Впрочем — и в юности не знал. Хочу и музыку, и единоборства — все хочу. Если набить на подушечках пальцев хорошие мозоли, можно не заморачиваться с длинными ногтями. Только вот сложно…и звук будет хуже, не такой звонкий.

Есть еще способ — играть пальцевыми медиаторами. Только почему-то я сомневаюсь, что здесь додумались до пальцевых медиаторов. Хотя…почему бы и нет? Что, сложно их сделать? Кольцо, на нем выступ как ноготь. Или коготь. У меня такие были. На Земле — были. В крайнем случае, можно заказать изготовить эти самые медиаторы, ювелиры-то в городе есть.

Кстати, надо мне посетить связника! Вот он-то как раз и есть ювелир. Авось не нагреет с ценой на медиаторы…по-свойски. Простая идея! Ага, ага…стремена — очень простая идея. Сидишь себе, и опираешься ногами. И не боишься свалиться с коня во время боя — можешь бить саблей или мечом прямо с лошади. Так вот веками ездили на лошадях без седла и стремян, и не могли додуматься до такого простого девайса! Изобретение стремян буквально перевернуло военную науку! Просто…оно в мире много чего просто, только попробуй ты додуматься. «Ноу хау» — это оно.

— Я…я даже не подозревала, что ты так можешь играть! — только защелкнула свое прелестное хлебало Фелна, а в дверь уже кто-то стучал. И я догадываюсь — кто. Вздохнул страдальчески, отложил лютню, пошел к двери, открыл…и в комнату ворвалась Хельга — встрепанная, красная то ли от бега, то ли от кипения распирающих ее новостей.

— Я так и знала, что ты здесь! — выпалила девушка, обращаясь к подруге — Мне твоя соседка сказала, видела, как ты шла к Петру! Вы вот сидите тут, и ничего не знаете! Тебе, между прочим, влепили выговор, моя дорогая! (Хельга ткнула пальцем в сторону Фелны) За то, что ты нарушила правила и дралась врукопашную на мечной дуэли!

— Что-о?! — с возмущением завопила Фелна — Да эта сука первая бросилась на меня врукопашную! С какой стати выговор?!

— А ее вообще высекут! — радостно сообщила Хельга — Представляешь?! Как только отойдет от побоев, так ее и высекут! Пять ударов плети! За то, что попыталась напасть на безоружного курсанта с мечом в руках, да еще и со спины!

— Всего пять ударов? — я даже фыркнул, но Хельга недовольно помотала головой:

— Знаешь, как начальник охраны бьет?! Ооо! У него плетка, сплетенная из бычьей кожи! Один удар — и кровь брызгает! Зверь, а не человек!

— Кто? — встрепенулся я — Начальник охраны? А как его имя?

— Сторан. Жиль Сторан! — Хельга недоуменно подняла брови — А что?

— Нет, ничего — пожал плечами я, и неловко повернувшись, задел локтем лежащую позади меня лютню. Та отозвалась недовольным гулом и звоном. Ну да, понимаю — кому нравится, когда в тебя пихают локтем?

— Ух ты! — восхитилась Хельга — Лютня! И ты умеешь играть на ней?!

— Еще как умеет! — улыбнулась Фелна — Он мне такую песню сыграл…я такой и не слышала никогда! Даже у бродячих менестрелей! Даже у заезжих музыкальных трупп! Даже в императорском оркестре! Потрясающая песня!

— Сыграй, Петр, сыграй, пожалуйста! — Хельга молитвенно прижала руки к груди — Ну, пожалуйста! Ей ты сыграл, а мне — нет! Нехорошо!

Не знаю, что в этом было нехорошего, но…почему бы и не сыграть? Но только уже не «Город золотой». Вдарим-ка мы по романсам!

Перебор струн…поехали!

Что так сердце, что так сердце растревожено,

Словно ветром тронуло струну.

О любви немало песен сложено,

Я спою тебе, спою ещё одну.

О любви немало песен сложено,

Я спою тебе, спою ещё одну.

