Никогда ещё он не ждал рассвета с таким нетерпением. Казалось, что время растворилось в этой неподвижной темноте. Где то далеко завыли волки. Раевский, уже давно основательно продрог и серьёзно подумывал спуститься и развести огонь. В конце концов, он решился. Понадобилось некоторое время, чтобы завалить трухлявое дерево. Порох, трут, береста, еловые шишки, сухой лапник, всё пошло в дело. Вскоре Раевский наслаждался теплом костра, сидя на подстилке из веток и оперевшись спиной о камень. Не выпуская из рук карабин, он чутко прислушивался к звукам ночного леса, борясь с дремотой настойчиво овладевающей сознанием.

Трудно сказать, сколько времени прошло, когда он открыл глаза. Ему показалось, что не более минуты. Увиденное, заставило оцепенеть. Огромный зверь, как ночной демон, появился бесшумно и стоял не более чем в пяти шагах от него, освещаемый слабыми всполохами огня. Раевский отчётливо слышал его дыхание. Шатун несколько раз втянул ноздрями воздух, принюхиваясь к запаху еды в охотничьей сумке, и алчно взглянул на него. Их взгляды встретились. Раевскому стало жутко, он явственно, всем нутром почувствовал вызов. Чтобы вскинуть карабин не могло быть и речи, зверь не даст ему шанса. Любое движение оборвёт волосок, на котором сейчас была подвешена его жизнь. Но шанс был, и чтобы избежать смерти, нужно было, в прямом смысле, просто шевельнуть пальцем. К счастью, он уже напряжённо подрагивал на спусковом крючке тульского карабина. Гулкий выстрел, внезапно прозвучавший в тишине, заставил зверя испуганно рвануться в темноту, не разбирая дороги.

Владимир мгновенно перезарядил карабин и издал вздох лошади, с которой только что сняли седло.

– Предотвращённая схватка – выигранная схватка – пришла на ум японская мудрость, услышанная, когда то от одного из ветеранов Русско-Японской войны.

К сожалению, сюжетная линия заставляет автора ненадолго прервать эпизод охоты, чтобы перенести читателя в Царское Село.

Родители Софии Николаевны, искренне надеявшиеся на скорое её воссоединение с Раевским, были глубоко разочарованы неопределённостью её ответа на предложение князя, по сути, явившимся отказом. А связать причину и следствие – отказ дочери и внезапный отъезд кавалергарда, не составило труда. На голову девушки посыпались упрёки и уговоры, как из рога изобилия. В конце концов, «бессердечная кокетка» и «неблагодарная гордячка» прониклась чувством вины и сострадания к «несчастному князю Владимиру». Понуждаемая уговорами матери и угрызениями совести, она всё же согласилась ещё раз поговорить с ним, хотя и не совсем представляя себе, как можно утешить разбитое сердце влюблённого повторным отказом. Разговор с князем, который, по мнению родителей девушки, должен был привести к желаемому для них итогу, решено было не откладывать и к полудню мама с дочкой были на пути в Покровское. Не доехав до усадьбы Раевских, каких ни будь две версты, их автомобиль вынужден был остановиться, к явному неудовольствию генеральши. Причиной задержки явился ремонт моста через небольшую речушку, пересекавшую дорогу. Трое рабочих латали провалившийся настил, не особо усердствуя и явно не спеша закончить работу. София Николаевна, давно тяготившаяся назойливыми наставлениями матушки, решительно вышла из машины.

– Мамочка, я пройдусь пешком, здесь недалеко – сказала она, направляясь по подтаявшей санной дороге, идущей через лес.

– Софи, вернись немедленно! Это может быть опасно! – потребовала Анна Александровна.

– Не беспокойтесь, мама, я знаю эту дорогу. Мы с Владимиром здесь часто прогуливались – ответила девушка, удаляясь в сопровождении своего любимца, сеттера Чарли.

Тем временем «несчастный князь Владимир» с утроенной энергией шёл по следу «ночного демона». Вскоре ему стало понятно направление выбранное зверем. Он шёл в сторону Покровского.

– Тем лучше – подумал кавалергард – будет ближе нести свежую медвежатину.

