Иногда, выходя на открытое пространство, красавица оборачивалась и смотрела именно туда, где прятался Маркус, и тогда его сердце замирало от страха. Однажды Маркусу даже показалось, что она посмотрела ему прямо в глаза, хотя он и понимал, что в такой кромешной темноте это, конечно же, невозможно.
А когда ночное небо бывало ясным, и не прикрытые кронами оголённых деревьев тропинки заливал лунный свет, Фаберу чудилось, что его возлюбленная превращается в настоящую фею, парящую над землёй. Настолько плавно и быстро, совершенно не двигая корпусом, плыла она по парковым аллеям, обратив своё лицо к лунному диску. Словно наслаждаясь его холодными, серебряными лучами и скользя по ним, как по струнам лютни.
Да Маркус и сам, в такие моменты ощущал в себе какие-то перемены. Он тоже словно парил над землёй, двигаясь за девушкой повсюду, и не замечая никаких преград. Куда девались стволы деревьев, ямы, буераки? Все эти препятствия словно исчезали из-под его ног.
И всё-таки очередной случай вновь заставил Маркуса задуматься над вопросом: а не видит ли она его? Не догадывается ли, что он следует рядом?
Идя за Аннабеллой в один из таких особенно лунных вечеров, он оказался с ней в самой дальней части усадьбы. «И как она одна не боится?» – возник у Фабера в тот момент вопрос. За усадьбой простирался большой луг, за ним шумела речушка, а дальше возвышался густой тёмный лес.
«Смелая девушка. На месте её мужа, я бы ни за что не отпустил вот так бродить одной, свою жену».
Пока Фабер размышлял, девушка сошла с поворачивающей обратно к дому тропинки, и поднялась на небольшой холм, полностью залитый ярким лунным светом. На ней было одето длиннополое, приталенное пальто, с опушкой из соболя по краям. Правда воротник был распахнут, и Маркус, ёжась от лёгкого морозца, удивлялся, как ей не холодно.
Оказавшись на вершине холма, девушка вдруг раскинула в стороны руки и подставила своё лицо под струящийся лунный свет, словно под лучи июльского солнца. В этот момент из лесного массива за рекой раздался душераздирающий, протяжный и пугающий, волчий вой. Однако Аннабелла не обратила на него ни какого внимания. Хотя даже Фабер почувствовал, как по его коже пробежали крупные ледяные мурашки, от которых он стал кутаться в своё пальто ещё сильнее.
Постояв так с минуту, девушка повернулась и, оторвавшись от земли примерно на метр, полетела в сторону сада. Поначалу Фабер не поверил своим глазам. Он прижался к стволу старого клёна, и затаил дыхание, решив, что сходит с ума. Однако протерев несколько раз глаза, он убедился, что это не обман зрения или галлюцинация. Девушка действительно парила над землёй, медленно двигаясь к парку. Под её ногами, скользил посеребрённый замёрзшими капельками влаги лунный луч, протянувшийся от ночного светила к земле, как хрустальная нить паутинки.
Вот она соскользнула, как с небольшой ступеньки, с луча на землю, и оказалась опять на тропинке, сворачивающей к дому. Тропинка проходила совсем близко, даже практически вплотную, от того дерева, к которому прижался Фабер. Ему нужно было немедленно скрыться в глубине сада, но он не мог даже пошевелиться. Ствол клёна словно стал с ним одним целым. Они сроднились с ним.
Тем временем волчий вой усиливался и приближался, будто целая стая хищников вышла из леса и перешла на эту сторону реки. Но девушка даже не обернулась. Ступив на твёрдую землю, она спокойной и размеренной походкой пошла по тропинке.
Вот Маркус услышал шорох полов её пальто, загребающих опавшие листья, и почувствовал нежный аромат женских духов. Стуча зубами, то ли от ужаса, из-за ситуации, в которую он попал, то ли от холода, Маркус не сводил с девушки взгляда. Наконец она поравнялась с деревом, у которого он стоял, и чуть замедлив шаг, повернула свою чудную головку в его сторону. Бедолага чуть с ума не сошёл от волнения, ему казалось, что стук его сердца разносится по всему парку.
