– Нет, убери. Быстро, лямку рюкзака!

– Какого, мам? – в голосе Алисы уже чувствовалось дрожание.

– Любого!!! Быстрее, бл*дь!

Розовая лямка свисла вниз, и я смогла за неё крепко ухватиться.

– Упрись ногами в стену и держи изо всех сил! Не отпускай, пока не скажу!

Пока не скажу своей дочери, чтобы она отпустила маму. Чтобы та пропала в пучине мёртвых тел, вереща как свинья на убое. Пока я этого не скажу?

Я дёрнула лямку, она казалась прочной, и Алисины руки побелели от усилия. Она уже плакала, и сквозь плотно сомкнутые веки катились крупными каплями слёзы. Я сама упёрлась ногами в свою сторону стены и чуть подтянулась вверх, уцепившись рукой за упор с той стороны. Я выползла наполовину наружу, и Алиса упала головой назад, когда я отпустила лямку её рюкзака. Клянусь, лодыжкой я ощутила жар дыхания и вонь мертвечины, но успела вытянуть ноги прежде, чем за них кто-нибудь смог укусить.

Вот теперь самое время для обморока. Я закрыла глаза и куда-то провалилась. Трава под моей спиной превратилась в пух, потом в воду, но я дышала под ней. Как-будто Алиса была на поверхности, и её голос звучал очень расплывчато, неразборчиво. Удар по щеке немного поднял меня к глади этой воды, а второй полностью вытащил меня на поверхность. Я вдохнула воздух и поднялась. Я видела вытянутые ладошки, торчащие в окошке. Они были злы на нас за то, что мы успели. Мы выжили. Я упёрлась в сухую землю руками и встала, привычным движением накинула рюкзак на спину и сделала медленный выдох, стараясь успокоить взбесившееся сердце.

Алиса сидела на траве, сложив ноги. На её щеках ещё были слёзы, и она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. Я повернулась туда же, и увидела, как к нам спешат три силуэта, закрытые по пояс маревом раскалённого асфальта.

Я очень хочу ошибиться. Я так никогда не хотела быть обманутой своим же зрением, как сейчас. Пришлось грубо поднять Алису на ноги, при этом случайно ударив девочку в грудь её же портфелем.

– Бежим!

Гриша всё сделал сам. Замариновал мясо, выбрал место подальше от многолюдных пляжей, собрал наши сумки. И когда мы с Алисой только встали со своих постелей, всё уже было готово, мы лишь на скорую руку перекусили и поехали.

Девятое мая. Люди на улицах гуляли прямо по перекрытым для автомобилей дорогам, из-за чего сильно загрузились окраины, но это нестрашно. Где-то во дворах уже запускали салюты, и флаги нашей страны развевались тут и там. Алиса смотрела по сторонам, лбом прижавшись к стеклу. Ей уже шесть лет, но она всё ещё плохо говорила и имела привычку сосать пальцы и грызть игрушки, не говоря уже о том, чтобы постоянно прижиматься губами к грязным стёклам машины.

– Алис! Отодвинься от стекла, а то ударишься головой, милая. – Гриша следил за дорогой и Алисой через зеркало заднего вида одновременно. Я настолько расслабилась, что задремала по дороге, хотя ночью спала очень крепко и проснулась бодрой. Эта жара снаружи плавила меня как зефир на костре. – Будете мороженое?

Алиса покачала головой, всё ещё опираясь руками на стекло. Её тугие косички, заплетённые Гришей, заболтались из стороны в сторону. Гриша остановил машину у киоска, и я уже отстегнула ремень, готовясь выйти, как Гриша схватил мою сумку и сказал оставаться внутри. Я не успела ничего сказать, хотя бы поблагодарить его, как он уже покупал нам мороженое. Оно было дико вкусным, и Алиса вся вымазюкалась, поедая пломбир в шоколаде. До озера мы доехали с ребёнком, покрытым чуть ли не с ног до головы подтаявшим мороженым.

Здесь было просто волшебно. Гладкая поверхность небольшого озера отражала весеннее небо без единого облачка. Утки летали от берега к берегу, а над нами, создавая приятную тень, шелестела высокая берёза. Гриша достал огромное покрывало и подушки, усадил нас на них и чуть ли не приказным тоном сказал отдыхать изо всех сил. Соорудив мангал, он взялся за мясо, попутно нарезая овощи и наливая сок. Я не знала, что он взял с собой ещё и немного шампанского.

