– Нам стоит ему помочь? – Вальц обратилась к Моргану и указала на свору репортеров, обступивших Адама Ларссона плотным кружком. Из-за спин людей была видна только его голова, которую он держал, как и всегда, гордо и уверенно.

– Дело рук утопающего, – лукаво отметил комиссар, поправив пальцами оправу съехавших с носа очков. Вальц с Закари ехидно усмехнулись, сочувствуя потугам Адама Ларссона в отбивании атак информационных террористов с диктофонами и камерами в руках.

Все трое устремили на него взгляды, вглядываясь намного глубже, чем мог передать объектив камеры или голубой экран. Смотрели сквозь созданную иллюзию рыцаря в сияющих доспехах, флёр безупречности и иллюзию непогрешимости. Усмешки застыли на их лицах, а в мысли закралось сравнение, насколько же золото порой похоже на обычную медь, когда одаривает блеском в ярком свете софитов.

– Вы собираетесь выдвигать свою кандидатуру на выборах в конгресс? – Пайк и возле него, стоявшего у самого выхода, оказалась в первых рядах, тыча диктофоном в безупречное лицо преуспевающего бизнесмена, который на поверку оказался весьма многословен и не чурался общения с прессой, несмотря на украденные минуты чужой славы.

– Должность конгрессмена – большая ответственность, – глядя на Вальц, Ларссон буквально цитировал ее слова, произнесенные ранее. – Я уверен, что среди жителей нашего города найдутся достойные кандидаты, которые будут выбраны на эту должность, – еще более расплывчато, чем будущий политик, ответить не смог бы никто, кроме действующих. Расплывчато для многих, кристально ясно для Моргана, Фрэнка и теперь уже Мардж.

Принцип работы доктора Салли применен в лучших его традициях, ведь недоказуемо не значит, что невозможно, и под приспущенными флагами полицейского департамента, Адам Ларссон приспускает свой, отдавая честь ушедшему бойцу невидимого фронта и уходя от прямого ответа.

– Вы в их числе? – настаивали со всех сторон разом.

Ларссон выделил цепким взглядом комиссара и дружелюбно улыбнулся ему, приветственно кивая, как старому и доброму знакомому, а не посылая злобные взгляды в отместку, что не укрылось от многих, кому довелось читать между в ближайшем будущем написанных ими строк.

– В числе ответственных – без сомнения, – с готовностью высказал Адам и не отступил ни на шаг, ведь рыцари на то и рыцари, чтобы с честью идти в бой, даже в который их не звали.

– Но не в числе тех, кто способен принять на себя вложенные в руки полномочия, дабы оправдать доверие жителей города, – на этих словах Ларссон перевел взгляд на Вальц и улыбался теперь уже ей. – Это требует большего количества сил и времени, чем я располагаю, выполнять же что-то только на половину – не в моих правилах, – для всех прозвучало с честностью, для Моргана – с угрозой.

Мардж поежилась от его взгляда. Потускнела, как тускнеет металл, долго находящийся в свете софитов. Ларссон, напротив, сверкал всеми гранями, будто только что ограненный алмаз, и обаяния своего ничуть не убавил, а вылил его на публику и с лихвой.

– В виду разразившихся споров и сплетен, я хотел бы внести некую ясность, – аспид извивался под вилами диктофонов, и это, очевидно, доставляло ему несказанное удовольствие. Поставлял змеиную шкуру свету фотовспышек и красовался перед объективами репортеров, будто только и ждал этого момента. Признаться честно, ждал. Не думал, что он настанет так скоро, но от судьбы не уйдешь. Судьба Сира Безупречного уже прописана в родовой книге, ведь, коль родился Ларссоном, будь добр, – соответствуй.

– Я являюсь продолжателем дела моей семьи, – очень глубокий реверанс в сторону всеобщего блага, но с привычным сокрытием истинного, – в которой, как вы все знаете, – обратился он ко всем присутствующим, – произошли совсем недавно печальные события, – лицо мужчины помрачнело. Отблеск доспехов Сира Безупречного стал тускнеть, а публика сочувственно закивала, поддакивая.

– Сейчас я, как никогда, нужен моим близким, – с горечью говорил он, но ясные зеленые глаза не потускнели ни на квант, а только ярче засияли, пробуждая от спячки токсичное зеленое море с радоновыми парами, разносимыми вокруг собравшихся несчастных, которых не миновала участь попасть под обаяния зеленоглазого аспида.

