– Теперь я могу говорить тебе «ты», а ты, можешь обращаться ко мне «Ваше сиятельство».

После каждой напутственной речи, звучавшей приговором любви и надежде, ему хотелось объяснить всем, что он покидает полк лишь на время, но джентльменское соглашение с командиром не давало ему права на это. Весёлое буйство стало затихать ближе к полуночи. Под звуки полкового марша, звучавшего специально для него, Лео выпил «стремянную» и в компании ротмистра Одинцова сел в таксомотор, ожидавший у парадного.

– Славно покутили – довольно произнёс ротмистр. – Должен тебе заметить, друг мой, что ты неприлично трезв. В Ахтырском полку вряд ли ты найдёшь такое же радушие, как и здесь.

– Ну, от чего же – отозвался Лео. – Гусар, он везде гусар.

– Нет, голубчик ты мой – возразил Одинцов – Ты для них чужой. Ты счастливчик, представитель элитной гвардейской касты избранных. Такое не прощают.

– Ерунда. Меня это мало заботит.

– И правильно – согласился ротмистр – потому, как недостаток радушия с мужской стороны будет с излишком компенсирован женским вниманием. Представляю, какой успех тебя ждёт у провинциалок.

– Меня волнует успех только у одной дамы. И, как тебе известно, она далеко не провинциалка.

– Пардон, дружище, тогда я не понимаю твоего решения. Зачем покидать столицу и гвардию, оставляя все козыри на руках у соперника?

– Извини, Алексей, не могу тебе всего сказать, но для этого есть причины.

– Тебе видней. Я думаю, ты знаешь, что делаешь. Однако же, куда мы едем?

– Я намереваюсь нанести визит одной экстравагантной даме.

– Не поздновато ли для визитов?

– Эта женщина принимает в любое время.

– Чёрт побери, Лео, ты сейчас доставил мне самое большое разочарование в жизни. Ведь глядя на тебя, я уже почти поверил в любовь.

– Можешь снова утешиться, эта женщина, не шлюха.

– Кто же она?

–Цыганка.

– Разве цыганка не может быть шлюхой?

– Эта нет. Она гадалка.

– Что за глупости, Лео? Поехали лучше выпьем, где ни будь. Ты бы меня ещё к Распутину потащил. Кстати, он обожает цыган.

– Нет, мне обязательно нужно встретиться с ней и непременно сейчас. Я стал плохо спать по ночам и надеюсь, что она развеет мои сомнения и вернёт мне сон.

– А вот это, как раз очень спорно. Ведь ты можешь получить подтверждение того, что и является причиной твоей бессонницы. Вспомни, что и Пушкин и Лермонтов, в своё время, обращались к услугам известной тогда на всю столицу гадалке Кирхгоф. Вряд ли знание своей судьбы прибавило им спокойствия.

На окраине столицы они, не без труда, нашли нужный дом. Ветхий, низенький, почти до окон засыпанный снегом, с дымящейся над крышей трубой. К нему вела узкая тропинка, протоптанная видимо ногами таких же неприкаянных душ. После настойчивых ударов, дверь лачуги, наконец, открылась и перед взором гусар, в свете трепетного огонька свечи, оказалась худая, сутулая старуха-цыганка с разбросанными по плечам седыми прядями волос. Окинув гостей цепким взглядом колючих глаз, она молча направилась в глубь жилища, на стенах которого плясали блики пламени от слегка поддымливающей печки. Офицеры, перекрестившись, последовали за ней, предусмотрительно пригнув головы.

– Что же вас привело сюда, касатики? – нещадно шепелявя от недостатка зубов, поинтересовалась хозяйка.

– Я хотел бы узнать, голубушка, что меня ожидает в будущем? – ответил Лео, преодолевая чувство необъяснимого суеверного трепета.

– Ишь ты, голубушка – довольно хмыкнула цыганка, зябко кутаясь в выцветшую шаль. – А ты, яхонтовый, тоже за этим? – взглянула она на спутника.

– Боже упаси! – закрестился ротмистр – Я просто так, за компанию.

– Тогда принеси-ка ещё дров, а то всё тепло выстудили. Там за домом в сарае возьмёшь.

И кивнув Лео, она указала на лавку возле стола.

– Садись, касатик.

Засветлив ещё две свечи, цыганка с минуту пристально смотрела в глаза Лео, у которого от её взгляда непроизвольно увлажнились глаза.

