Всматриваясь в проекцию рентгена на черный текстиль, Адам не смог не позлорадствовать. Его дозор окончен! Он с честью и достоинством отправляется на покой. Эванс, наоборот, только предстояло заступить на вахту, и ее облачение в спальный костюм никак не способствовало скорейшему наступлению отдыха. Все в том же режиме «ходячего», девушка прошла к комнате Николаса и забрала заплаканного ребенка из рук Софии.

– Мамочка, ты приехала ко мне? – вяло спросил Ник, у которого даже не осталось сил на радость после закатанной истерики и руганью с бабушкой, что он не будет пить таблетки, пока мама не привезет ему новые.

Софии показалось, что где-то этот спектакль в новом сезоне она уже видела, но актерский состав был несколько иной… Или тот же? Эх, разве теперь вспомнишь. В памяти всплыл только странный осадок от смеси чувств и неуловимое ощущение deja vu.

Николас Ларссон не из тех, кто ждет милости от природы. Свою задачу по их изъятию собственноручно он знал с момента появления на свет. Самый младший из Ларссонов моментально вцепился в мать хваткой детеныша шимпанзе, висевшего на ветках высоко в кронах деревьев. Держался крепко, чтобы наверняка. Ни на день, а на годы. Адам и София только скептически хмыкнули, позволяя Эванс самой разбираться с ее потомством, непреклонно державшим оборонительные позиции на протяжении нескольких часов, несмотря на столь юный возраст.

– Конечно, мышонок, – приласкала она сына.

Эванс дала ребенку жаропонижающее, выпитое с неимоверной радостью, и Ник сразу же отключился у матери на руках. Укладывая ребенка спать, девушка легла рядом. В течение получаса она проверяла температуру и следила за его сном. Тихое размеренное дыхание ребенка, промокшая от пота пижама и спавшая температура вызвали вздох несказанного облегчения у взрослых, периодически совавших в комнату любопытные носы и бросавшие обеспокоенные взгляды.

Последним, что Адам отчетливо запомнил, это то, как Ник глотает жаропонижающее. После этого уже ничего не имело значение. Адам и без того окончательно вымотался за последние несколько дней. Дома же его добил заболевший Никки, который наотрез отказался принимать лекарства без присутствия матери. Адаму ничего не оставалось, как ехать ночью в Северный Нордэм прямо в пальто поверх спортивного костюма. Стоит отметить, что поездка стоила потраченных усилий. Какого же было счастье Адама, когда малыш принял лекарства и успокоился. Теперь Адам мог поспать. Наконец-то он мог поспать! Неважно, что Ник шантажом добился от взрослых своего. Важным было, что шантаж все же привел их всех к желаемому результату. Ник выпил лекарства и спал. На этом миссия Адама на этом была окончена.

Передвигаясь наощупь, он зашел в комнату и скинул всю одежду прямо на пол, даже не удосужившись сходить в душ, а просто заполз под одеяло, отключившись, как только принял горизонтально положение. Как же хорошо. Ему казалось, что он заснул и попал на небеса. Усталость не давала ему даже пошевелиться лишний раз.

После спавшей температуры Николасу стало заметно лучше, а разомлевшую от тепла Эванс и саму начинало потихоньку морить. Спать с Ником на одной кровати было не лучшей идеей, и аккуратно встав, чтобы не разбудить ребенка, Миа поплелась по коридору к пустующей комнате Лиама. Дежуривших коршунов за дверью, на ее счастье, не оказалось. Девушка беззвучно приоткрыла дверь в спальню и, едва ее голова коснулась подушки, Эванс окончательно погрузилась в спокойный сон, каким не спала уже очень давно.

Адам настолько расслабился, что не услышал звука открывающейся двери, шороха шагов, и не почувствовал чужого присутствия в его комнате, пока что-то тёплое и родное не прижалось к нему. Он вдохнул уже до ломившего скулы знакомый запах, прижал это что-то к себе, ни черта не соображая и окончательно расслабившись. Какого же было его счастье, когда его обняли в ответ. Большего ему в этой жизни и не нужно было. Тишина и покой. Дом, в котором его ценят, может быть даже любят, и, возможно, не так уж и глупо ответить тем же. Что же до его пока что крепко спавших бесов, то бес с ними – перебесятся.

