Прозвучали первые Пасхальные приветствия «Христос Воскресе!». Все вошли в храм под пение хора, мы поставили на своё место хоругви и направились снова в алтарь. Наступившим Великим праздником праздников и торжеством из торжеств было наполнено всё вокруг.

Мы стояли в некотором восторге, молились и наблюдали за происходящим в алтаре. В это время в пономарке рядом с нами два инока готовили кадила, разжигая для них угли, и один говорит другому потаённым голосом:

– Ты будешь разговляться? А я не буду, я ещё попощусь.

Вот подвижники, подумал я про себя, наверное, это только в монастыре так возможно.

Потом, уже будучи сам насельником монастыря, я вспоминал этот эпизод в алтаре, когда на Пасху наш наместник приказал насильно привести из кельи в трапезную одного такого же «подвижника» и накормить его, чтобы тот окончательно не повредился умом.

Всю Пасхальную ночь мы с Дмитрием простояли в алтаре Троицкого собора Данилова монастыря. Конечно же, основные торжества, посвящённые 1000-летию Крещения Руси начались с утреннего богослужения и продолжались весь день. Но в это время, добравшись домой на такси, мы с Димкой, изнемогшие от ночной службы, мирно спали и видели Пасхальные сны. На столе у нас стоял кулич с творожной пасхой, крашеные яйца, тушеная с мясом картошка и недопитая бутылка кагора.

Летом мы полностью погрузились в дипломную работу. Но уже весной я знал тему своего диплома и начал подготовку материала для него. Если преддипломный проект был связан с транспортировкой корпуса атомного реактора АЭС железнодорожным транспортом, то дипломный проект – наземным транспортом. То есть это был тягач-платформа грузоподъёмностью 600 тонн с автономно управляемыми мотор-колёсами, которых было шестнадцать пар. Идея заключалась в том, что на заводе-изготовителе тягач подъезжал под стапеля, на которых монтировался корпус реактора, мощные гидроцилиндры слегка приподнимали изделие, стапеля убирались, платформа опускалась на своё место, специальный механизм фиксировал корпус реактора на платформе и тягач медленно начинал своё движение. Меня проконсультировали в НИИ «Спецтяжмаж», и я приступил к большой и кропотливой работе.

Дмитрий тоже готовил диплом по специальности «Художественная обработка металла». Его проект был связан с цветными перегородчатыми эмалями. И когда преподаватель сказал студентам его группы, что графическую часть работы необходимо выполнить на планшете форматом 1х1 метр, то они сразу заохали, мол, это очень большой размер. Тогда преподаватель привёл им в пример дипломные работы отделения художественного конструирования:

– А что это вы приуныли? Вон ХК-шники выполняют свои работы на восьми таких планшетах… И потом лечиться, лечиться, лечиться.

Нет, после защиты я, конечно, не стал лечиться. Получив дипломы о высшем образовании, мы с Димкой решили совершить большое паломничество по святым местам в поисках обители, в которой мы смогли бы подвизаться. Но для этого нужны были деньги. И тут неожиданно появился заказ на оформление витрин магазина одежды. Мы предложили руководству магазина поместить в витринах большие красочные батики, выполненные на шёлке. Сюжетами для росписи были выбраны пейзажи с усадьбами Подмосковья. Эскизы были одобрены, и мы приступили к работе. Батики мы делали в домашних условиях горячим способом, с парафиновым резервом, используя анилиновые красители. После каждой очередной покраски парафин выпаривали утюгом на разостланных по полу газетах. Сделав перерыв и войдя в ванную чтобы умыться, мы с ужасом обнаружили, что наши языки стали почти чёрными, видимо от паров красителя при выпаривании. Но, молодость взяла своё и мы рассмеялись, показывая друг другу тёмно-зелёные языки, вспоминая о том, как в армии при патинировании чеканок в растворе сернистого натрия у нас на руках растворялись ногти. Ничего не поделаешь – искусство требует жертв.

Батики получились великолепные, руководство магазина было в восторге, и мы получили за работу 1000 рублей. Тысяча рублей! Это когда месячный заработок инженера был 120 рублей. На эти деньги мы могли объехать всю страну, останавливаясь в лучших гостиницах. Но, мы решили, что нашим первым пунктом назначения будет Почаевская Лавра.

