Карлосу не хватало язвительного чувства юмора и уверенности. Или скорее самоуверенности, чтобы ставить меня ниже своего чувства достоинства и этим привлекать к себе недоумённое внимание. Парень был чуток к моему самочувствию во время трюков и танца, спокоен при любых обстоятельствах и открыт для общения, что совсем меня не интересовало на фоне призрачного участия Брэндона в моей личной жизни.
Репетиции проходили каждый день. Внезапные истомные взгляды, парочка острых, вонзающихся в память фраз, резкий интерес, как и моментальное его отсутствие, стали играть со мной злую шутку. Злее были только видео с выступлений "Gladiators", до которых я всё-таки добралась одним одиноким вечером за неимением свежих знаков внимания. Если Брэндон ушёл из команды, то точно не по причине стыда за своё "творчество". Не знаю, что могли не поделить тридцатилетние мужчины в латексных трусах: девушек, деньги, может быть, славу. Честно говоря, к этому вопросу у меня напрочь отшибло интерес: блондин вился вокруг стриптизерского шеста ― какими ещё качествами должен обладать мужчина, пробудивший во мне чувства, чтобы культурный шок достиг апогея так скоро и безвозвратно? Могу поспорить, ничего не подозревающий о моём открытии Брэндон даже не заметил те несколько хмурых дней, что я провела в ошарашенном молчании, узнав, кто он на самом деле.
Мне дорогого стоило свыкнуться с тем, что я готова сблизиться с экспертом в области мужской проституции. От одной мысли о том, как он заработал на свой проклятый астон мартин, в котором я побывала, хотелось вылить на себя стакан мыла и тереться щёткой. От неконтролируемых фантазий о его многочисленных трофеях, на месте которых я посидела, мирно наслаждаясь пейзажем, напрашивалась лишь идея записаться к врачу на анализы; эти дни меня преследовало навязчивое видение, что я стала причастна к его гадким телодвижениям, показавшимся мне поначалу чем-то новым и соблазнительным, которые и танцем-то теперь было стыдно называть! Если отрезвить бдительность под тонной испитого разочарования, можно было припомнить косые взгляды на мастер-классе. Кто-то узнавал стриптизёра, но не подавал вид; конечно, такими познаниями и я бы гордиться не стала.
Обидная новость о мужчине, пришедшемуся мне по вкусу, навевала на меня, к тому же, и напрашивающиеся домыслы: первые несложившиеся мои отношения ― закономерная в дальнейшем неудача или несправедливая случайность; многолетнее общение с парнями, желание встретить достойного человека и суровая реальность, где люди боятся брать друг за друга ответственность ― полнейшая глупость. Я не могла противиться стереотипу о причастности мужчин к парнокопытным, тем временем взращивая надежды на здоровые отношения. Не иначе, как душевный диссонанс осложнял мне выбор: отказаться от всех этих сопливых чувств или принять их вместе с методами блондина обеспечивать себе счастливую беззаботную жизнь.
Но вряд ли говоря слово "выбор" я подразумевала его наличие. Если быть совсем уж откровенной, я чувствовала, что его у меня нет, и влюблённость продолжит усугублять мой жизненный путь, пока я окончательно не разочаруюсь в Брэндоне. Видимо, извращений на шесте и очевидной страсти к распутствам не достаточно, чтобы отказаться от чёртового флирта с ним. Поэтому болезненные впечатления после полуголых выступлений на видео со временем утряслись; по удачному стечению обстоятельств, мы не контактировали в период моих душевных стенаний и ярой ненависти, занимаясь сценами с Карлосом и Изабель. Что-то глубоко в подсознании всё это время мне нашёптывало, что блондин достоин оправдания, ведь мы не задницами столкнулись на барной стойке в пьяном угаре, а в танце на мастер-классе. Теперь он артист театра, так же, как и я. И чем равнодушнее я относилась к недавнему прошлому мужчины, тем волнительнее становилось видеть нерушимую безопасную дистанцию между нами, которую я сама же и выстроила своими бесконечными отказами. Мёртвое затишье заставляло желать хотя бы одно примитивное сообщение на телефон…
Смотрела на единственную фразу в нашем диалоге: "Лапуля, я так и понял, что тебе нужно подольше". Перечитывала её до морального смертоубийства по триллиону раз за день. Забавное напоминание о собственном существовании или диковатый способ выразить свою радость на моё согласие. Или беспричинное продолжение нашего разговора, провокационного вопроса с намёком на секс. А я ведь так и не ответила тогда.
