Я подумала, что Алиса уснула, но она лишь просто перестала плакать. Она подняла голову и посмотрела на меня. В достаточно светлой ночи я видела два блестящих от слёз глаза. Пора укладываться, попробовать снова.

Я собралась с силами и передвинула стеллаж ближе к кассе так, чтобы наши ноги не были видны даже тогда, когда мы вытягиваемся в полный рост на полу. Нас накрыла тень. Я оставила рюкзаки в подсобке, достав оттуда лишь спальные мешки. Алиса не стала спать в своём, и мы легли вдвоём на мой. Она забилась головой мне под руку и быстро уснула. Её мерное дыхание мне в бок медленно усыпляло и меня. Я стянула часы с руки спящей дочери и посмотрела на время. До шести утра осталось пять часов. Я думала об этом, когда медленно засыпала.

Конечно, сны были ужасными.

Прошло два дня с тех пор, как мы чуть не попались мародёрам. Мы шли по той же дороге, переночевав однажды в кустах, как я и боялась, и одну ночь провели в заброшенном доме на обочине. Деревянный, красивый, но внутри абсолютно пусто. Мебели нет было вообще, лишь сгоревший пол посередине комнаты напоминал ритуальный круг. Меня страшило то, что с каждым днём мы ели всё меньше. Это плохо, но у меня и у Алисы уже начинались рвотные позывы при каждом приёме пищи. Наши желудки уже не могли принимать одну воду и сухую лапшу, и я всё чаще замечала кровь на салфетках, когда вытиралась после туалета, в который превращался каждый подходящий для этого куст.

Шаги Алисы становились более беспорядочными. Мы двигались всё медленнее и медленнее, сильно отдаляя момент, когда доберёмся до Юга. Я давно носила в себе мысль о том, чтобы остановиться на долгое время. Не на день или два, а на неделю и больше. Нам нужен отдых, иначе тела откажут как машина без топлива. Я посмотрела на карту, ближайший город примерно в двадцати пяти километрах от нас, но дорога к нему ведёт ровно вправо от того маршрута, которого мы должны придерживаться. Я спросила Алису, и она согласилась, безвольно кивнув поникшей головой. Ей уже плевать.

Мы свернули с дороги и пошли к городу, где точно должен оказаться хотя бы один торговый центр. Нам необходимо пополнить запасы и отоспаться. Снова риск и возможность погибнуть ни за что, но иного выхода нет, иначе заветный Юг так и останется недостигнутой точкой на старой смятой карте.

– О чём думаешь? – я посмотрела на дочь, глядящую ровно вперёд. Я нагнулась немного, чтобы увидеть её глаза. Они словно два стеклянных шарика, блестящие и пустые. – Алис? О чём задумалась?

– Помнишь мою игрушку? Оранжевый мышонок в зелёных шортах с подтяжками? У него ещё усы отвалились в первый же день?

– Да, я помню. А что такое?

– Я не взяла его с собой намеренно, но меня теперь беспокоит, что я не помню, где его оставила. Вроде бы дома, не у бабушки, но в шкафу или просто на полу, когда решала, что взять с собой.

У Алисы с первого дня не было никаких игрушек, а это значит, что выбор был сделан в пользу чего-то более важного. Интересно, что тринадцатилетняя девочка, посещающая по воскресеньям школу для необычных детей, посчитала более полезным, чем одна из любимых игрушек её детства?

– Скорее всего на верхней полке. На шкафу в твоей комнате. Я туда убирала игрушки, когда ты о них забывала.

Алиса резко остановилась и закрыла лицо руками, полностью закутанными по кончики пальцев рукавами кофты.

Нет смысла спрашивать, что случилось. Я обняла дочь. В спине закололо от рюкзака, превратившегося уже давно в мешок с кирпичами, этот скарб уже надоел.

Неправильно ли думать о том, чтобы покончить со всем этим? Просто бросить, пнуть со скалы рюкзак и сигануть вслед за ним?

– Мам, хочу пить. У нас есть?

Алиса посмотрела на меня, вытирая рукавами сопли и слезы. Я достала бутылку и открыла крышку. Далось это с трудом, и на побледневшей коже пальцев остались бороздки, отдающие жгучей болью. Алиса сделала пару неровных глотков. Я думала, что она подавится. Она набрала в рот воды, щёки раздулись, и отдала мне бутылку. Я тоже немного отхлебнула и убрала бутылку обратно в рюкзак. Мы пошли дальше, и Алиса продолжила путь с полностью заполненным ртом водой.

