— Вот оно вам надо? — с сомнением глянул я на Анатоля.
— Всенепременно, — энергично кивнул барон, а я перевёл взгляд на орка с ротмистром.
Пехов флегматично пожал плечами, типа ваш родственник, вы и решайте. Зато Митиано живо скорчил недовольную физиономию.
Ну да, мне его сомнения были вполне понятны. С ротмистром-то они уже спелись, а вот чего ждать от барона, неизвестно. Он всё-таки армейский офицер. Ему привычнее окопы да штыковая атака в лоб. А в работе оперативника он шарит, наверное, ещё меньше, чем я. Вот и зачем орку ещё один подшефный? Ему за мной бы уследить.
Опять-таки, не видел я целесообразности в разгуливании по городу слишком большой компанией, которая будет сильно привлекать к себе внимание окружающих. Нас, если ещё Холмова посчитать, уже четверо.
Впрочем, на нас и так постоянно пялились. Причём, как мне кажется, в большей степени из-за Митиано, точнее, из-за его дебильной шляпы.
— Видите ли, дорогой Анатоль, — почесал я уже изрядно заросшую шерстью щёку, — такие вопросы не стоит решать с кондачка да с панталыку. Тут прикинуть нужно, насколько это будет полезно для дела и насколько интересно для вас самого. Да, случались ситуации, когда лишний стрелок нам не помешал бы. Но ведь такие ситуации не постоянно возникают. Нам вот сейчас предстоит поиск свидетелей и подозреваемых, а это может быть совсем не так весело, как вам представляется.
— Я того не боюсь, — поспешил заверить меня барон. — Всё веселее, чем в карауле торчать да по плацу на строевой каблуки сбивать. Не поверите, всем полком мечтаем, чтоб хоть какая война уже началась. Нет уж, лучше с вам, чем в запой от тоски.
— Хорошо, оставайтесь, — сдался я.
В конце концов, потаскается с нашей компанией и, может быть сам отвалится. Нынче никаких заварушек вроде не намечалось. В планах у меня поиск Демьяна Останина, Валентина Тухваталина и Полины Савиной. Только так мы сможем на рогатого оборотня выйти. Скоро инспектор приедет и отправимся.
— Ну что, господа, — я повернулся к троице гоблинов, — теперь вы рассказывайте, с чем пожаловали. Порадуете чем-нибудь?
— Наконец-то, — Жмых, мне показалось, с облегчением отставил в сторонку чашку. — Дело к тебе есть, дознатчик.
— Ну так выкладывайте, — пожал я плечами.
— Ты уверен, — главарь гоблинской шайки недоверчиво обвёл взглядом остальных моих гостей и старика Флипке, застывшего каменным истуканом на входе, — что хочешь перетереть о том не наедине, а прилюдно?
— Здесь все свои.
— Свои своим рознь, — поддерживая Жмыха, многозначительно заявил Бугор. — В кодле собак шакала сразу и не различишь.
— Но-но, — нахмурился я, — не нужно оскорблять присутствующих тут господ.
Хотя, конечно, толстяк прав. Я и сам не до конца уверен в своих товарищах. Если даже орк и агент экзекуторов, в чём я почти уже уверен, то вовсе не исключено что играет он не на моей стороне, а на своей собственной. И что есть к тому же в моём окружении ещё некто, сливающий инфу налево. Тут я ни за кого не поручусь. Ни за ротмистра, ни за родственничка своего, ни за дворецкого. Да вообще ни за кого.
Однако вряд ли этот некто работает на Вацлава Шварца. А ведь я именно о нём просил разузнать гоблинов. Так что не видел я проблем в публичном обсуждении вопроса.
— Дело твоё, дознатчик, — пожал плечами Жмых. — Мы нашли, того, кто тебе нужен. Но за просто так тебе о нём не расскажем.
— То есть, — удивился я и указал на Бугра, — спасение твоего товарища — это «просто так»?
— Это недостаточная цена за опасную информацию, — покачал головой Жмых и прищурился, зловеще скорчив рожу: — А наёмник, которого ты ищешь, о-о-очень опасен.
Через пол часа мы всей толпой, вместе с приехавшим Холмовым, загрузились в наше заводное механическое авто.
