Мы будем ждать, сколько потребуется. Я придумаю план, и мы выберемся. Всё будет хорошо. Ведь так? Ты меня слышишь? Ответь! Просто дай знак, я чувствую себя такой одинокой без тебя…

Я подумала, а может…

Может быть и здесь помимо окон есть стеклянный прозрачный потолок? Если бы мы смогли его разбить, то солнце загнало бы их снова в тень, и мы с Алисой выбрались бы тем же путём. Я буквально отцепила Алису, схватившуюся за меня как маленькая обезьянка, и гуськом добралась до выхода.

Пришлось немного отодвинуть стеллажи, чтобы открыть дверь и выбраться наружу. В потолке было стекло, но это совсем маленький купол, который пустит слишком мало света. И была ещё одна новость – мертвецы поднимались выше по этажам. Я посмотрела на часы. До восхода от силы минут пятнадцать, и солнце поднимется в небе так, чтобы его свет падает ровно на головы чудовищ из детских ночных кошмаров. Я рванула обратно и задвинула стеллажи ближе к дверям так, что стекло затрещало и чуть не потрескалось. К книжном стало темно из-за баррикады, и это могло либо спасти нас, либо окончательно сгубить. Среднего не дано.

Алиса сжалась, а потом и я услышала этот хрип. Он звучит уже так близко! Хруст грубой, покрытой корками кожи похож на раздавленный мешок с сухарями. Мимо выхода прошёл один их них, даже не повернувшись в нашу сторону. За его плечо держался ещё один, у него нет головы, и из шеи торчит что-то наподобие сломленного бурей ствола дерева. Потом и третий – они тянулись друг за другом, создавая очередь, мимо нас, как на показе.

В горле пересохло. Сухие стенки слипались, и я даже не могла сглотнуть застрявшую где-то у гланд скупую слюну. Глаза болели, я будто не моргала, глядя, как они бесконечным потоком идут мимо нас, издавая свои мерзкие звуки. Я ощутила их вонь, просочившуюся сквозь узкую щель между стеклянными дверьми и под ними. Закрыв нос рукой, я посмотрела на Алису – она зажала половину лица рукавами кофты и посмотрела в ответ. Она помотала головой, но я не смогла понять, что это значит. Я села ещё ниже, прижавшись головой почти к самому полу. Безумно хочется, чтобы день быстрее начался.

На часах 5:46. Солнце уже должно давно появиться из-за горизонта и медленно подниматься к своему зениту. Змейка из мертвецов стала ускоряться, и вот последний из них протопал мимо, унося за собой гнилостно-сладкий запах. Стало легче дышать, но сердце всё равно билось об рёбра внутри. Мертвецы прячутся в тени, в прохладе, и выйдут только к ночи. Алиса привстала, и я не успела её остановить, прежде чем она высунулась из-за кассы. Я боялась, что кто-то из них мог отбиться от основной стаи и плестись позади всех, но больше никого за стеклом не появилось, и Алиса хотела перешагнуть через меня, но я ей не дала.

– Куда ты?

– Хочу проверить.

– Они ушли, – шептала я, после каждого слова глотая вязкую слюну. – Посидим ещё.

– А если нет?

– Тогда тем более сидим.

Я дёрнула Алису за рукав, и та чуть не упала, опёршись рукой за моё плечо. Алиса села чуть поодаль и скрутила руки на груди, выпятив нижнюю губу. Я знала, что она обижается не по-настоящему, но видеть её такой всегда было неприятно. Меня это порой злило, но не сейчас. Всё вокруг слишком поменялось, чтобы я злилась на дочь за такую мелочь.

– Чуть позже проверим. Главное – это безопасность, верно, Алис?

– Угу, – не меняя позы и выражения лица промычала Алиса. – Но я хочу сама проверить.

– Зачем?

– За тем, что могу сама. Я тоже могу проверять.

Права ли? Наш опыт жизни отличался, но вот опыт выживания был одинаковым, и могу ли я корить дочь за то, что она старается сделать всё, что в её небольших силах? Наверное, это с какой-то стороны неправильно, но меня судить некому, у меня всё ещё на плечах ответственность. Так? Гриш…

Становилось жарче. Солнце поднялось, и теперь его лучи пробивались сквозь летучую пыль в торговый центр. Внизу послышались шипение и рыки, видимо, кто-то из них попал под свет. Я покрылась томительной испариной, и голова становилась ватной. Мы сильно не выспались и испытали большой стресс. Я должна думать о нашем скором спасении, но идеи всё не идут. Алиса так и уснула в позе «обиды», склонив голову к ещё не начавшей расти груди. Я медленно уложила её на расстеленный спальный мешок. Пусть поспит. Может, забудет, что случилось этим утром. Мы слишком хорошо знаем, что это за страх. Слишком хорошо.

