балу. И еще подумалось о том, что здесь не все так просто. Похоже, что я каким-то образом умудряюсь накачивать мелодию магией. Потому что ясно почувствовал истечение магии — как при лечении, например. И это явление надо будет потом как следует исследовать.
В этот раз все шумели, кричали браво, девчонки вытирали глаза, и все получилось очень хорошо. И ничто не предвещало неприятностей.
А они, эти самые неприятности, начались уже через двадцать минут, когда я отыграв еще несколько небольших любовных песенок, вдруг решил сыграть народу одну из моих любимых песен. Да, ту самую — «Роза на древке». Не знаю, как это получилось, но эта песня точно встала в приготовленное судьбой место. Ведь о чем она? Вообще-то о том, что враг напал на Родину, что последние защитники родной земли уходят, оставляя ее на растерзание негодяям. И меч сломан, и кольчуга порвана, и сил уже нет. И впереди не светит ничего хорошего, потому что кругом враги и смерть. Но есть надежда. Те, кто придет за нами — примут наш флаг, поднимут его выше и выкинут врага из родных пределов!
Смешно, но я эту песню понял только сейчас, когда исполнял здесь. А вот курсанты, надо отдать им должное, поняли песню правильно, в отличие отменя, недалекого.
Стану старой усталой птицею
Да расправлю крыло в последний раз
да взлечу вопреки традиции
Что мол в небо седых не пустят нас.
Пролечу над родными пашнями
Да припомню закат сегодняшний.
Он горит над чужими башнями.
Эти башни мертвы, всё кончено.
Роза на древке да боевой топор.
Ножны пусты, расплелася кольчуга.
Двинем на запад вдоль северных гор.
Вряд ли за ними встретим мы друга.
Новый меч из орала выкует,
Тот, кто после всего поднимется.
Не смеривши гордыню дикую,
Вновь воспрянет да в сечу ринется.
Это же про ворков! Это про их племя! И где я такое пою?! В зале, где находятся несколько сотен будущих офицеров, тех, кто скоро, всего через год-два пойдет убивать этих самых ворков, не смиривших свою гордыню! Ой-вэй…что я творю…
А меня бес толкает! Смотрю в мрачные лица курсантов (особенно «красные» — злы, как черти!), и думаю: «Неприятно, да? Вы считаете — ворки злы, глупы, безжалостные дикари, да? А то, что вы пришли к ним, а не они к вам — это как? Это ничего, да? Просто вам понравилась их земля — плодородная, жирная. И вы решили: это теперь наше! И воткнули в эту землю имперский флаг. А совесть-то есть, разносчики демократии и свободы?!»
А сейчас я вам вишенку на торте! Так сказать последний гвоздь в гроб вашей идее! Вы небось думаете, что идете защищать обиженных жителей империи от террористов-сепаратистов? А вы не думали, что идет в ИХ дом, на ИХ землю? А вот подумайте! Может мозгов и прибавится!
И я беру аккорд, уже понимая, что ничем хорошим это все не кончится. Но мне уже плевать. Чем хуже — тем лучше!
Эту балладку я сочинил просто для смеха. Или не для смеха… Пришла в голову, я и запомнил. И никому ее еще не исполнял. Даже моим дорогим подружкам. И вот теперь — дебют, мать вашу! Держитесь, демоны!
Принц ворков, добрый мальчуган
Пошел бродить по свету:
Узнать, откуда Зло взялось,
Решить загадку эту.
В миру людей, в миру страстей,
Гнало его как ветром,
От человека-подлеца
К подлюге человеку.
И гнали люди от себя
Оборванного Принца,
И говорили без конца
Что: «Зло само родится!»
