Каждый – нет, не Новый год – а каждый четверг мы ходили в Строченовские бани на Павелецкой. Это знаменитые бани, связанные с именем Сергея Есенина, читавшим там свои стихи, и Тарковских, которые жили рядом на Щипке. Но самым примечательным в этой бане была, конечно, уникальная печь. Эту печь, как и саму баню, которой уже больше нет, вспоминают строченовские завсегдатаи и по ныне.

Наше время было с часу дня до трёх. В это время как правило приходили верующие с нательными крестиками, что было их отличительным знаком от всех остальных. Это сегодня не разберёшь по крестику на шее кто он, действительно верующий христианин или просто так, для красоты. А тогда нательный крест означал только одно – верующий и ходит в церковь. Да и увидеть его на ком-нибудь можно было не так уж часто. В баню я убегал с работы во время обеденного перерыва и прихватывал ещё часок.

Раньше всех, утром, приходили таксисты, а перед нами в бане парился ещё кто-то, и их почему-то называли «сталеварами». Видимо от того, что после них в парилку невозможно было войти – уши в трубочку сворачивались от такого жа́ра. И тут у Александра появлялся шанс, как говорится, блеснуть чешуёй. Среди нас он слыл за банных дел мастера и в этом ему не было равных.

Подготовка парилки была целым искусством. Перед этим все выходили и внутри оставался только тот, кто знает, как это делается. Вначале он на́чисто всё подметал и открывал маленькую форточку. Ну здесь мы с Димкой иногда даже помогали. Затем открывал заслонку печи, как в паровозной топке, куда нужно поддавать. Снаружи к двери парилки кто-нибудь становился и упирался в неё спиной, удерживая таким образом. Тот, что внутри, стоя сбоку печи ловко забрасывал таз воды в открытую у печи заслонку и тут же отпрянув в сторону приседал. От этого происходил такой мощный хлопок выброса пара, что придерживающий дверь, бывало, даже отшатнётся от удара парового давления в дверь. Весь старый отработанный застоявшийся пар вылетал в форточку после чего её закрывали. Герой сего действа победно выходил наружу из этого пекла, и все оставались в ожидании. Минут через пять он снова заходил внутрь парилки и маленьким половником на длинной ручке поддавал немного заготовленной в деревянной шайке смеси из всяких снадобий. Опять выходил, все немного ждали и вот поступала от него команда: «Можно!» И все заходили в парилку и тут же приседали, прикрыв уши руками. Тело мгновенно покрывалось «гусиной кожей», потому как ощущение было такое, словно в парилке минус 35 мороза. Немного привыкнув некоторые начинали потихоньку подниматься по ступеням на верхнюю довольно большую деревянную площадку.

После такого прогрева мы шли в душ и оттуда в наше банное купе, то есть отделение на компанию с кожаными диванами и столом, где переодевались. Саша наливал из термоса приготовленный горячий отвар из разных трав с клюквой и лимоном.

– Изнутри нужно тоже обязательно прогреться, – говорил он. – Попробуйте в парилке подышать через веник выдыхая ртом. И вы почувствуете, что у вас холодное дыхание – внутри холод. Поэтому в бане нужно пить горячий чай.

Мы прогревались, потом снова шли в парилку и лупили себя вениками. После этого Саша доставал бутерброды с селёдкой.

– Теперь надо восполнить соли, которые из нас вышли.

И мы послушно пополняли соли и запивали отваром.

В завершение всего, помывшись в ду́ше, мы ещё раз разогревались в парилке и прыгали в бассейн с холодной водой.

– В холодную воду нужно окунаться только в самом конце для того, чтобы на коже закрылись поры, – поучал нас Александр. – Вон, видите сидит мужик весь аж серый и даже в парилке ничуть не вспотел. А почему? Да потому что он весь прокуренный, у него нарушен обмен веществ и на коже поры забиты. Нужно бросать курить и пробивать всё это чтобы поры заработали.

Мы посмотрели друг на друга, вроде всё нормально, красные как варёные раки. И теперь, уже одевшись, Саша давал последнее наставление.

– Сейчас пить воду уже нельзя, а то сразу будете все мокрые. Дома попьёте.

И мы послушно терпели.