Инспектор, как появился, рассказал нам, что задержанных вчера «всенародовольцев» рассортировали по принципу причастности или нет к терактам. Тех, кто оказался замешан в нападениях, отправили в казематы дожидаться суда и следствия, а невиновных отпустили по домам. Отделались ребятки лишь лёгким испугом, слегка помятыми во время задержания боками да выговором с занесением в личное дело. То есть постановкой на учёт. Хотя, как по мне, так с недельку можно было бы их ещё в кутузке промурыжить для профилактики. И вообще, не удивлюсь, если и виновным приговор потом вынесут неадекватно щадящий.
Ещё Шарап Володович выяснил адрес Демьяна Останина. Парень-то из поместных дворян оказался. Так что присутствие моего знатного родственничка вполне кстати может оказаться.
Однако путь наш, несмотря на всю важность предстоящего, пока что лежал совсем в иную сторону.
Во-первых, я попросил орка на минутку зарулить в школу. Лавочку революционную там, ясное дело, прикрыли, запретив собрания. И пусть занятия шли своим чередом, зато в помещении теперь на постоянной основе дежурил жандармский наряд. А потому у меня имелся какой-никакой шанс отыскать свои пропавшие вещи.
А во-вторых, сразу после школы наметили мы посетить Коркинский угольный разрез. Туда, со слов Жмыха, принудительно отправили нескольких очень дорогих его гоблинскому сердцу и, главное, ни в чём не повинных дорогих соплеменников, просто оказавшихся в ненужное время в ненужном месте.
На их свободу и обещал ушлый гоблин обменять информацию о Вацлаве Шварце. Список, слава богу, совсем короткий — всего на три «подлежащих вызволению» лица — прилагался на грязноватом и недурно так измятом бумажном листке.
Эта странная сделка послужила темой для весьма оживлённых и даже жарких дебатов, мгновенно разгоревшихся между нами. Ротмистр и инспектор были против, Митиано поддерживал меня, и лишь барон Штольц, что было вполне естественно, воздержался от выражения собственных взглядов, заняв выжидательную нейтральную позицию.
Пехова не устраивала этическая сторона вопроса. А Холмова — практическая. Потому как я предложил ему по собственному примеру использовать служебное положение, забрав гоблинов с исправительных работ под предлогом их важности, как ценных свидетелей, для раскрытия преступления.
В основном, пришлось доказывать, что не сильно-то мы и грешим против истины. Ведь с помощью гоблинов мы действительно сможем найти Шварца. А тот несомненно являлся жестоким убийцей. Ну а на то, что эльф лишь косвенно относился к делу о «Крутоярском звере», которым я, увы, только и мог заниматься официально, можно закрыть глаза.
Зато инспектор может запросто притянуть эльфа к делу «всенародовольцев». Мерзавец ведь посещал собрание, да и Жилябина потом, убегая, прирезал. Это, конечно, не доказано ещё, но ведь у инспектора и у самого сомнений по данному поводу почти не имелось.
Надо отдать должное Жмыху. Тот едва услышал мои доводы, тут же сориентировался и уверенно заявил, что эльф стопудово во всём замешан, но подтвердить это могут лишь его друзья, отправленные на разрез.
Так что инспектора мы с грехом пополам уговорили, после чего ротмистр, заделавшийся в последнее время честью и совестью нашей компании, остался в «подавленном» меньшинстве. Опять насупился недовольно и сказал, что на разрез с нами не поедет, в городе подождёт. А после этого и барон надумал высказаться.
— Господа, — обратился он к нам, когда практически все споры были улажены, — я тут поразмыслил. Ежели вы теперь вознамерились отправиться на угольные копи, то меня там могут завернуть восвояси за неимением должного на то статуса. Не в повозке же мне вас дожидаться. Посему я, пожалуй, тоже пока от путешествия откажусь, но уж после, с вашего позволения, к обществу присоединюсь. Заодно сменю гардероб. Вижу, вы все взамен мундирам предпочли цивильное. Поди что и я успею пока переоблачиться к вашему возвращению.
Вот и отправились мы по делам лишь после того, как развезли ротмистра и барона по домам, договорившись позже встретиться с ними в «Газаговом стане». Чтобы и пообедать, и дальнейшие планы обсудить одновременно.
К школе мы подъехали во время перемены. И, надо сказать, местные дети вели себя точно так же, как и в моём родном мире: с шумом-гамом бешеными тараканами носились по длинным коридорам, торопясь выплеснуть энергию, накопившуюся за время урока. Едва не сшибли меня с ног и не затоптали, пока добирался до учительской. Жандарм на входе сказал, что именно там на одном из столов свалены в кучу все вещи, найденные и подобранные после вчерашней заварушки. Видать, не только я пребывал в убытке, другим тоже досталось.