К этому времени мы уже многое знали о духовной жизни и о церковной этике. Поэтому на всякие свои предприятия брали благословение у священника. Отца Серафима не оказалось в Даниловом монастыре, и мы отправились на трамвае в храм святителя Николая в Кузнецах к отцу Алексею Зотову. Однако подойдя к нему под благословение отец Алексей не благословил нам эту поездку:

– Там, вас сразу в милицию заберут, и будут допытываться кто вы такие и зачем приехали. Поезжайте лучше в Оптину пустынь. У них там сейчас много работы. Вот и потрудитесь во славу Божию и помолитесь Оптинским старцам.

Я на работе взял отпуск и 1-го августа, в день памяти преподобного Серафима Саровского, мы сели в электричку на Киевском вокзале, которая следовала до Калуги. Из Калуги автобусом доехали до Козельска, а дальше – пешком.

Перейдя по мосту через реку Жиздру, мы вошли в великолепную корабельную сосновую рощу. Погода была солнечная и мы шли, наслаждаясь тёплым летним днём и запахом лесной хвои. Вот показались строения Оптиной. Войдя на территорию обители нас поразило то, что в зданиях у входа проживают семьи местных жителей. Во дворе дома сидели мужики и курили. У братского корпуса нас встретил отец Иннокентий, который разузнав о цели нашего приезда сразу поселил нас в "гостиницу" для паломников, которая располагалась на другом конце монастыря в изрядно пошарпанном двухэтажном доме. К слову сказать, тогда паломниками назывались обыкновенные трудники, приехавшие не просто помолиться, а ещё и потрудиться.

На первом этаже этой "гостиницы" жили мужчины и у нас был умывальник. А на втором была женская часть "гостиницы", так как девчонок, желавших потрудиться в Оптиной, было тоже не мало. При входе в обитель в здании справа от Святых ворот находилась трапезная, где женщины несли своё послушание. Гостиницей в полном смысле назвать эти помещения было сложно. Скорее это было похоже на ночлежку. В комнате, куда нас поселили, стояло восемь или десять кроватей с напрочь «убитыми» прикроватными тумбочками, и больше ничего. Сюда мы приходили только вечером, так как всё остальное время мы были на послушаниях. Когда же мы все собирались в своей гостиничной келье, то начинались всякие интересные беседы о том, кто где побывал и что видел. И один из паломников, лёжа на кровати говорит:

– Самое трудное послушание – в Псково-Печерском монастыре на коровнике…

Внутри монастырских храмов была настоящая разруха. В одном из них располагался кинотеатр и на улице возле стены лежали вынесенные и сваленные в кучу ряды зрительских стульев с откидными сидениями. Кругом валялись битые кирпичи, доски и всякий мусор. Введенский храм стоял весь в строительных лесах, как снаружи, так и внутри. Но самое ужасное было другое.

Дмитрий как-то признавался мне, что жить он может где угодно: в лесу, в горах, в пещере, в пустыне. Но при условии, что там будет удобный санузел с туалетом. Здесь же, в Оптиной, можно было найти всё им перечисленное кроме санузла с туалетом. В гостинице был ржавый умывальник, а на улице рядом водоразборная колонка, у которой нужно было качать ручку чтобы пошла вода и только тогда можно было умыться, при условии, что кто-то будет продолжать качать воду. Но вот туалет был общий, находящийся в здании бывшей трапезной, который одним своим видом приводил Димку в обморочное состояние.

На стене в трапезной уже была обнаружена под штукатуркой настенная роспись с остатками изображения Божией Матери с Богомладенцем на руках, которая спускалась с небес в сонме ангелов к Оптинским преподобным. На полу трапезной лежали штабеля досок и прочие строительные материалы, с потолка свисала лампочка, а в дальнем торце помещения был устроен временный, самой простой конструкции, туалет для паломников, то есть для нас. И каждый раз, когда Димке нужно было туда идти, он бледнел и уходил как на казнь, разве что, не попрощавшись со мной навсегда.