Вдоль стены замка, утопая в белых песчинках, брела Джиневра. Она сменила тяжелую юбку и корсет на легкое белое платье, которое шлейфом стелилось за хозяйкой и собирало пену с прибоя. Я выдохнула, выходя из воды и прогоняя яркий силуэт, намертво прилипший к векам — девочка в белом, прижимающаяся к ногам матери и вздрагивающая от нечаянных слов. Джиневра скинула вязанную шаль, укрывавшую ее плечи, и мягко опустила на землю. Женщина двигалась плавно, слегка склоняя голову и внимательно заглядывала каждому в глаза. Девушки, заметив кивок, разбежались, усаживаясь на ступени и песок, одни отходили подальше, другие почти касались ладонями рунной вязи.
Я снова вздрогнула, когда одна из них подняла руками маленький смерч из белых песчинок и те усыпали ближайшую колонну. Другая, упрямо глядя на рисунок, сжала пальцы в кулак, и волна накрыла с визгом убегающего малыша у самого выхода из замка. Вокруг Эвелины носилась стайка ярких птичек, врезаясь друг в друга; та покачала головой и птицы закружились стройнее и медленнее. Вдруг в дали от Джиневры раздался взрыв хохота, и наставница поспешила группе девушек, замкнувшихся в свое кольцо, и взмахом руки разогнала учениц по разные стороны от руновязи. Одна из учениц в темно-синей юбке, намочив подол, отошла как можно дальше, изогнула спину в крутую дугу — миг — и взмыла к бледным звездам, мерно взмахивая тяжелыми белыми крыльями. Я присела за пределами круга девушек, пытаясь одновременно задерживать взгляд на каждой и не выпускать из виду Джиневру. В голове крутился Раскол и Джеральдина, и призраки прошлого без голосов и тел; я снова и снова спрашивала себя, как буду ходить назад, как вызывать тени. Отстраненно наблюдая, как девушка в самом центре закружилась на месте и пропала, через мгновение оказавшись у лестницы, с которой меня привела Эвелина, я подскочила, подняв тучу брызг и уставилась на фигурку у дальней колонны.
Из скрипучего дверного проема к белому песку спускалась Лили, глядя поверх голов и избегая глаз Джиневры. В тишине, прерываемой только соленым прибоем, девушка подошла к песочному рисунку, поправила полустертую руну с края и присела на колени, упираясь сжатыми кулаками в землю. Ученицы отступили подальше, испуганно спотыкаясь в песчинках. Вокруг Лили возник круг огня, убедительно поджегшего край голубого платка, прибитого течением. Пламя закружилось, вызывая пред глазами рябь, одно кольцо размножилось в пять, поднимавшиеся вверх и вниз, врезаясь друг в друга. От огня веяло терпкой смолой, он пускал языки вверх, врезаясь ими в небо. Лили расслабила пальцы с побелевшими костяшками, открыла зажмуренные глаза.
Зрачки заплыли белым, медовые радужки отражали пламя и казалось, что в глазах полыхает отдельный костер. Жаркие кольца вокруг девушки множились до тех пор, пока упертые в землю ладони не пошли черными языками второго костра. Лили с криком боли отняла их от рисунка и, не глядя ни на кого, побежала в дом, заламывая почерневшие руки.
Джиневра устремилась вслед за ученицей, а остальные, повинуясь немому взмаху руки, поднимались с места и уходили в Астровод, оглядываясь на две фигуры, бегущие почти в полной темноте. Кто-то закрывал лицо руками и я, проследив за взглядами оставшихся девушек, поняла от чего — руновязь почернела, словно укрытая жарким пеплом и выстроилась в слова, которые от меня заграждали нервно перебирающие ногами ученицы. Я повела плечами, словно стряхивая сон и побежала за Лили.
В дверях Джиневра, ухватив ученицу за плечо, свернула направо и я, с трудом поднявшись по ступенькам, заглянула за дверь в поисках коридора. Мой взгляд уперся в твердую гладь мрамора, которую я для верности проверила рукой и, убедившись в неизвестной мне магии, побежала в кабинет матери Тесс длинным путем по лестницам и пустым коридорам.