Дома вечером, после таких банных процедур, мы с Димкой садились за стол, вставляли в магнитофон кассету с хором Троице-Сергиевой Лавры и долго пили чай с душицей и лимоном.

В одну из суббот, я решил пойти утром на литургию в храм Божией Матери Знамения, который был не далеко от нас возле станции метро «Речной вокзал». Когда-то на этом месте была деревня Аксиньино, оттого и храм этот называется Знамения в Аксиньино. Архитектура церкви своеобразная, выполненная в русско-византийском стиле XIX века и построена на месте старинной деревянной церкви. Это один из немногих храмов в Москве, который никогда не закрывался. Всякий раз проезжая на автобусе мимо этой церкви из красного кирпича, мне всё больше хотелось побывать в ней на богослужении.

И вот это случилось. Когда я вошёл в храм и подошёл со свечой к праздничной иконе посередине, то обратил внимание на то, что под свечные огарки приспособлены небольшие фанерные ящики из-под посылок. И тогда я решил под каждый из двух подсвечников сделать два хороших ящичка из ламинированного ДСП.

Искать подходящий материал долго не пришлось. В магазине «Детский мир» на первом этаже был отдел самообслуживания «Сделай сам», где продавалось большое разнообразие различных поделочных материалов. В этом отделе я всегда покупал форматные обрезки ледерина, коленкора, картона для переплёта и обратил внимание на наличие в продаже панелей различного размера из ламинированного под орех ДСП. Я выбрал то, что было необходимо и мне оставалось только аккуратно собрать ящики у себя на работе. После того, как ящики были готовы, мы с Димкой уложили их в большую сумку и днём, когда в храме почти никого нет, отправились в Знаменскую церковь.

В храме действительно никого не было. Мы как ни в чём не бывало подошли к подсвечникам у аналоя с праздничной иконой в центре храма, поправили свечи, перекрестились, приложились, огляделись вокруг и быстро заменили посылочные ящики на ящики, изготовленные мной, налету пересыпав в них огарки свечей. Ещё раз перекрестившись, мы так же спокойно вышли из церкви.

Потом мы как-то приходили на вечернее богослужение в эту церковь и видели наши ящички, стоящие у подсвечников, аккуратно застеленные бумагой внутри. Значит работают, порадовались мы, и отправились в магазин за кагором, чтобы отметить славно проделанную работу. А покупали мы тогда только молдавский кагор «Чумай». Сегодня и названия-то такого кагора никто не знает.

Как-то ночью сквозь сон я почувствовал, что в темноте комнаты вроде как кто-то ходит, не звуки шагов, а ощущение движения какой-то большой массы. Затем это «кто-то» подошло к моей кровати и, наклонившись надо мной, придавило меня собой тяжело дыша мне в лицо. Кое-как высвободив руку, я перекрестился, еле выговорив Иисусову молитву. Оно сразу отпрянуло от меня и посреди комнаты где-то в воздухе лопнуло нечто стеклянное и посыпалось на пол мелкими осколками. Мне показалось, что это почему-то лопнула лампочка на люстре. Я нащупал в темноте выключатель и зажёг свет – все лампы были целы. Из своей комнаты на свет вышел прищуренный Димка и пробормотал спросонья:

– Что случилось?

– Да вот что-то вроде стеклянного шара лопнуло и рассыпалось осколками на пол.

И я пересказал ему произошедшее. Мы осмотрели пол, я провёл по нему ладонью, но ничего на полу не было. Перекрестившись на иконы, мы снова легли спать. Было три часа ночи.

Утром, обсуждая ночное происшествие, мы вспомнили об обещанном визите к отцу Георгию и в конце рабочего дня немедленно отправились к нему в Коломенское, чтобы рассказать о ночном видении.

После богослужения отец Георгий спустился с нами в специально устроенную под храмом комнату для отдыха служащих священников. Иногда им приходилось ночевать в этой комнате, если рано утром нужно было служить литургию. Почему-то так получалось, что священники, как правило, жили в противоположном от места служения конце Москвы. Тот же отец Георгий, когда служил в церкви мучеников Адриана и Натальи на Ярославском шоссе, то жильё ему дали где-то на Юго-Западе. А когда он стал служить в Коломенском, то его переселили куда-то во Владыкино.