Как говорится, шутки кончились. Её изначально интересовало именно это, а всё остальное — просто прощупывание. Земляне по-настоящему сумели если не испугать власть имущих Реверса, то уж озадачить — точно. И отвечать за всю планету придётся профессору Глушкову. Ну а куда деваться? Он же сам вызвался в архимаги.

***

Долбаные пельмени! Я четыре часа их готовил. Чуть ли не живьём перекрутил в мясорубке двух упитанных порчетт, которые заботливо принесла мне Катарина. Поросята со связанными ногами визжали на всю округу, как резаные. Впрочем, почему «как»? Мне пришлось заколоть их по очереди кухонным ножом. Оказывается, для колки порчетт на Реверсе есть специальные ножики. Один такой, бронзовый, с гравировкой свинячьего пятачка на навершии, похожего на шляпку большого гвоздя, был в подарочном наборе от Катарины. У ножа было очень много общего с боевой мизерикордией, которой добивают павших рыцарей и рыцарш. Пришлось также придавить обделавшихся со страху поросят коленом и навалиться всем весом на кухонный кинжал, держа за рукоять одной рукой и давя сверху второй. Потом я их благополучно выпотрошил. Я никогда не потрошил ещё дёргающуюся добычу, потому руки тряслись, и периодически хотелось зажмуриться и не смотреть на то, что сам творю. А потом задолбался крутить рукоять мясорубки и толочь в ступке разные сушёные листики в качестве приправы.

Но это полбеды. Следом за мясом было тесто, которое нужно замесить и раскатать скалкой на посыпанном мукой щите. На щите, блин, потому что подходящей доски не нашлось. И всё это в условиях, когда вокруг мухи, дикий лесок, какая-то поросшая кувшинками речушка. Вдобавок ко мне норовил сунуться Малыш, проявив чисто собачью тактичность, то есть положил морду на край щита и жалобно глядел, когда же ему перепадёт кусок, а то, что он стрескал несколько минут назад брошенные потроха, вроде бы и не считается.

А ещё эти падлы страшильные. Лакированный Чужик, как я обозвал эту тварь, всего-то залез в только что разделанного порося и кувыркался в потрохах, визжа, как новорождённый подсвинок. Но страхи не живут по отдельности, посему ещё какая-то уродина билась в мясорубке, изображая раздавленную и противно пищащую крысу. Я тогда схватил волшебную палочку, то есть спицу, окровавленными руками, напитал от розетки, поставленной, чтоб зарядить ноут и переносные магодетекторы, и озверело затыкал призрачного грызуна. Пока тыкал, в фарше начали ползать жирные белые личинки, каждая размером с сардельку. Разумеется, это тоже были духи-паразиты. Тогда я твёрдо решил научиться ставить защиту от местной нечисти, разработать антивирус понадёжнее и забыть об этом кошмаре. И эта моя маэстра ехидно лыбилась, глядя на мучения, и точила ногти, пока Марта заплетала ей косу. Вообще все таращились на мои мучения, и ни одна падла не подошла, чтоб помочь. И Катарина куда-то делась.

Потом я час возился с костром. Спички и зажигалки Лукреция у меня изъяла, заставив поджигать пучок сухого мха магией. Я долго матерился, но, в конце концов, собрался с мыслями и решил схитрить. Применил ту же самую искру, которой гонял привидений, её хватило, чтоб мох начал тлеть. Пока раздувал огонь, надышался дыма так, что из глаз потекли слёзы.

Затем задолбался с вёдрами, таская воду от реки. Сами-то вёдра не тяжёлые, а вот берег у речки был крутой, так как та протекала в глубоком овраге. Вдобавок, он весь порос крапивой.