Наконец упрямый охотник понял, что близок к цели. Свежий помёт и чёткие не оплывшие следы говорили о том, что зверь, где то рядом. Этот участок леса Раевскому был знаком, впереди была лесная дорога, ведущая к его усадьбе. Предельно сосредоточившись, он стал уходить с подветренной стороны, приближаясь к дороге. Вскоре он увидел на ней молодую барышню, безуспешно пытавшуюся подозвать к себе небольшую собаку, которая вдруг стала убегать от неё, останавливаясь и поскуливая, словно умоляя вернуться назад. Спина и лоб Раевского мгновенно покрылись холодной испариной, потому что он узнал в барышне Софию Николаевну и понял, что произойдёт дальше. В тот же момент, ветви, стоявшей у края дороги раскидистой ели, дрогнули, и над девушкой нависло огромное вздыбленное тело медведя. Владимир мгновенно вскинул карабин и сбил зверя с ног, но ненадолго. Клацнув оскаленной пастью, он развернулся и, пошатываясь, пошёл на стрелка. Бледное лицо кавалергарда приобрело свирепое выражение. Он откинул в сторону карабин и, обнажив нож-медвежатник, двинулся на встречу.

– Вот и свиделись, наконец – холодно произнес Владимир – обнимемся же по-братски.

Спустя минуту, морщась от боли, он выбрался из-под пахучей облезлой туши медведя и, подняв на руки бесчувственное тело любимой, пошёл в сторону видневшегося на дороге автомобиля.

Как известно, время – лучший лекарь душевных недугов и пока Раевский предавался безумствам в Петербурге, венцом которых стала медвежья охота «на живца», Лео представилась прекрасная возможность проверить справедливость этого утверждения на себе. Увы! Оно не приносило облегчения. Напротив, глубокая тоска и жестокая ревность с каждым днём всё больше наполняли пылкое сердце влюблённого. Вся логика убеждения в правильности своего поступка казалась ему теперь безумным бредом, благородством глупца, добровольно отдавшим свою любимую во власть соперника. Он сходил с ума от мысли, что пока он здесь перепахивает копытами коней своего эскадрона бескрайние просторы Подолья, тот другой находится рядом с Ней. Ловит каждый её взгляд, наслаждается музыкой её голоса, пьянеет от аромата её духов. Душевные терзания усугублялись ещё и неизвестностью. Его письма к ней оставались без ответа. Письма, получаемые от отца, по понятным причинам, не могли содержать интересующую его информацию. Лишь дважды он получил ответную корреспонденцию от ротмистра Одинцова, где кроме прочего, без подробностей сообщалось, что София Николаевна благополучно оправилась от болезни. Без ответа оставались и письма, отосланные им по другим адресам. Щепетильный столичный свет и гвардия забыли о его существовании. Он стал для них чужим, далёким. Расшитый золочёными шнурами пропуск в мир богатых и влиятельных остался пылиться в гардеробе петербургского особняка. От отчаянья его спасало только одно, надежда. Надежда на то, что через пару месяцев, гарцуя во главе своего эскадрона, в сиянии сотен глаз взирающих на него, он узнает те единственные, наполняющие его сердце неповторимым трепетом и теплом.

Тягостные мысли и бессонница сделали его хмурым и не приветливым, скучным собеседником и унылым собутыльником в беззаботных гусарских застольях. Не удивительно, что некоторыми его меланхолия была истолкована превратно и приписана столичной гордыне и гвардейской исключительности. Постепенно Лео стал избегать шумных компаний, предпочитая проводить время в обществе братьев Панаевых, предаваясь ежедневным упражнениям в стрельбе, рубке и фехтовании.

Трое вышеупомянутых братьев, благодаря своим редким душевным качествам, внушали Лео искренние дружеские чувства. Эта «Святая троица» представляла собой воплощённый пример не пафосного патриотизма и военного аскетизма. Глубоко и искренне верующие, приверженцы спартанского образа жизни, они почти всё своё время посвящали службе, постоянно находясь среди рядовых гусар, искренне любивших своих командиров. Каждый из них заслуживает более близкого знакомства.