Ветер трепал волосы, где-то кричала чайка, рядом качались лапы елок. Пахло чем-то сладким — от города, терпким — от смолы и соленым от моря. Идеальный день. Но стих не складывался, передо мной лежали в хаотичном беспорядке листы, полные зачеркнутых слов. Сегодня от всего вокруг, даже от раскиданной бумаги сквозило поэзией, но в слова не складывалось. Я вздохнула и упала на спину, раскинув руки. На небе ни облака, а само оно такое голубое, какое бывает только летом. За забором проехала компания мальчишек на велосипедах, шумно дыша и шурша галькой, привезенной с пляжа, об асфальт. На соседней улице зазвонил колокол, призывая соседскую семью к обеду. Город кипел, не смотря на палящее солнце. Откуда-то запахло моими любимыми булочками с маком, и я прикрыла глаза.

Рядом со мной что-то загудело. Сначала я решила, что это ребята во дворе справа запустили автомат с мороженым, но звук был слишком громким, чтобы исходить от соседей. Я нехотя открыла глаза и тут же вскочила на ноги, подходя поближе.

В паре метров от меня воздух по неизвестной науке причине стал закручиваться в воронку. Сначала это выглядело, как нечто прозрачное и живое — при этой мысли меня передернуло — но затем воронка стала приобретать цвета — от темно-фиолетового в середине до голубого по краям. Постепенно нечто, зависшее около сосны, расширялось, а в середине появлялась россыпь белых точек, до невозможного похожих на звезды. Мои волосы продолжал трепать ветер, но вокруг стояла полная тишина, даже ветка, почти касавшаяся воронки, не дрожала, как обычно в ветреный день. Я сделала шаг назад, впрочем, понимая, что далеко не убегу — источник ветра последовал за мной, стремительно увеличиваясь в размерах. Неожиданно для себя я обнаружила, что все звуки стихли. Колокол, не закончив свои двенадцать ударов, замер. Мальчишки на велосипедах, не доехав до конца улицы, замерли в полуденном зное. Все вокруг приобрело странный желтоватый оттенок, словно застыло в янтаре, отрешенно подумала я. И вдруг заметила, что из дома выбежала Мика и, громко что-то крича, побежала в мою сторону. Впрочем, звука я не слышала, только видела, как сестра открывает рот. Мика приближалась, осматривая двор и к кому-то взывая. Неужели она меня не видит? Остановившись в метре от воронки и совершенно не обращая на нее внимания, она испуганно посмотрела на меня. Точнее, сквозь меня, на забор. Тяжело дыша, сестра подошла ближе и, когда я уже собралась отшатнуться и дать ей дорогу, прошла насквозь пару шагов, развернулась и ринулась в дом, что-то говоря матери, которая вышла на террасу и активно жестикулировала. Я решила присесть и собраться с мыслями — надо как-то выбираться. Но, кажется, покачнулась от ветра — во всяком случае, я оказалась ВНУТРИ.

Сначала было даже не страшно. То есть, сначала я даже не понимала, что происходит. Меня крутила, унося в глубь коридора, покрытого со всех сторон россыпью звезд, неведомая сила. Через минуту меня немного замутило, а вокруг стали появляться предметы: осколки камня, целые куски пористых инопланетных камешков, проносились, оставляя огненный след, искры, невероятно похожие на кометы. Позже стали появляться вещи: античные в основном, предметы обихода, затем, почему-то, настольные лампы всех мастей. В конце появилась лампа, словно близнец, похожая на мою настольную, только без царапинки с того вечера, когда Мика уронила ее на пол. Запахло булочками с маком. Наконец, вокруг остались лишь вещи из моей жизни — старая акварель в коробке, разбитой пополам — я в то утро очень рассердилась. Книга с вырванной страницей, свеча с закончившемся воском, пустая катушка без ниток. Стопка конспектов, взятых на время год назад. Все, что было сломано, испорчено, выброшено.