Пельмени варились недолго, и ещё быстрее все желающие стрескали угощение. И знаете что? Катарина явилась откуда-то из леса с цветами, мол, от моего начальника, то есть Сан Саныча, узнала, что на родине халумари так выражают любовь. Цветы, блин! Нет, чтоб порося заколоть и разделать, что для профессиональной убийцы проще пареной репы, она цветы притащила! Довольная вся, как кошка, налакавшаяся валерьянки. Я не знал, ругаться мне или просто молча заплакать. Блин, я впервые оказался в такой ситуации! И перспективы средневекового мужа в победившем матриархате как-то так внезапно перестали быть радужными. Всё теперь виделось крайне хреново. Зато я точно решил остаться на Реверсе и вести прогрессорскую деятельность. Невозможно решить проблему неравенства, только лишь грозя пальчиком и бегая с плакатами и голыми телесами по площадям. На Диком Западе была поговорка: «Один дал людям жизнь, другой подарил им свободу, но равными их сделал полковник Кольт, создав дешёвый и надёжный револьвер». Нет, Реверсу нужен не пистолет, ему нужны стиралка-автомат, посудомоечная машинка и мультиварка, способные предоставить один очень ценный ресурс — свободное время, которое можно потратить на саморазвитие. Только технический прогресс может освободить людей от рабства и бытового неравенства. Но сами по себе машины бесполезны без инфраструктуры, а это значит, что опять всё упирается в электростанции и электрические сети. Но для развития мало их построить, нужно просвещать народ, показать им эти блага. И нет выше блага, чем свобода личности, и технический прогресс — пророк её. Правда, отказываться от части свобод приходится регулярно, но это цена за комфорт и благополучие. Ведь если все сразу примутся делать желаемое, цивилизация скатится в каменный век. Но это так, технические детали.

Но сейчас была одна большая загвоздка: один конкретный прогрессор конкретно в этот момент не мог достать из воздуха кухонный комбайн и посудомоечную машинку, а зациклиться на бытовухе для него значило регрессировать до состояния приложения к плите и тазику с грязными труселями. Можно, конечно, позорно бежать с планеты, но это означало сдаться. А сдаваться я не хотел так же сильно, как и подчиняться правилам. Дилемма, однако.

И вот я сидел и глядел в свою тарелку, где в бульоне плавали оставшиеся три пельменя. У злости есть один большой плюс: она стимулирует мыслительную деятельность. Потому я поставил тарелку на край того же щита и направился к Лукреции. Та до сих пор сидела, держа в руках зеркало в дорогой оправе из красного дерева, и примеряла к себе фероньерки. Марта уже закончила расчёсывать волосы костяным гребнем и взялась за щётку с жёсткой свиной щетиной. Они занимались этим под небольшим навесом, один край которого цеплялся к верху фургона, а второй крепился к двум длинным жердям. Всю эту конструкцию удерживали натянутые верёвки, привязанные к вбитым в землю колышкам. Под навесом размещались две небольшие лавочки и столик со съёмными ножками. На столе стояли две кружки с розовым сидром, который был вряд ли крепче трёх градусов, подставка под лучину с воткнутой в неё тлеющей благовонной палочкой и маленький резной сундучок с бижутерией. Так и хотелось схватить его и убежать, крича: «Нафаня— а-а, сундучок со сказками-и-и!»

Бычки, тащившие фургон сейчас паслись на поляне, привязанные длинными верёвками к деревьям. Немного в стороне от фургона стояли деревянные тазы с замоченным в мыле бельём, над которым уже потрудилась Марта. Я поджал губы и с завистью вздохнул.

— Маэстра, — обратился я к волшебнице, садясь на оглоблю, упирающуюся свободным концом в землю. Оглобля подо мной пружинисто прогнулась, и я ухватился поудобнее, чтоб не свалиться. — Маэстра, я хочу спросить об этих духах-страхах. Почему их нельзя развеять и поставить защиту? Я уже понял, что маг, искру они вряд ли уже задуют.

Лукреция скосилась на меня.

— Подержи зеркало.

Я вздохнул, встал и подошёл ближе. А когда взял зеркальце, то магесса взяла из сундучка две фероньерки и начала поочерёдно прикладывать их ко лбу.

— Какая больше подчеркнёт мою красоту? — ехидно спросила она.

— Никакая, — буркнул я в ответ.

— Даже льстить не будешь? — продолжая улыбаться, спросила Лукреция и положила украшения обратно.

— Не хочу. Хоть по пальцам бей, хоть по губам.

— Ученик должен льстить своей наставнице, тогда он может рассчитывать на ответ.

Я поморщился.

— И какой ответ был бы, если я начал льстить?

Лукреция улыбнулась больше прежнего.

— А наставница сказала бы, что лесть не красит настоящего мага. Его красят поступки и его волшебная сила.