– Наверное, от дыма – подумал он, вновь ощутив необъяснимое беспокойство.

– Дай-ка мне левую руку – потребовала старуха.

Лео повиновался. Гадалка, приблизив его ладонь к пламени свечи, стала тщательно разглядывать рисунок судьбы, прицокивая языком.

– На самом деле, меня интересует только одно – тихо произнёс гусар. – Будет ли со мной Та, которую я люблю всем сердцем?

– Потерпи, касатик – приглушённо прошамкала старуха, снимая с плеч старенькую шаль.

Она разложила её на столе и трижды раскинула карты, что-то бормоча при этом себе под нос.

– Вот, что я тебе скажу, рубиновый мой – наконец-то нарушила она тишину – жить ты будешь долго и будет у тебя четыре могилы.

– А, как же она? – проявил нетерпение Лео.

– Твоя будет, касатик. Всё, ступай, спать буду.

В тишине певуче скрипнула дверь. Холодок, повеявший от дверей, колыхнул трепещущие огоньки свечей и грохот сваливаемых на пол поленьев возвестил о возвращении Одинцова. Лео достал из бумажника десятирублёвку и положил её на стол.

– Спасибо – тихо произнёс он и поднялся.

– Ну, и чего тебе накаркала эта ведьма? – услышал он нетерпеливый голос друга, ожидающего в сенях с зажжённой спичкой в руке.

– Долгую и счастливую жизнь – с иронизировал Лео выходя на свежий воздух.

За спиной послышался глухой удар, за которым последовал сдавленный стон. Одинцов, по не осторожности, проверил своей головой прочность притолоки в сенях. Охватив руками голову, он, шатаясь и матерясь, вывалился наружу.

– Поосторожней с ругательствами, Алексей – предостерёг его Лео – за ними может последовать ещё более суровое возмездие.

Старая цыганка, замерев у заиндевевшего окна, сочувственно смотрела в след удаляющемуся Лео.

– Господи! За, что же? За какие грехи, Ты уготовил ему такую участь?– почти беззвучно прошептала она, плотнее запахивая старую шаль.

Следующую неделю Лео провёл в имении отца. Отставной генерал радушно встретил сына и сделал всё, чтобы сгладить переживания от событий последних дней. В столицу они вернулись уже вместе. Первым делом Лео отправился в полковую шивальню, на примерку своего нового Ахтырского мундира. Портные, подстёгиваемые распоряжением генерала, в кратчайшие сроки справились с работой. Облачившись в непривычный для глаза доломан коричневого цвета и краповые чакчиры, Лео придирчиво осмотрел себя в огромном зеркале. Форма безукоризненно легла на тело. Тем не менее, чувствовался лёгкий дискомфорт от того, что левое плечо не ощущало привычной весомости гусарского ментика, атрибута гвардии исключённого из формы армейских полков.

– Подлецу – всё к лицу – иронично пошутил он – теперь можно представиться и шефу полка.

Августейшим шефом 12-го гусарского Ахтырского полка являлась младшая сестра государя, великая княгиня Ольга Александровна. Она была не только любимым, но и единственным ребёнком императора Александра третьего, имевшим статус багрянородного, т.е. рождённого от царствующего императора, от помазанника божьего. В Византии этому придавали особое значение, а в древней Греции такого ребёнка называли пурпурогенным. Не смотря на особый статус, Ольга Александровна росла и воспитывалась в дали от столицы в Гатчинском дворце, в строгой почти спартанской обстановке. Спала на жёсткой походной постели, питалась простой невзыскательной пищей, подчиняясь строгой дисциплине и жёсткому распорядку дня. В восемнадцатилетнем возрасте она была обвенчана с принцем Ольденбургским, но этот брак не принёс ей счастья. Мужа совершенно не интересовала жена, как впрочем, и другие женщины. Зато в Петербургском свете он имел репутацию заядлого игрока, легко проигрывающим за одну ночь целое состояние. Тем не менее, великая княгиня, обладая возвышенной душой, проявляющейся в глубокой православной религиозности, лично покровительствовала множеству богоугодных заведений, гимназий, различных женских курсов. Помимо этого, она оплачивала и обучение всех детей своей многочисленной, хотя и скромной по романовским меркам прислуги. Лео неоднократно имел удовольствие, на обязательных светских приёмах, лицезреть эту хрупкую изящную женщину с чистым одухотворённым лицом и светлой душой, не знающей подлости и лицемерия.