Аннабелла посмотрела Маркусу точно в глаза и, помахав ему своей маленькой ручкой в белой перчатке, словно поприветствовав или попрощавшись, пошла по тропинке дальше. Сколько мужчина ещё простоял у дерева, он не знал, но ему показалось, что прошла уже целая вечность, прежде чем он оторвался, наконец, от могучего ствола старого клёна.
Теперь Фабер знал наверняка, что девушка его видела. Она, просто, не могла не заметить его. Тем более это движение её руки, напоминающее приветствие, явно предназначалось ему.
Теперь перед ним встал вопрос: «Что делать?» Девушка, конечно же, всё расскажет мужу, и он выгонит Маркуса на улицу. Нет, кого он обманывает? Он убьёт его и закопает в своём дивном саду. А может просто утопит, привязав к ногам камень?
Сумасшествие! Маркуса охватило сумасшествие. Он стал придумывать себе самые ужасные расправы, какие только мог доктор Штанц применить по отношению к нему.
Не помня, как дошёл до дома и вошёл в свою комнату, Маркус упал, не раздеваясь, на кровать, и обхватил лицо руками. Мысли бежали и не давали ему забыться в долгожданном сне. Вновь и вновь он возвращался в своих фантазиях в парк и прижимался к дереву, каждый раз надеясь, что девушка пройдёт мимо, даже не посмотрев в его сторону. Но раз за разом он видел её выразительные огромные глаза, и лёгкую, косую улыбку, играющую на ярко красных губах.
Вдруг он вспомнил, как девушка парила над землёй. Да ведь это же сон! Ну не может человек летать. Значит, он не был в парке! Значит, он пришёл в свою комнату ужасно уставший, и, упав на кровать, сразу заснул, и всё остальное было только сном. Безумным, надуманным им самим сном.
Вздохнув с небольшим облегчением, он попытался встать, но не смог. Луна ярко, как никогда, светила в не зашторенное окно. Хотелось встать и задвинуть шторы, но он не мог. Силы окончательно покинули его. Оставалось смириться и, смотря через стекло окна на луну и звёзды, постепенно засыпать. Вот что-то быстро мелькнуло за окном и сразу исчезло. Моргая тяжелеющими веками, Фабер вдруг увидел за стеклом чьё-то лицо. Это снова была она; его любимая, единственная и самая прекрасная женщина на земле. Но по мере засыпания, её образ растворился и вскоре исчез совсем.
Казалось бы, после таких перипетий ему должны были сниться только сказочные, любовные сны. Ан нет. Он вновь начал мёрзнуть пробираясь через поляну с нескошенной травой. Холодная роса промочила солдатские лосины и беспощадно затекала в измятые сапоги. Подобравшись к большому крестьянскому дому, он потянулся и заглянул в светившееся окно.
Странно, там стоит человек, мужчина, лица которого он никак не может рассмотреть. Оно почему-то размыто, хотя тело и действия незнакомца видны хорошо. Но он точно не француз. Этот мужчина склонился над столом и что-то там делал. Причём, что-то очень, ужасное. Что-то, что сильно напугало Маркуса. Он чувствует это, но не видит. Ничего не видит. Отвернувшись, он набирается мужества и снова смотрит в окно.
Мужчина исчез, остальное размыто, как будто на рисунок акварелью капнули водой. Отвернувшись от окна, Маркус, неожиданно, лицом к лицу, сталкивается с тем самым мужчиной. Только он не похож на человека. Перед ним стоит жуткий фантом. Образ никак не может собраться во что-то целое; он бесформенный, в нём постоянно меняются глаза, нос, губы. Это похоже на настоящий кошмар.
Маркус кричит и …
Когда Маркус проснулся, было уже светло. Он вскочил с кровати, словно ошпаренный и бросился к стоящему в углу на стуле старому деревянному корыту, чтобы умыться. В доме было прохладно, и вода оказалась ледяной. Ну конечно, камин, наверняка давно погас.
Ополоснувшись, он посмотрел в висевшее над корытом небольшое, старое зеркало; лицо ещё немного припухшее, под глазами синяки. Мужчина попытался уложить мокрыми руками взъерошенные волосы но, коснувшись шрама, пересекающего всю лобную часть, замер и провёл по нему своим средним пальцем правой руки. Странно, но, сколько он, после демобилизации, не пытался вспомнить о моменте появления этого шрама, ему это ни как не удавалось.
