День был по-южному тёплый и солнечный, купола церквей горели золотом и с самого входа в Киево-Печерскую Лавру мы были поражены её величием и долго рассматривали фрески на стенах при входе. Нас привлекало всё на территории Лавры, мы интересовались каждым фрагментом здания или росписи. Я, не переставая щёлкал фотоаппаратом, желая зафиксировать всё это великолепие. Более всего меня поразила настенная живопись Трапезной палаты с церковью преподобных Антония и Феодосия. Автором этой живописи был И. С. Ижакевич. Мне так всё понравилась в этом храме, так было по душе, что с тех пор этот стиль настенной росписи стал для меня образцом современной храмовой живописи.

И вот странное дело. Внутреннее убранство Трапезной палаты было разработано знаменитым архитектором Алексеем Викторовичем Щусевым, и он же потом стал автором мавзолея Ленина, лауреатом четырёх Сталинских премий и двух орденов Трудового Красного Знамени; художник Ижакевич, автор росписи этого храма, после революции стал членом Ассоциации художников Красной Украины и так же награждён орденом Трудового Красного Знамени. В то время как большевики уничтожали и ссылали «церковников» в лагеря, они благополучно трудились и получали правительственные награды. Такая метаморфоза мне была непонятна. Видимо не всё до конца известно нам о том периоде времени…

По длинной деревянной галерее мы прошли к Дальним пещерам. Выйдя на площадь возле церкви Рождества Богородицы, мы увидели, что под открытой галереей храма готовится вечернее богослужение. Внутри галереи развешивали иконы, украшали их расшитыми рушника́ми, и в торце галереи уже был устроен переносной Престол. В одной из арок послушник заканчивал крепить небольшой колокол. Мы с Димой как раз стояли возле него, когда он, спускаясь со стула, ненароком зацепил верёвку языка колокола и тот издал зычный звук. Послушник вначале испугался от неожиданности, а потом сам себе удивляясь растерянно произнёс, глядя на нас:

– Во, то ж первый колокольный звон Лавры.

Посещение пещер уже закрывалось, но мы всё равно спустились в них. Пройдя несколько метров навстречу нам по подземной галерее шёл инок с фонарём, объявляя о закрытии пещер и выпроваживая посетителей. Когда он подошёл к нам я обратился с просьбой:

– Благословите мы быстро пройдём и сейчас вернёмся.

– А, ну если «благословите», то тогда можно, – ответил он, улыбаясь и пошёл дальше.

Наверное, тот инок сейчас уже архимандрит или даже архиерей. А может быть женился и теперь уже воспитывает внуков. Пути Господни неисповедимы.

На следующий день, 14-го августа, был праздник Происхождения честных древ Животворящего Креста Господня или, как его называют в народе – Медовый Спас. Мы приготовились ко Причастию и пришли рано утром в Лавру на литургию, которая служилась в пещерном храме преподобного Феодосия. Народу было много. Люди стояли по коридорам пещер, пели и молились. В прилегающем коридоре пещер шла исповедь на накрытом покрывалом надгробии, на котором лежал крест и Евангелие. Кто-то сказал нам, что на этом месте захоронен преподобный Феодосий. Мы, конечно, захотели поисповедаться именно на этом месте. Исповедь принимал молодой иеромонах, как потом выяснилось, имя у него было тоже Феодосий. Получилось так, что мы исповедались у Феодосия на гробе Феодосия.

По окончании богослужения мы подошли к отцу Феодосию за благословением в дорогу, так как утром следующего дня мы собирались поехать в Жировичи, в Свято-Успенский монастырь, чтобы помолиться чудотворной Жировичской иконе Божией Матери, почитаемой чудотворной православными и католиками. Да и к слову сказать, действующих монастырей на то время в нашей стране больше и не было. Отец Феодосий благословил нас в дорогу и подвёл к тут же стоящему у стены шкафу с мироточивыми глава́ми. Это были черепа святых угодников Божиих, помещенные в специальные сосуды и на половину находящиеся в прозрачной жидкости. Эта жидкость и была тем самым ми́ром, которое чудесным образом исходило от этих глав. Подойдя к шкафу, отец Феодосий открыл его дверцы, и мы увидели, что макушки черепов влажные и покрыты как бы росой или потом.

