— Вот как? — подняла она брови. — Об этом Валентин ничего не говорил.

— О чём же вы тогда с ним так «обстоятельно беседовали»?

— Мы обсуждали методы борьбы с прогнившим режимом, — вызывающе выставилась на меня Реджина. — Я убеждала Валентина вернуться в партию, но он сказал, что пойдёт иным путём.

— Тоже мне, юный Ильич, — буркнул я себе под нос и резко сменил тему: — А кто этот ваш партийный соруководитель, имеющий очень влиятельного папашу? Как его фамилия?

— Не знаю, о ком вы, — упрямо повела девушка подбородком, но я сумел заметить, как взгляд её на долю мгновения скользнул в сторону входной двери.

— Да бросьте, — поморщился я и озвучил свою догадку: — Он же только что покинул ваш дом. Или станете утверждать, что провели утро с незнакомым мужчиной?

— А это, сударь, не имеет к вам никакого касательства, — вроде и спокойно сказала, но во взгляде натурально полыхнули молнии.

— Ошибаетесь, сударыня, — я подался вперёд и упёрся обеими руками в край стола, — очень даже имеет. Вы ведь знакомы с Митрием Изотовым? Он тоже раньше посещал ваши собрания. Так вот он считал отца вашего приятеля виновным в разорении своей семьи. И покинул ваш кружок именно из-за сынка, что вдруг оказался у руля партии. И братца вашего Изотов тоже с собой к сатанистам перетащил, потому как вы с отпрыском его врага дела вели. Уж не знаю, на что Изотов рассчитывал, но Валентина он втянул в такую кровавую мерзость, что брату вашему теперь, как минимум, светит каторга. А то и вовсе виселица.

— Он сам выбрал свой путь, — мой пассаж совсем не впечатлил Реджину.

— Вы так говорите, словно вам безразлична его судьба.

— Всех нас, кто ступил на путь революции, ждут безвестные судьбы. Я была против и ухода, и такого нелепого его выбора. Он сам отвернулся от нас, предал идею, променял нашу борьбу на какие-то мистические бредни. И потому перестал для нас существовать.

— Но он же ваш брат!

— Революция не знает родства! И не знает пощады к своим врагам. Я отвергла брата, как и мой друг отверг своего знатного отца.

— Так уж и отверг. Вы в этом уверены?

— Он доказал это делом, организовав на него покушение. И без раздумий сделает это ещё раз. Нас не испугать кровью. Мы знаем, её не избежать на избранном нами пути. Но путь этот ведёт к всеобщему благу, а потому нас не остановить и не запугать. Мы готовы как к жертвам, так и к самопожертвованию. Если хотите, можете арестовать меня за мои убеждения, но революции вам всё равно не помешать. Не я, так другие продолжат начатое дело.

— Точно-точно, — вздохнул я, — из искры возгорится пламя. Знаю, проходили. Не могу я вас арестовать, не уполномочен. Хотя, по правде говоря, не мешало бы. Так как, вы говорите, зовут вашего друга?

— Если не можете арестовать и если у вас нет других дел ко мне, — вновь пыхнула девушка взглядом, — извольте покинуть мой дом. У меня нет более на вас времени.

— С удовольствием, — поднялся я со стула, подхватил трость и, прихрамывая, направился к дверям.

На кой чёрт я вообще сюда припёрся? Куда раньше глядели мои глаза? Да она ведь на всю голову звезданутая. Фанатичка хренова. Эту одержимую не арестовывать нужно, а в клинику психиатрическую сдавать. Хотя ей это, увы, не поможет. Душевнобольных тут, как я слышал, лечат электрическим током, что вряд ли способствует выздоровлению пациентов.

— Ладно, погнали в управу, — кинул я орку, забираясь в автомобиль и поудобнее пристраивая раненую ногу.

— Неужто от ворот поворот получил, — довольно оскалился Тимон.

— Типа того, — кивнул я. — А ты-то, собственно, чего счастьем светишься? У тебя ж морда сейчас, как у кота, сметаны обожравшегося.

Орк однако причины своей радости выдавать не стал. А я и не подумал настаивать. Чёрт с ним. Пусть хоть у кого-то настроение хорошее будет.