Диалоговое окно изо дня в день оставалось неизменным. Мы видели друг друга регулярно, но лишь издалека: там, где я сроднилась с обличием танцовщицы с коварными злодейскими планами по соседству с важной величественной фигурой, вытанцовывающей вокруг трона. Оставалось лишь наблюдать исподтишка и мимолётно, чтобы сохранять любопытство незамеченным. Мы с Карлосом прекрасно ладили; Изабель же периодически действовала на нервы блондину и не только по сюжету. На моей памяти остались пару вечеров, когда Брэндон уходил на незапланированные перерывы после тихих личных переговоров с брюнеткой. Я ни чуть не ревнивица с видами на свободных мужчин, хоть и втрескалась, но взаимоотношения блондина с Изабель интересовали меня как нечто противоестественное, не похожее на флирт. Среди танцев она могла появиться над ним, что-то неразборчиво шепча, вызывая отчаянно раздражённую, трещащую по швам, реакцию. Ссоры и недомолвки в их паре не так давно перешли частные границы, стали поводом для обсуждения не только внутри нашей узкой компании, но и во всём коллективе, с которым мы начали видеться на групповых репетициях. Только обсуждали танцоры не Изабель, а то как стервозен принц.
Переболев его толстым юмором и хамством, эксгибиционистскими наклонностями и ветренностью, смирившись с пропавшим ко мне интересом, я с жутковатым откликом несправедливости в груди прислушивалась к сплетням: даже перечисляя в голове весь список его недостатков и нанесённых мне обид я была не согласна с этим вопиющим сквернословием, потому что замечала чуточку больше. Да, он был слегка эксцентричен, капризен, как плохо воспитанный ребёнок, но его напарница оказалась провокатором, осторожно действующим из тени. Я и понятия не имела, что такого неприятного брюнетка может сказать Брэндону, но понимала, что она давит на одни и те же рычаги, успешно пользуясь этим в неизвестных целях. Пара замятых ссор обеспечили Брэндону дурную славу в театре, хоть я и замечала, как усердно он стремился уладить эту жалкую несправедливость.
Крэг оставался подчёркнуто отстранённым от выяснений отношений, несмотря на то, что был одним из свидетелей конфликтов в паре по другую сторону зала. Вероятно, его мало интересовали и сплетни; в присутствии наставника пресекались посторонние разговоры и тогда мы по нескольку часов не продыхая забывали о реальных взаимоотношениях. В репетиционной происходили иного рода конфликты, призванные сделать постановку непревзойдённой. Нью-Йорк видел нас лишь по пути на работу и к дому; наши жизни вертелись вокруг прогонов, образов, созданных из ничего, но занимающих наши головы, словно личные проблемы.
Девушка в белом летящем платье наизусть свободно проплывала в танце по парапету, вторя невесомым складкам шёлка: свидание подошло к концу, но они не попрощались. Батман, лиричный тревожный изгиб, потерянный взгляд, брошенный по сторонам. Как мог он уйти не поцеловав? Смычки скрипок жутко цепляют за звонкие дребезжащие струны: тоскливо и почему-то страшно, словно он уже где-то далеко. Успел убежать! Сердце колышется до боли, дрожащие ладони ложатся на грудь: чей это рукав плывёт на зеркальной поверхности?..
Танец с Карлосом был поставлен за две с лишним недели. Уверена, что он был готов заведомо, но это то, с какой скоростью мы смогли усвоить новую информацию. Теперь репетиции номера с исчезновением возлюбленного планировались значительно реже, но мы обещались тщательно и периодически прорабатывать все расставленные акценты и эмоции наряду с техничной хореографией. Я была этому несказанно рада: вновь и вновь пережитые чувства боли от утраты близкого человека уходили на второй план, а рабочее расписание претерпевало изменения, словно новая веха приближалась не только в истории, но и в моей личной жизни. Сюжет ждали подвижки, и, наконец, в нём должна была появиться пара бесстрастных голубых глаз. Насколько же изнурительным стало ожидание: несколько недель дома в раздумиях перед отлётом в Нью-Йорк и постановка первой сцены отняли из графика месяц.