Он взял лежащую на полке шкафа кисточку, поводил ей по этой росе на макушке одного из черепов и помазал нас миром. После чего отец Феодосий указал нам на небольшую пещерку в стене и сказал, что это и была келья преподобного Феодосия, предложив нам войти туда и помолиться. Мы вошли в пещерку, которую освещал тусклый свет лампады. У стен были возвышения на подобие лежанок или скамеек, на которые мы с Дмитрием присели. И так мы сидели и молились преподобному Феодосию Печерскому о том, чтобы он указал нам обитель, в которой бы мы могли остаться и сподобиться монашеского жития.

Наш поезд до Бреста был вечером. Почему до Бреста? Да потому что нам нужно было доехать до белорусского города Сло́ним, рядом с которым находилась деревня Жировичи. А в Слоним мы могли попасть только из Бреста, сделав там пересадку.

Времени до отправления поезда было достаточно, и мы решили посвятить его некоторым достопримечательностям Киева. У меня уже был опыт поездки в Киев для освящения нательного креста, и я сохранил карту города, которую предусмотрительно сунул в свою дорожную сумку перед поездкой. Ведь маршрут нашего паломничества был продуман заранее – по действующим монастырям.

От Киево-Печерской Лавры на троллейбусе мы доехали до Владимирского спуска чтобы полюбоваться памятником Владимиру Великому на крутом берегу Днепра. Оттуда по Крещатику пешком прошли к знаменитому Софийскому собору XII века, фрески которого можно рассматривать весь день. Так как это был музей-заповедник, то мы тайком всё же умудрялись креститься и прикладываться к фрескам на древних стенах Руси изначальной.

Неподалёку от Софийского собора расположены древние Золотые ворота Ярослава Мудрого. Конечно, это уже точная реконструкция главных ворот города времён Киевской Руси, внутри которых есть и сохранившиеся фрагменты древней стены. И мы, пройдя по внутренним коридорам, забрались на самую верхнюю площадку ворот.

Тут же в двух кварталах расположен и Владимирский собор, который мы никак не могли обойти своим вниманием и конечно же зашли в него, ощутив благодатную прохладу внутри собора. На улице стояла жара, и Димка плёлся из последних сил по раскалённому тротуару, возмущаясь изматывающим холмистым ландшафтом Киева:

– Всё, не могу больше ходить по этим улицам вверх-вниз, вверх-вниз! Давай уже где-нибудь сядем и отдохнём!

На самом деле и у меня тоже ноги гудели от такой пешей прогулки. Где-то тут же рядом мы купили арбуз, зашли в ботанический сад, расположенный напротив Владимирского собора, и сели на скамейку в тени деревьев. Я достал перочинный ножик и разрезал арбуз, который мы с удовольствием съели с хлебом, заодно и пообедав.

Вечером, изнемогшие от путешествия по городским холмам, мы сидели на своих боковых местах в плацкартном вагоне и молча смотрели в окно, прощаясь с Киевом.

Ранним утром мы прибыли в Брест. У нас было минут сорок до отправления поезда до Слонима, и мы никак не могли, будучи в Бресте уехать, не посетив Брестской крепости. Ещё в школьные годы я не раз бывал здесь с экскурсией и заметил один ориентир – монумент в виде штыка, который виден с привокзальной площади. И мы пошли «на штык», так как именно там и находилась Брестская крепость. Билеты до Слонима были у нас в кармане, и мы вполне могли пройтись пешком, имея киевский опыт пеших прогулок.

Обойдя весь мемориал Брестской крепости, мы вышли через Холмские ворота к реке Мухавец и посмотрели на другой берег реки в сторону границы с Польшей, откуда всё и началось летом 1941 года. Так незаметно прошло время, и мы опомнились, когда оставалось пятнадцать минут для того, чтобы домчаться до вокзала, забрать из камеры хранения свои сумки и вскочить в вагон поезда. Выбежав через центральный вход в виде огромной звезды из бетона, мы увидели, что на площади, где обычно стоят экскурсионные автобусы, одиноко стоял «жигулёнок». У нас появилась надежда и мы, подбежав к машине, дали водителю три рубля, и он мигом домчал нас до вокзала по пустому спящему городу.