— А для боя что-нибудь есть? — переспросил я, отрываясь от лампы.

— Есть. Но это заклинание всепожирающего гнева.

— Прочитай.

— Ты забыл добавить «маэстра», — ехидно улыбнувшись, ответила волшебница.

— Милостиво прошу, прочитай, о, маэстра! — с такой же улыбкой произнёс я.

Лукреция осторожно перелистнула страницы, и остановившись на нужном абзаце, начала читать:

— «Гнев твой. Ненависть твоя. Они кипят в груди. Пылают в твоей крови. Сожми их в кулак. Вырви из себя. Вырви вместе с плотью и пламенем. Стисни в длани своей, почувствуй жар углей ненависти. Брось во врага, как камень в еретика, предавшего и поправшего свет Небесной Пары».

Она протяжно выдохнула и снова закрыла глаза.

— А картинки там есть? — спросил я.

Лукреция отвлеклась от познания своих ощущений и повернула книгу в мою сторону. Там был целый комикс качеством не хуже гравюр мастеров эпохи Возрождения. Хмурая женщина с собранными в пучок волосами и в простых доспехах поэтапно вырывала пламя из груди, словно собственное сердце. Детальность рисунков просто поражала! Можно было даже различить отражение стиснутого в скрюченных пальцах фаербола в полированной стали доспеха и злых, глубоко посаженных глазах. Было много схем и цифр, поясняющих время каждого этапа, отдельно показаны руки, сложенные в установленных жестах. Все это, по идее, должно было стимулировать воображение и помочь колдовству.

— Учись, двоечник! — прокричал генерал и по-новому закинул удочку. Он совсем расслабился и потому, сняв обувь и закатав штанины, сунул ноги в воду.

— Тащ генерал, — произнёс я, — вы бы не делали так.

— А что, здесь пираньи водятся? — ухмыльнулся он в ответ.

— Нет, не пираньи. А вот крокодилы могут.

Петр Алексеевич изобразил на лице недоумение и немного отодвинулся от воды.

— Что за пиратки? — повернув голову, спросила Катарина.

Я сперва нахмурился, а потом просиял: язык королевства очень похож на испанский, а «пиранья» на испанском значит «пиратка», то есть «рыба-пиратка».

— Это окуни такие, но с зубами, как у шакала. Если что на пути стаи попадётся, обглодают до костей. Помнишь, как на Золотом Ручье в воде дезертирши были волнами поедены? Вот так же эти рыбы делают. Сейчас попробую показать.

Я сперва пояснил, а потом, осторожно выскользнув из-под девушки, пошёл к воде. Но между словом и делом большая пропасть. Я-то понадеялся на страх, но пираний не боялся в принципе, ибо не сталкивался. Пришлось выудить из файлов системы ужастики о рыбах-убийцах.

Сделав глубокий вдох, я сунул руку в воду. Поначалу ничего не произошло. Только придурочный Чужик нырнул и поплыл вдоль самого берега, пытаясь изобразить из себя нечто вроде морского чёрта, но вышло очень коряво.

— Халтура! — крикнул я в его сторону. — Лучше старайся!

Я плескал рукой в воде, глядя на духа-страха, и лишь с последний момент отдёрнул руку, когда из глубины выплыла большая бесшумная тень, в которой я опознал крокодила. Тень замерла в полуметре от берега.

Я отдёрнул руку и отошёл от воды.

— Там этот, как его, крокодил, который лёгок на помине.

Все снова вытянули шеи. А затем в воду с диким визгом ухнула Катарина. Девушка обдала всех брызгами и ушла с головой под воду. Я подскочил к самому берегу, не зная, прыгать вслед за ней или нет. В голове была только одна мысль: «Она что, совсем дура?!»

Через пяток секунд Катарина вынырнула, держа полуметровую рептилию за горло. На лице сияла улыбка радости. И даже то, что она промокла до нитки, не огорчало её.

— Обожаю крокодилов! — прокричала она и одним движением свернула рептилии шею.

Я не успел опомниться, как девушка достала нож и начала разделывать добычу. В одну кучку полетели кишки, в другую — аккуратно снятая шкура, в а третью — выпотрошенная тушка. Ещё немного, и крокодил оказался насаженным на длинную палку над огнём.

— Простудишься, — произнёс я, потрогав одежду Катарины.