Во второй раз за день оглядывая комнату, я крутилась на месте в поисках потайного входа и вдруг с размаху врезалась коленями в стопку одеял, оглушенная громко хлопнувшей дверью и толчком руки. Джиневра оперлась на дверь спиной и тяжело дышала, прикрыв глаза. Живот стянуло и я, уверяя себя, что это просто голод, тихо спросила:
— Что это было? — женщина помолчала, закрыв лицо ладонями, обошла стол, опустилась на скрипнувший стул, заставляя вспомнить сегодняшнее утро и сказала лишь:
— Лили у себя — зачем-то провела рукой по краю старой доски и добавила — оставь ее и возвращайся в комнату. Начнешь учиться завтра — когда я уже, толкнув тяжелую дверь, спускалась по каменной лестнице, до меня донеслось шепотом сказанное — все будет хорошо
У своего порога я чуть не сбила Терезу, с опаской оглядывающуюся на темные стены, и мы вошли в комнату вместе. Тесс уперлась взглядом в звезды, отражавшиеся в воде, не решаясь говорить. Я присела рядом, основательно зарывшись в кучу одеял и маленьких пуховых подушек; мы обе мысленно прокручивали сегодняшний вечер до тех пор, пока Тереза не сказала:
— Что с Лили? — я отвела взгляд, гадая, нужно ли рассказывать про карту и про наш разговор с девушкой. Подруга нахмурилась, ожидая ответа и я глубоко вдохнула.
Впрочем, от нужды говорить и объясняться меня избавил крошечный огонек у самого стекла, пускающий на него цветные отблески. Тесс испуганно подобрала подол, а я, наоборот, подалась вперед и протянула руки, точно зная, что это. За время, пока я брела сквозь Астровод, решение пришло само. В памяти, бросая блики на внутреннюю сторону век, еще кружилась битва Колдуний и сверток, зависший над землей в заваленном камнями коридоре, Джеральдина, Мелисса и Лили. Убедившись не без помощи Джеральдины в том, что избавится от дара невозможно, я твердо решила разобраться и пойти по своему пути, каким длинным он бы ни был. Я изучающе глядела на вздумавший вернуться огонек, уверенная — предупреждена, значит вооружена.
Когда пламя стало увеличиваться в размерах, Тереза, вскрикнув, отодвинулась и встретила спиной холодную каменную стену. Из маленького огонька получалось окошко, обрамленное ярко-алой каймой. Наконец на мои вытянутые руки из черной бездны без звезд обычных Расколов выпал знакомый ветхий сверток, готовый разлететься в пыль. Я осторожно расстелила карту на полу перед безвольно осевшей на пол Тесс и подвинула ей подушку из своего вороха. Девушка лишь пробормотала:
— Спасибо…что это? — потом, прочитав надпись на полях, добавила — «Обитель страха»? — я, оглянувшись на незапертую дверь и окинув взглядом тихую рябь на море, полушепотом рассказала Терезе все
— А нам сказки про нее рассказывали — ошарашенно сказала та — на ночь — и молча принялась изучать карту, задевая меня плечом.
— Как думаешь — задала я давно кружившийся в голове вопрос — я смогу сходить в прошлое этой карты? Что-нибудь узнать, хоть что-нибудь — Тесс закусила губу и оторвалась от карты:
— Если и да, то совсем нескоро — я молча кивнула и придвинулась к листу бумаги и задумчиво обвела пальцем большое озеро, потом лес и фигуру из одних только башен в середине с надписью: «Астровод».
Мы изучали карту, кажется, час, в надежде заметить что-то, что рассказало бы больше, но достигли только того, что обе могли бы нарисовать такие же линии по памяти. Наконец, Тереза откинулась назад с тихим вздохом и посоветовала получше спрятать сверток. Наблюдая за тем, как я роюсь в складках перины и пытаюсь ее приподнять, сжалилась:
— Мне разрешили заниматься с тобой ночью. Хочу кое-чему тебя научить — я оставила карту, убедившись, что та спрятана надежно, и вышла в прохладу коридоров, прихватив факел и уже не путаясь в подоле. Тесс тенью бежала впереди, ведя меня через запутанные ходы Астровода и не давая времени запомнить все повороты и потайные двери, приведшие нас к берегу и полустертому рисунку, оставшемуся от сегодняшнего занятия. Девушка решительно смешала его с песком до конца босой ногой и нарисовала новый, сложнее, с большим количеством завитков. Я подошла ближе и села, уперев ладони в песок около рунной вязи, повинуясь кивку Терезы. Та начала говорить медленно и нараспев, и я вспомнила Аарона. Кто кого научил?