Не смотря на разгар летних дней, даже зелёные листья опадали с деревьев, заменяясь быстро на более молодые. Дорога была устлана целым зелёным ковром, которые ветер гонял из стороны в сторону. Прохладный, он вгонял в сон. Ноги предательски гудели.

Я так устала идти.

К вечеру мы оказались в черте города. Он начинался с промзоны, и сначала мы увидели заброшенный завод с огромными толстыми трубами, покрытыми мхами и лианами до самых верхушек. Эта серость наводила жуткую тоску, и нам стало немного легче, когда это бетонное уныние сменилось на красивый, но пустой город. Он оказался маленьким, но ухоженным, как детская комната. Разноцветные дома, этажей в пять, стояли тут и там, образуя прямоугольные дворы, в каждом из которых детские площадки с качелями пустовали без гомона высоких голосов. Больше всего нас удивила чистота. Ни одного окна не было разбито. На стенах домов нет граффити, и кроме листьев на дорогах нет ничего, будто только вчера по городу прошлись с генеральной уборкой.

Я не знала точно, где здесь торговый центр, но мы шли по направлению к источнику красоты. По бокам главной дороги начинались ряды синеватых елей, перемежающиеся с низкорослыми кустарниками. Они немного разрослись без человеческого контроля, и тонкие корни тянулись от клумб почти до серединной разметки асфальта под нашими ногами. Мы вертели по сторонам головой, словно очутившись в другой стране. Я так привыкла хоть к какому-то проявлению урбанизма и человеческой беспечности, что забыла, каким может быть городской уют, где тишина всегда, и днём, и ночью, и люди все знаю друг друга.

Мы чуть не прошли мимо центра. Он был маленьким, не выше окружающих его домов. За его территорией, словно застенчивый ребёнок, выглядывала небольшая аллея со скамейками и заполненным стоялой водой фонтаном. Там нет никаких статуй, лишь тонкие трубы разной длины были похожи на сосульки, растущие вверх. Мы перешли дорогу по пешеходному переходу, и это вызвало странное, но приятное ощущение, словно соблюдение правил уже давно погибшего мира может приносить давно забытое удовольствие.

Двери оказались закрыты. Даже не так, они были заставлены. Железный прут проходил через ручки и заворачивался в узел, не дающий открыть двери до конца. Я подумала, что внутри кто-то может быть, но старый опыт говорил, что люди, даже боящиеся мародёров, вывесят какие-нибудь опознавательные знаки, чтобы обычные прохожие без злых намерений могли остановиться на ночлег. Но ничего такого вокруг мы не нашли. Мы обошли кругом здание и ничего не увидели, ни единого знака, хоть как-то способного нам рассказать, есть ли внутри кто-нибудь.

Алиса указала рукой на маленькое приоткрытое окошко. До него я могла дотянуться и при желании даже залезть. Я скинула рюкзак и поднялась на цыпочки, немного ухватившись руками за край окна. Внутри светло, но я никого не увидела. Я залезла чуть глубже, по пояс, и осмотрелась. Торговый центр казался нетронутым, возможно, нам опять повезло. Здесь мы сможем переночевать и пополнить медленно пропадающие запасы.

Я помогла Алисе забраться внутрь и закинула следом за ней оба рюкзака. Сама тут же последовала за ними, чуть не упав лицом вниз. Я зацепилась пяткой за верхнюю раму и приземлилась на руки, немного ободрав кожу на ладонях. Алиса подскочила ко мне и помогла подняться. Я уверила её, что всё в порядке, но кожу жгло, как от удара с размахом по плоской поверхности.

Мы выучили несколько правил. Одно из них гласило: «Никогда не окликайся, заходя в незнакомое тебе помещение». Лучше разведать обстановку, будучи незамеченным. Если люди опасные, а это даёт шанс уйти и остаться в живых. Если же попалась обычная остановка странствующих людей, то никто не убьёт тебя лишь за то, что ты прокрался без корыстных целей. Все понимали, что безопасность немного сменила лицо, и осторожность приобрела совершенно новые черты. Хотя, если на то пошло, у каждого они ещё и до войны могли отличаться.