– Почему Альберто Романо покушался на вашу жизнь? Это связано с вашим бизнесом или с вашим возможным, – репортер оказался весьма тактичным и сделал акцент на последнем слове, – баллотированием на пост в конгресс?

Ларссон опустил взгляд и замолчал, обдумывая ответ, но, подняв глаза, послал публике такую дозу радиоактивного излучения, что у некоторых подогнулись колени от его взгляда. Стоило ли говорить, что комиссар Морган и сержант Закари были не в их числе. Что до Вальц, так та готова была выстроить перед собой свинцовый барьер, чтобы отгородиться от сладких и ядовитых речей и пронизывающего взгляда.

– Мне неизвестны мотивы мистера Романо, – недобро сощурился Ларссон, вежливо отвечая на вопрос. – Но у меня нет ни тени сомнения, что полиция города сможет найти ответ, – Ларссон посмотрел на комиссара долго и пронзительно, – даже, учитывая стесняющие их обстоятельства, – и теперь он перевел испытующий взгляд на доктора Вальц, гордо вскинувшей подбородок на подобное замечание.

– Уходим, быстро, – Морган потянул Мардж к выходу, когда живая волна всколыхнулась и шарящими взглядами начала пробегать по залу. – Дело рук самого утопающего, – комиссар бесцеремонно схватил Мардж под локоть и буквально протолкнул ее к двери, пока Фрэнк остался прикрывать тылы.

– Сержант Закари! – бросились к нему, как к родному. – Есть ли продвижения в расследовании? – обступили его репортеры, но Фрэнка и стволом не напугать, куда уж там пластиковой коробке с записывающим устройством. Мог бы – закурил бы от скуки.

– Тайна следствия, ждите официальных заявлений, – отмахнулся он причем настолько лениво, что даже Ларссон посмотрел на него с уважением.

– Покушение на мистера Ларссона… – уже выкрикивал кто-то из толпы, но Фрэнк только поднял крупную ладонь, помахивая ей.

– Тайна следствия, не могу ничего разглашать, я при исполнении, – играючи отбрехался сержант, которому, казалось, доставляет удовольствие обрубать прямо на корню все попытки поразнюхать от жадных до сведений журналистов.

– Фрэнк, ну брось хоть косточку, – переминаясь с ноги на ногу, подскакивала Пайк и выпрашивала у сержанта хоть что-то из более-менее похожее на официальное заявление.

– Энн, ну нельзя, – развел он руками, спрятанными в карманы плаща. – Че ты, вам все скажут, как выяснят, – настолько скомкано и фамильярно ответил Закари, что его слова нельзя было вставить в новостной эфир даже на региональном телевидение.

– Надо кости – иди и глодай белобрысого, – шепнул Фрэнк на ухо Пайк, и та, кивнув, мигом вернулась к допросу Ларссона, пока тот не успел уйти.

Публика потеряла интерес и начала постепенно расходиться. Коллеги обсуждали между собой итоги пресс конференции и неожиданно полученное интервью от Адама Ларссона, который настолько ярко и броско светился в лучах чужой славы, что затмил собой всех окружающих.

С трудом протиснувшись между коллег, Пайк по совету Фрэнка устремилась со всех ног за уходившим в сторону департамента полиции Адамом Ларссоном. Задача была не из легких. Поспеть за его широким шагом еще и в переполненных коридорах было трудно для невысокой девушки, а окликнуть мужчину она никак не могла себе позволить, и только поравнявшись с ним, Энн выдала, выравнивая дыхание:

– Мистер Ларссон, это правда… – начала было девушка, но мужчина шедший по коридору резко остановился и окинул ее придирчивым и оценивающим взглядом, от которого пробрало до костей.

Ударило по ней, как рентген, и сразу же с выходом результата, лицо мужчины переменилось. От милого и обаятельного собеседника, вежливо отвечавшего на каждый вопрос, не осталось и следа, а высокомерие Ларссона веяло от него за версту.

– Мисс… – пренебрежительно произнес он и посмотрел на бейдж «PRESS», болтавшийся на завязанном вокруг шеи цветном шнурке с вписанной в удостоверение фамилией девушки, – Пайк, – продолжил он, прочитав.