Сказать, что девушки были ошеломлены — ничего не сказать! Они вытаращились на меня, как на диво дивное, а я выдавал, а я добавил хрипотцу в голос! И эти две молоденькие курочки смотрели на меня как на бога! Знакомое дело…до смешного знакомое. Гитарист — он всегда в почете. Особенно у девушек. А уж тут, в обстановке информационного голода…да с хорошей, настоящей музыкой…

Меня просто перло! Я наслаждался, зная, что получается! Зная, что я на самом деле сейчас выше на голову, чем большинство из здешних лабухов! Да, я слышал их в трактирах, и не раз. Да, кое-что они могут. Но я-то профессиональный музыкант, я этому учился много лет!

Как я еще раньше выяснил — ворки, как ни странно, славились не только своими успехами в постели. Они практически поголовно музицировали и пели, и это у ворков считалось в ранге положенности. Ворк, который не мог играть на каком-нибудь музыкальном инструменте и петь — совсем пропащий ворк. Жаль, что эти умения никак не помогают в борьбе за свободу своей земли. Тут нужен твердый кулак, а не крепкие умелые пальцы, щиплющие струны лютни.

Но как бы то ни было — похоже, что Келлан раньше играл на лютне. Пальцы помнили! Они порхали по грифу, уверенно трогали струны так, будто делали это уже много, много раз. И делали, уверен!

Пел я, обратившись взглядом к Фелне. Наверное, это было немного жестоко по отношению и к Хельге, и к Фелне…но я ничего не мог с собой поделать. Мне надо было выбрать слушателя, для которого я играю и пою. И я выбрал Фелну! На Хельгу я вообще-то слегка рассержен. Уж больно достает своей суетой!

Через горы я пройду дорогой смелою,

Поднимусь на крыльях в синеву.

И отныне всё, что я ни сделаю,

Светлым именем твоим я назову.

И отныне всё, что я ни сделаю,

Светлым именем твоим я назову.

Я пел, глядя в глаза Фелне, и та краснела, бледнела, сидела так, будто кол проглотила, и не отводила глаз от моего лица. Смешно — похоже что она думала, наивная, что эту песню я сочинил для нее! Одной, единственной!

Ох, уж эти молоденькие дурочки… «В голове ни бум-бум, малолетка — дура дурой» — только и вспоминается, когда видишь ТАКОЕ. Впрочем, и девушек можно понять. Каждая из них мечтает о большой, но чистой любви. Придумывает себе всякую хрень, пишет письма своему кумиру — глупые, даже скабрезные, с описанием того, что она хотела, чтобы он с ней сделал. Кстати — иногда и делают, если дурочка добирается до вожделенного «комиссарского тела». Или оно, это тело добирается до нее. Откуда знаю? Так не первый же день живу. И девушек этих уже позврослевших, ставший замужними дамами но все еще мечтающих о приключениях — я знавал, и не раз. И на музыкантов насмотрелся…их тусовка — ну такой гадюшник! И девки — чистые, домашние, глупенькие, летят на огонь этой тусовки как мотыльки, не думающие о том, что пламя может спалить их дотла. И палит!

Когда закончил, услышал всхлипы — горькие, безнадежные… Плакала Хельга. Я не понял, о чем она плачет, но узнал это через несколько секунд — девушка повернулась ко мне, отняла ладони от испачканного потекшей косметикой лица (неужели они тут красятся так же, как девушки Земли?!), и с надрывом крикнула:

— Я тоже хочу любви! Я тоже хочу песню! А ты только ей поешь! А я раньше тебя узнала! Дура! Дура я! Привела к подружке на свою голову! А ты только ей поешь! Вот ты подруженька и змея! Увела парня!

— Да никого я не уводила! — фыркнула Фелна — Да и не мой он парень! Он работает на меня! Лечит! Ты чего, спятила, что ли?!

— А чего он от меня отказывается?! Один раз всего поцеловал! А тебе песни поет! — продолжала рыдать вся в разводьях от тушеподобной краски Хельга.

— Поцеловал?! — нахмурилась Фелна — И ты жалуешься?! Да мной он просто брезгует! Я для него только больная! Уродливая, гадкая, больная…после которой надо полчаса руки мыть! И ты еще мне завидуешь…дура ты, подружка…