Снова наступила тишина. Это тошнотворное отсутствие звуков, и порой кажется, что совсем оглох. Только в таком состоянии начинаешь слышать саму себя, свои мысли, даже самые потаённые, самые темные. Ты их стыдишься, но от этого они никуда не исчезают. Мысли копятся, крепнут и превращаются в навязчивую идею. Найти для себя оправдание с каждым разом становится всё труднее. В коленях гудит при каждом движении, и становится страшно перед тем, что ждёт нас всех в конце пути.

Я думаю, что стоит вернуться ровно тем же способом, что и привёл нас сюда – через маленькое окошко. В середине дня, когда солнце не даст нечисти забрать нас.

– Да, Алис?

Девочка, свернувшаяся калачиком, держащаяся за колени, тихо хмыкнула во сне. Она со мной согласилась, но я уверена, что после пробуждения она этого не вспомнит. Оно и к лучшему. Не за чем ей знать о том, что придётся пройти через всё это ещё раз, но уже зная, что на нас будут смотреть со стороны.

– Алиса, вставай. Нам нужно уходить, срочно.

Алиса резко встала, и я даже немного испугалась. Кажется, она проснулась лишь в тот момент, когда выпрямились её ноги, а до этого разум ребёнка ещё спал.

– Что, мам? Ты что-то сказала?

– Да, мы уходим.

– Сейчас?

– Да, – ответила я немного резко и раздражённо. – Сейчас.

Алиса молча собрала спальный мешок и закинула свой портфельчик на костлявые ручки. Я надела рюкзак на горящие огнём плечи в тех местах, где лямки уже продавили бардовые колеи на бледной коже. Стеллажи сдвинули ровно настолько, чтобы протиснуться между стеклянными дверьми. Внизу было совершенно тихо, будто чудовища уснули, готовясь ночью снова выползти и ходить без дела из стороны в сторону, медленно коптясь, как рыба.

Я крепко держала Алису за руку. Мы спустились по эскалаторам вниз, на первый этаж. По затылку бегают мурашки, и мы обе идём ровно посередине холла, стараясь не приближаться ни к одной витрине. Контактный зоопарк вышел из-под контроля.

– Да, Алиса?

– М?

Я сказал эту шутку про себя. Сама же и посмеялась.

Мы нашли тот же коридор, что и привёл нас сюда. Маленькое окошко оказалось чуть выше, чем я помнила. Снаружи нам помог более высокий уровень земли, а тут я до проёма не дотягивалась вовсе, и поэтому свалилась, впервые пролезая внутрь. Благо, рядом стоял складной стул, и я пододвинула его поближе к стене.

Я высунула голову из окна и осмотрелась. Никого и ничего, и лишь трава на уровне моего рта пахнет сыростью. Я помогла Алисе пролезть и протолкнула свой рюкзак прямо за ней, но только моя ноша пропала из поля зрения, как стул под ногами скрипнул и сложился.

У него отлетела ножка, и я упала прямо на копчик с такой силой, что клацнули зубы друг об друга, чуть не отрезав кончик языка. В голове немного помутилось, и я думала, что сейчас потеряю сознание, но боль внизу спины не дала мне даже закрыть глаз, из которых чуть ли не прыснули две слезы. В главном холле послышался хрип, недовольное рычание. Сломанный железный стульчик эхом оповестил всех внутри, что здесь кое-кто решил по-тихому уйти и не попрощаться.

Шаги сливались в марш, я не хотела знать, как близко они были, и поэтому просто прыгнула на стену, решив, что это как-то поможет мне добраться до сраного окошка. Но я даже кончиками грязных пальцев не могла дотянуться до подоконника, и лицо Алисы в проёме похоже на картину какого-нибудь художника, решившего изобразить на одном полотне и испуг, и непонимание.

– Мам, что?

– Руку мне!

Алиса протянула свою ручку, но это было глупо. Если бы я хоть немного за неё могла зацепиться, то скорее свалила бы свою дочь вниз вместе с собой. Я бы обрекла нас обеих на съедение.