Наконец движение остановилось, и меня будто выплюнуло на холодный каменный пол. Я с трудом поднялась на ноги и аккуратно осмотрелась. Комната, в которую я попала, была отделана панелями из белого с черными прожилками мрамора. На полу расстелили белоснежный пушистый ковер, рядом стояла пара мягких пуфов и низенький столик. Больше ничего здесь не было, а попытки обнаружить воронку, из которой меня выбросило, не увенчались успехом. За стенами комнаты стояла тишина, поэтому я подошла и толкнула единственную дверь в противоположной стене — из двух створок с узором по краю. Дерево, едва слышно скрипнув старой на вид дверной ручкой, поддалось и я выглянула в коридор. По полу стелился ковер, приглушая мой осторожный шаг, стены были отделаны камнем, точно таким же, как в комнате, которую я для себя окрестила Мраморной — вдохновение, которое я так ждала с утра, не кстати появилось сейчас. Я, выждав секунд тридцать для приличия, свернула на право и поспешила найти выход из коридора — надо выбираться отсюда.

Почти добравшись до крутого поворота, я заметила тихо ступающую по ковру девочку в белом платье. Очевидно, она пришла за мной, потому, что, увидев нежданную гостью в моем лице, она ничуть не удивилась. Девочка дошла до угла и, навалившись на холодный мрамор, подозвала меня пальцем. Спрашивать что-либо я не решилась, а потому послушно свернула вглубь темного коридора. На вид ей было лет десять, года на три младше меня. Белое платье почти до пола, короткие кудри, острые локти и коленки. Девочка в полном молчании довела меня до двери, как близнец похожей на ту, которую я закрыла минут пять назад, аккуратно ее толкнула и молчаливым жестом велела мне войти.

Комната, в которой я оказалась, если это вообще можно назвать комнатой, ничуть не была похожа на ту, из которой я вышла. Вместо стен и потолка стояли зеркальные панели, множа рамки, обрамляющие их, в тысячи раз, а пол устилал черный камень, от которого мои ноги тут же заледенели — на траве у дома я лежала босиком. Не понимая сакрального смысла своего пребывания в этом месте, я закрутилась волчком в поисках двери потому, что, кто бы ни хотел со мной встретится, я желаю одного — попасть обратно в солнечный полдень и отогреть ступни. Но дверь пропала, и я запоздало решила, что с внутренней стороны она, вероятно, была зеркальной, как все панели здесь и мне было бы значительно легче, пометь я ее. Выхода не оставалось, и, приступив к делу без особого энтузиазма, я стала по одному нажимать на зеркала и пытаться их открыть. Что и требовалось доказать, дверь слилась с комнатой и мне осталось только без сил опустится на пол в центре, чтобы держать в поле зрения все зеркальные рамы — вдруг кто-то все же выпустит меня.

С пятнадцать минут я разглядывала место, в котором очутилась и только сейчас заметила витиеватые надписи. Символы однозначно не принадлежали к известным языкам, но, от нечего делать, я принялась их изучать. Через еще пять минут я пришла к заключению, что алфавит, который использовали на этих деревянных рамах состоит из 33 символов. Секунд пять до меня доходило, что это — столько же, сколько и у нас. Затем еще секунд пять я рассматривала слова с новым интересом и обнаружила значение восьми букв, самых часто повторяющихся. Я встала и пошла по кругу, вглядываясь в письмена и пытаясь разобрать их, не сразу обнаружив, что комната стала округлой и даже закрутилась по часовой стрелке. Я испуганно прижалась к ближайшей панели спиной потому, что пол стал закручиваться, набирая скорость и отделяясь от стен. Между плинтусом и панелью, на которую я опиралась, стремительно разрасталась черная пустота. Вдруг я заметила, что, крепко держась за раму зеркала, могу удерживать ноги в воздухе и прижалась к стеклу покрепче.

В какой-то момент все резко прекратилось, но я, вместо того, чтобы упасть на пол, который перестал наконец вертеться, вылетела назад, вместе со стеклом. Поднимаясь и стараясь не наступить на осколки, я огляделась. Место, в которое перенеслась комната, нельзя было назвать ни поляной, ни улицей. Кажется, это зала — большая, вытянутая, с высокими потолками и залитая солнцем. Стены и потолок состояли из множества окон, прерывающихся только оконными рамами того же дерева, что и рамы зеркал. Комната, откуда я вылетела, снаружи выглядела как круг, состоящий из широких досок-спинок зеркал. Снова оглядевшись, я не нашла ни единой живой души вокруг, зато обнаружила, что, хоть зеркало, оказавшееся дверью, и разбилось, рама с символами, которые я изучала до падения, сохранилась. Я присела на корточки и принялась водить пальцем по вырезанным буквам и постепенно выяснила еще десяток значений.