В управлении мы первым делом завалились к Холмову, который успел уже состряпать для меня отчёт и теперь занимался своим. Орк, как всегда, взгромоздился на подоконник, а я, забрав листки с отчётом и печально вздыхая, отправился бить челом начальству.

— Я там, — махнул инспектор рукой, останавливая меня чуть ли уже не в дверях, — всё подробно отметил. И про поездку к Карабашским упомянуть пришлось, поскольку там без потерь не обошлось. Но и про то, что сведения, от Демьяна Останина полученные, зело важными оказались, тоже указал. Можете смело к фон Чубису на ковёр отправляться, ни за что не переживая.

Всё верно Шарап Володович сказал, Чубис долго мурыжить меня не стал и особо не докапывался, вопреки всем моим ожиданиям. Возможно, причиной тому были ранения, полученные им поутру. Заседал мой начальник в своём кабинете в кителе, лишь накинутом на плечи. Правая рука болталась на перевязи, а на лице застыло спокойствие, не поддающееся воздействию абсолютно никаких эмоций.

Может, ходил в лазарет, и это последствия обезболивающего клистира? Эдакая успокоительная побочка. Про дуэль ни словом не обмолвился, по поводу отчёта не язвил и не злословил. Бумаги молча просмотрел и даже ни разу не покривился в мою сторону.

Лишь вяло попенял на то, что куда я ни направлюсь, всюду на меня кто-нибудь да норовит напасть. То революционеры, то лунниты, то бандиты, как будто я специально их к себе приманиваю.

Причём так искренне о том заявил, что трудно было не поверить в непричастность его ко всем этим покушениям на мою скромную персону. Словно канцлер держал своего протеже в полном неведении и не делился планами на счёт моего устранения. Хотя, возможно, причина той искренности — вовсе не проявление актёрского дара, а всё то же успокоительное воздействие медикаментов.

По крайней мере, покончив с отчётом, Чубис всё так же индифферентно сообщил мне:

— Да, господин Штольц. Тут перед вашим прибытием явился канцелярский курьер из департамента герольдии. Обер-прокурор ставит меня в известность, что ваш вариативный родственник завещал вам своё имущество и право перенять баронский титул. Однако возник ряд несоответствий, усложняющих получение вами дворянского достоинства. Поскольку вы не являетесь прямым потомком барона, инспекторский департамент, опираясь на отсутствие прецедентов, не берёт на себя ответственность утверждения права такового наследования. Тем более, полноправным обладателем земельного надела вы станете ещё нескоро. Вы понимаете, о чём я?

— Разумеется, — кивнул я.

Как тут не понять. Похоже, накрылось моё баронство. Необычно было только, что Чубис всё это высказывал мне без малейшего злорадства.

— Для безземельного сословия, — продолжил мой начальник, — конечно, существуют иные способы получения дворянства. И вы, будучи чиновником пятого класса, согласно «Манифесту о порядке приобретения дворянства службою» могли бы на оное претендовать, но только имея выслугу не менее десяти лет. А вы у нас без году неделя, — Чубис впервые за весь разговор выдал недовольную гримаску. Анестезия отходит? — Однако дворянство можно получить пожалованием по особому усмотрению самодержавной власти. И, как мне сообщили, господин канцлер ещё вчера отправил рекомендательную депешу его светлейшеству герцогу Селябскому.

— Ничего себе, — не смог я скрыть своего удивления.

— В том нет ничего противоестественного, — недовольно глянул на меня Чубис. — Господин канцлер настоятельно рекомендовал учесть ваши прошлые, а также, возможно, будущие заслуги перед короной и возвести вас в дворянское сословие. И его светлейшество вроде как уже завизировал своё согласие. Правда вы должны будете присягнуть самодержцу, а дворянство, до получения вами права на владение землёй, будет числиться не потомственным, но личным. Вас это не смущает?

— А должно? — удивился я. — Я ещё даже не женат.

— Я вас спрашиваю о присяге, — ну вот и привычное раздражение проскользнуло в голосе.

— Нисколько, — замотал я головой. А сам сильно задумался. Это какая выгода канцлеру, мало того, что рекомендовать меня титулом наградить, так ещё и присягу герцогу принести. Неужели я опять с выводами просчитался? Главный заговорщик вовсе не канцлер? Но кто? Не Чубис же.