От долгого сна пробуждение было медленным и тягучим. Растянутым во времени с урывками, перемежающимися с последующим погружением в приятную дрему. И все же утро наступило. Оно встретило Адама хмурыми тучами за окном, что так же долго не давали проснуться, продлевая утреннюю заторможенность и сонливость. Ему было тепло и спокойно. Он давно уже не испытывал столь всеобъемлющего умиротворения вперемешку с неким подъемом настроя после ночного переполоха. Ко всему прочему его окутывал знакомый тонкий аромат, которым пахли простыни. Тонкий, терпкий, с едва уловимыми нотками. Он будто нарочно сулил Адаму уверенность и покой, дергал невидимые ниточки в мозгу и воздействовал глубоко на подсознание.

Сейчас Адам ничего не боялся. Он был уверен во всем, в каждом своем действии, в каждом чувстве, что виделись ему настоящими, живыми, без какого-либо притворства и фальши. Повернувшись, Ларссон ощутил прижатое к нему тело, и чужое тепло окутало его вместе с тем самым умиротворяющим запахом. За последние несколько дней репутация Адама Ларссона скатилась с постамента «идеально парня» сразу же после нескольких проигнорированных звонков его девушки. На настоящий момент Адам уже не смел и подумать, что Беатрис спустит ему это с рук и устроит столь приятный сюрприз, приехав к нему утром.

– Ммм, – он провел носом по ее шее, настойчиво упираясь в тонкую талию девушки свидетельством, что он очень рад этой весьма неожиданной, но очень приятной встрече.

Раскрытая ладонь Адама легла на тугие мышцы пресса, закрывая почти весь живот девушки. Крадучись, как паук лапами по натянутой паутине, он забрался пальцами под мягкое одеяние, чувствуя нежность шелковой кожи. Дальше все на уровне ослепивших разум ощущений. От тепла нежного шелка под пальцами сносит крышу. От сладкого аромата хочется дышать глубже, словно при горной болезни. И ему мало. Нужно попробовать её на вкус, дико оголодав за последние несколько дней. Не по еде, по ласкам и даримых, и получаемых в ответ.

Адам прикусил тонкую кожу на девичьей шее и прижал точеный стан к своему уже разгоряченному телу, прошел ладонью выше от живота, поймал в нее грудь и сжал ее. Она легла в ладонь, как влитая. Он осторожно сжимал и поглаживал ее, намеренно задевая затвердевшие в ответ на прикосновение соски. Адам нырнул под одеяло, повторив весь путь горячей ладони губами и языком. В момент, когда его губы сомкнулись на соске, девушка обняла его ногами, призывно и бесстыже прижалась к нему всем телом. От радостного приветствия медлить не хотелось ни минуты. Подразнить ее он еще успеет, сейчас время действия, и за ним Адам не постоит. Быстро, голодно, решительно, сжав зубы на соске, он запустил руки в ее намокшее белье, окончательно потеряв голову от манящей близости.

– Ах, – тихий женский стон удовольствия поощрил его к дальнейшим действиям столь же настойчивым и откровенным.

Адам, не задумываясь, стащил с нее одежду, освобождая себе путь к ее телу. Ноги девушки опять обвинили его, прижимая сильнее. «Как же хорошо, как же правильно, как же сладко», – думал он и давно не ощущал себя так: на своем месте. Без ненависти к самому себя, без угрызений совести и стыда за слабость воли. Ему хотелось большего прямо сейчас.

Язык продолжал жить отдельной жизнью, играя с грудью девушки, которая сегодня была невыносимо манящей. Адам скользнул пальцами по ее складкам, почувствовав на них следы ее возбуждения. Стон девушки впился в голову алмазным сверлом. «Что-то не так, слишком хорошо, слишком сладко, все слишком», – подумал Адам, но сил на мысли у него практически не осталось, а вся кровь в момент устремилась вниз живота. Возбуждение стало нестерпимым, оно требовало своего сейчас и немедленно! Адаму казалось, что он опять в одном из своих фантазийных мальчишечьих снов, где рядом не Беатрис, а она. «Нет!» – уверенно крикнул он в мыслях и немного грубее скользнул пальцами глубже по возбужденной женской плоти в окутавшее их тепло.