— Высохну, — отмахнулась она.

Я вздохнул и подошёл к воде, чтоб помыть руки. И в этот момент из речки на меня прыгнуло нечто: мешанина из красных, как освежёванная туша, щупалец с крючьями по всей длине, оскаленных зубастых пастей и хищных глаз разного калибра. Это верещало, словно стая бешеных хомяков, замешанных в кровавом тесте, и противно булькало.

Размеры твари были невелики, не больше кролика, но сработал эффект неожиданности. У меня аж поджилки затряслись. И не только у меня. Все остальные тоже отскочили подальше.

Создание, словно сошедшее со страниц Стивена Кинга или Говарда Лавкрафта, поползло в мою сторону, поочерёдно выбрасывая вперёд щупальца и рывками подтягиваясь поближе.

— Чужик, твою мать! — закричал я, а потом выругался ещё сильнее, когда лакированный монстр вынырнул на зов из реки в метре от этой зубастой помеси амёбы и ожившего фарша.

— Что за дерьмо?! — повысил голос генерал, вооружившись палкой.

— Ну… — неуверенно начала пояснять Лукреция, захлопнув волшебную книгу, — ты стал сильнее, и начали появляться страхи посильнее.

— И что мне с ним делать? — растеряно показав рукой в сторону существа, спросил я.

— Смириться. Потому что, если не примешь тварь, придёт другая, и так до бесконечности, — облизав губы, ответила волшебница.

— Ага! А почему она к тебе не липнут, маэстра?! Ты же тоже для них лакомый кусок! — взорвался я.

— Лакомый кусок — это ты. А я умею управлять своей силой. Я для них, как дикобраз для шакала: и рядом мясо, да не ухватишь.

— Да? — зло передразни ее я. — А что она к остальным не приползает?

— Потому что у них нет силы! Я же говорила! — повысила голос волшебница.

Я развёл руки в бессильной злобе. Куда ни плюнь, права Лукреция. Но эту уродину даже не знаю, куда девать. Лакированный и хвостастый Чужик хотя бы не так мерзко выглядит, хотя в смекалке ему не занимать. А эта падаль, ну блин, совсем отвратительная!

Захотелось просто взять и расплакаться от безысходности.

— Блин! Блин! Блин! — выругался я и, подхватив с земли толстую палку, потыкал в существо. Мало мне, что ли, громадного паука, змеи под вещами и всяких червей?!

— Ну и страхи у тебя! — проговорила Катарина, тоже вынув из ножен фальшион и направив его на монстра.

— А нечего в озеро за крокодилами нырять! Я же испугался за тебя.

Девушка слегка улыбнулась, словно ей польстили мои слова, стрельнула в мою сторону глазами и заговорила:

— Я вспомнила одну историю. Когда я была маленькой и меня ещё не выгнали из ордена, нам рассказывала сказки и легенды одна старая храмовница. Все считали её сумасшедшей, потому что она разговаривала сама с собой, но терпели, потому как лучше всех гоняла таких вот страхов от детей. И она рассказывала, что есть легенда, которая гласит, что в седой древности, когда люди ещё не знали огня и жили в сырых землянках, все люди были немного магами. Все разговаривали с духами и природой. Но и страхов было много. Они приходили и пожирали людей, потому что им мало было силы. Им хотелось больше и больше. И вот из поколения в поколение выживали те, кто смог обойтись без силы, привлекающей тварей. И сила иссякла в них насовсем. Но были те, кто выбрал иной путь. Они научились управлять своей силой. Научилась отгонять тварей. Так возникли простой народ и народ магов. Но время шло, народы смешивались, и в семьях простых людей могли появляться маги, а в семьях магов — простые люди. Боги перемешали кровь, и теперь никто не знает наперёд, кто родится, как не знает, левша будет новорождённый или правша.

Я поглядел на Катарину.

— А знаешь, я тебе верю, — произнёс я, не став говорить о генетике и прочем.

Правда, не столько понятно, откуда берётся волшебная сила при эффекте братства, но это потом разберёмся.

Девушка улыбнулась, а потом вдруг пострела в сторону лагеря.

— Там, вроде, драка.

Стоило ей так сказать, как на берег выбежала запыхавшаяся Урсула.

— Это, благородные господа, там вашу солдатку щас бить будут…