— Сто двадцать?! — ахнул я — Он что, сам золотой?!

— Не знаю — равнодушно ответила Фелна — Посмотри, может и золотой. Я в них не разбираюсь…

И я открыл футляр. И увидел Ее, мою мечту. И она была хороша!

Я погладил изгиб…провел рукой…она откликнулась нежным голосом, говоря: «Я твоя! Возьми меня! Делай со мной все, что ты хочешь! Все, что умеешь!»

Нежно, будто боясь причинить ей боль, взял в руки, прижал к груди, вдохнул ее сладкий запах…боже, как она хороша! Как она прекрасна! И как желанна!

Опустил на бедро, понянчил — ведь не сразу же? Нужно приласкать, погладить, сделать так, чтобы она привыкла ко мне! Чтобы доверяла мне! Чтобы мы стали единым целым, единой музыкой…

Темное дерево, звонкие струны, металлические колки — верх инженерно-музыкальной мысли здешних музыкальных мастеров. Увы, до гитары никто из них еще не додумался.

Кстати, если…когда разбогатею, закажу этому мастеру сделать гитару — по моему чертежу. Я ведь знаю, как сделана гитара, знаю все ее изгибы, знаю о гитаре все, что можно знать! Не зря ведь вначале у меня был позывной «Музыкант» — и это не потому, что я умел виртуозно ругаться матом.

— Ты и правда умеешь играть на лютне? — удивленно спросила Фелна, которая так и стояла посреди комнаты, не решаясь присесть. Я посмотрел на нее взглядом наркомана, и только когда она едва не попятилась (видимо таким диким был мой взгляд), утвердительно кивнул:

— Раньше умел. Сейчас — не знаю. Много времени прошло, да и руки…не те. Попробую, чего уж там…что выйдет, то выйдет.

Забавно, но я ни слова не соврал. Играл ли я на гитарной лютне Вандерфогель? Играл! Давно это было? Очень давно! Еще до армии. И руки — не те. Не мои руки-то! Ну а что выйдет… Тут ведь какая штука — когда ты привыкаешь везде таскать с собой гитару, ты без нее уже не можешь. Две страсти у меня были, две болезни можно сказать — метание ножей и гитара. В свободное время я или играл, или метал ножи. Первое давало отдых душе. Второе — разуму. По первому, думаю, все ясно — погружаясь в музыку, ты отключаешься от серой, и нередко неприглядной действительности. Второе — и тут все ясно. Чтобы хорошо метать нож, надо отключать мозг и включать инстинкты. Как только начнешь задумываться над тем, сколько оборотов должен сделать твой нож, и как лучше держать его в руке — все, ты промахнулся. Или врезал по цели плашмя. Тут как та сороконожка, которую спросили, с какой ноги она начинает движение. Задумалась, запуталась в ногах и упала.

— Сыграешь мне что-нибудь? — Фелна беспомощно оглянулась, видимо прикидывая куда сесть. На кровать — будет выглядеть как-то…зазывно. На стуле — я сижу.

Понял, не дурак! Вскакиваю со стула, пересаживаюсь на кровать, перекладывая к стене футляр. Кстати — обалденный футляр! Он сам стоит не меньше чем несколько золотых. На лицевой стороне — серебряным тиснением буква… «С»? Ух ты! Чуть ли не как «Спартак» получается! Вообще-то я армеец, правильнее было бы «ЦСКА». Тьфу! Ну чего я несу?! Это же…начальная буква моей фамилии! Ну надо же…

По краям футляра — тонкий узор из перекрещенных лютней. Или «лютеней»? Тьфу! Грамотей из меня еще тот. В общем — лютни вытиснены. Маленькие такие, но узнаваемые.

Внутренность футляра мягкая, легко продавливаемая. Кладешь инструмент, он ложится будто ребенок в кроватку — тепло, удобно, безопасно. Даа…вот это так футляр! У меня такого никогда не было! И не могло быть…

Настраиваю лютню…на удивление, она хорошо настроена. Не понадобилось подстраивать — бери, играй. Молодец тот, кто продал инструмент. Настоящий мастер!

Провожу пальцами по струнам прикрыв глаза, привыкаю… Да, не гитара, да, на ней не так просто сыграть гитарное, но…шесть струн, так почему бы и не сыграть?!

Делаю перебор, а потом…потом начинаю играть канцону Вавилова. Обожаю ее! И она как нельзя лучше подходит для лютни. По одной простой причине — ОНА И БЫЛА НАПИСАНА ДЛЯ ЛЮТНИ! Ха ха ха!