– А как ты сядешь за руль?

– Переночуем в машине, утром поедем домой. Я взял розжиг для костра и топор. Вот увидишь – ночь пролетит незаметно.

Мясо готово и пахнет так, что у меня слюни чуть не брызнули как у охотящейся кобры. Алиса была занята погоней за бабочками недалеко от берега. Я позвала её, но она меня, как обычно, не послушалась. Я уже два года замужем за Гришей, но Алиса меня ещё ни разу не назвала мамой. Я до сих пор надеюсь, что она лишь стесняется. Изо всех сил стараюсь понять её – не так-то просто принять в свою жизнь «новую» маму.

Я подошла и поймала верещащую девчушку в объятия. Алиса засмеялась, я пощекотала её по бокам, и та взвизгнула так, что утки с противоположного берега взмыли верх, крякая на всю округу. Я кормила Алису шашлыком с вилки, заранее разрезав большие куски на маленькие, не забыв и про овощи. Гриша как всегда будто проглатывал куски целиком, видимо, надеясь, что его желудок справится с чем угодно, хоть с гвоздями. Я дала ему таблеток, чтобы он как обычно не мучился от тяжести после таких приёмов пищи.

Алиса наелась быстро, и теперь сидела рядом с нами, а её надутый животик немного нависал над розовым платьицем, которое я ей купила несколько недель назад. Алиса любит всё розовое, и если бы она смогла загадать одно желание, то выбрала бы самой стать розовой.

Гриша встал и пошёл к машине. Вернулся он с двумя удочками. Со своей и совсем маленькой, наверное, для Алисы.

– Алис, пойдём порыбачим?

– Дай ребёнку переварить! – шутливо выступила я. – Да и сам посиди хоть немного.

Гриша согласился и поцеловал меня в лоб, всё ещё держа рыбацкие принадлежности в руках. Через полчаса мы переместились ближе к берегу. Гриша учил Алису закидывать удочку, но малышка не особо была заинтересована в процессе, и всё время озиралась на летающих вокруг нас насекомых, ей было страшно и интересно одновременно, когда над нашими головами, гудя как вертолётные лопасти, пролетела огромная зелёная с переливами стрекоза. Итог был очевиден, Алиса бегала по лугу полностью в своём распоряжении, а мы с Гришей сидели в обнимку у берега, зарыв ноги в тёплый мягкий песок. Поплавок дёргался, но рыбачить, кажется, тут вообще никто не собирался. Гриша просто взял всё, что могло пригодиться в теории, как обычно, впрочем.

Маленькие волны плескались у наших пальцев ног, Алиса за нашими спинами с девчачьим визгливым хохотом так и бегала за каждым насекомым, попавшим в её поле зрения. Она поймала бабочку и аккуратно закрыла её ладонями, чтобы показать нам. Она назвала её самой красивой в её жизни, хоть это и оказалась обычная крапивница. Алиса отпустила насекомое, улетевшее в краснеющее небо. Она уже хотела спать и приложила голову на колени Гриши, сев рядом со своим горячо любимым отцом. Гриша поцеловал её в макушку, а потом и меня в щёку. Его небритые усы слегка укололи кончик моего носа, и я чихнула.

– Отнесём её в машину. Пусть спит.

Гриша подхватил Алису с такой лёгкостью, словно та была совершенно невесома. Он одной рукой открыл дверь и положил дочку на заднее сидение, опустил немного окно и тихо закрыл дверь. Я ждала его на берегу, Гриша подошёл и щекотно прислонился своими губами к моей шее. Я чуть не взвизгнула и согнула шею так, что Гришино лицо вытянулось как у утки.

День заканчивался, и розовые отблески бегали по волнам. Солнце пряталось за верхушки деревьев, стало чуть прохладнее, и я накинула лёгкую куртку. Гриша принёс бутылку шампанского, ехидно улыбаясь, и принялся откручивать обёртку от бутылки.

– Только Алису не разбуди, – успела я шепнуть прямо перед тем, как Гриша справился с пробкой.

Она выстрелила, чуть не угодив мне в ухо…

Пуля просвистела у виска, в нём отдавался стук сердца с бешеным темпом. Алиса бежала рядом, держа обе лямки портфеля руками. Она дышала так, как только позволяли ей тонкие ноги худой девочки. Во рту у меня скопились вспенившиеся слюни, лицо облепляли липкие нити, вылетающие при каждом выдохе.