Вавилов — великий музыкант, и великий мистификатор. Вот ты умеешь сочинять прекрасную музыку, но тебя никто не знает и не воспринимает. Что надо сделать? Надо сделать гениальный маркетинговый ход! Ты придумываешь, что это старинная музыка, принадлежавшая великому итальянскому композитору, и…все в порядке! Теперь она идет в массы! Теперь ее услышат все! Ибо сочинил ее не какой-то там Владимир Вавилов, непонятно откуда взявшийся лабух, а самый настоящий итальянец!

И почему это у насвсегда так любили иностранщину? Зарубежное — все лучшее, а у нас — дерьмо. Смердяковщина проклятая! Эх, жаль рано ушел Вавилов — рак его сожрал. Иначе столько бы красивой музыки еще написал! И возможно — под своим именем.

Над небом голубым есть город золотой

С прозрачными воротами и ясною звездой,

А в городе том сад, все травы да цветы,

Гуляют там животные невиданной красы:

Я играю, а глаза Фелны делаются все больше и больше, и челюсть ее отвисает. Ротик девушки приобрел форму буквы «О» и не желает закрываться. Да, как же это так — зверь, дикий ворк, который сегодня вырвал челюсть своего противник и бросил ее на арену как ничтожный мусор — играет на лютне и поет! Вот ни фига себе! Хе хе хе…

Прекрасное стихотворение. Написал его химик по образованию и романтик в душе Анри Волохонский. Написал как раз под эту канцону Вавилова — услышал ее в сборнике лютневой музыки 16–17 веков. И запал на нее! И так родилось это великое стихотворение.

Все почему-то думали, что автор песни Гребенщиков. Нет. Он просто ее стихушничал, спер, исполняя везде, где только можно. А когда ему на то попеняли, мол, почему ты присвоил себе чужое произведение — он сказал, что ничего не присваивал и никогда не говорил, что ЭТО сочинил. Он просто исполнял. Выскользнул, угорь!

Кстати, некогда я любил песни БГ, но после того, как он опаскудился, обнимаясь с некоторыми одиозными персонажами грязной политики — выкинул все записи с его песнями. Но это — не его песня! Которую он, кстати, подпортил. Ведь в оригинале звучало «Над небом голубым…», а не «Под небом…». Просто когда Гребенщиков слушал кассету с этой песней — не расслышал слова и заменил своими. Качество записи тогда оставляло желать лучшего.

Когда я лежал в своей комнате в особняке Велура, то нередко мысленно проигрывал в голове песни, которые некогда слышал, которые исполнял. И каждый раз прикидывал, как буду исполнять эту песню на лютне, перекладывал слова песни на всеобщий язык.

Как оказалось, не так уж и мало песен можно использовать здесь, в этом мире. Не очень много, но и не мало. Но те, что можно использовать — большинство из них нужно переделывать под здешние реалии. Ну вот например, слова в замечательной песне из старого фильма: «Что так сердце, что так сердце растревожено…словно ветром тронуло струну…». Вот эти слова: «Укажи мне только лишь на глобусе место скорого свидания с тобой». И вот как перевести «глобус»?! Нет у них глобусов! По крайней мере мне это не известно.

В общем, пришлось поправить: «Укажи мне только лишь на карте…». А что делать?! Песня-то просто офигительная! Как раз для гитары! Ну или для гитарной лютни. Пой, не хочу!

Я пел «Город золотой», и слушая свой голос думал о том, что пою-то вполне прилично! Даже не ожидал! Такой юношеский баритон, который когда-нибудь превратится в мой «родной» голос — хрипловатый, даже грубоватый. Простуженный, сорванный голос старого вояки. И кстати — пою я сейчас намного лучше, чем Я-прежний. Опять же, скорее всего меня в оперу не возьмут, но…хорошо исполняю! Профессионально!

Хмм…а насчет оперы это я зря — если меня потренировать, если как следует обучить приемам оперного пения, развить мой голос — почему бы и в опере не попеть? Мутация у меня уже давно закончилась, голос не сломается, так что…вполне смог бы! Если бы тут была опера…хе хе хе… Представляю — Синий, оперный певец! Смешно!

Допев «Город золотой» остановился, переводя дыхание. В общем-то, я и не устал, только кончики пальцев давали о себе знать, не привыкли еще к струнам. Кстати, надо будет ногти отрастить на правой руке. Играть на лютне без ногтей…ну не медиатором же мне лабать! Я не рок-музыкант — бряк-бряк-бряк по струнам. И это не электрогитара. В принципе, ногти у меня уже есть, достаточно длинные, надо будет их только обработать как следует. Чтобы без черной каймы и всего такого. Я так-то слежу за своими ногтями, обрезаю…ножом. Стараюсь подрезать, чтобы не было заусенцев. Терпеть не могу заусенцы! Но теперь придется особо следить за ногтями. И как мне это совместить с единоборствами — я не знаю.