– Ага, а зачем тогда прятал?

Мой недоверчивый взгляд уперся в его пронзительный, оглядывающий меня, уже скинувшую плед, с головы до ног.

– Надеюсь, это значит, что ты не хотел, чтобы мен видели полураздетой, а не то что ты меня стыдишься…

В один по-кошачьи плавный прыжок он оказался совсем близко и, приподняв мой подбородок, нежно поцеловал.

– Вас всех фик поймешь, – бессильно уткнулась носом в его плечо, – я же чувствовала, что ты злился, а теперь делаешь вид, что всё нормально.

Мужчина стянул с меня футболку и, прижав к себе, шагнул к воде. Вот мой нелюбимый момент – ледяные иголочки впиваются под кожу, обдавая холодом все тело.

Стараясь быть ближе к источнику тепла, я вжималась в его большое и сильное тело. Мурашки стягивали кожу, а соски напрягались до боли. И хотя помимо рук и торса мужчины меня грела изнутри сила метки у основания шеи, было очень холодно.

Наверное пора было прекращать купания в озере, но для меня, привыкшей к благам цивилизации, невозможность нормально помыться приравнивалась к пытке. Наскоро обтеревшись импровизированной мочалкой из травы, что мне собрал зверь, решила впервые за месяц помыть и волосы, пока совсем не отвалились.

Ледяная вода обжигала кожу головы. Некоторые запутанные прядки я просто отрывала руками, понимая невозможность их расчесать или распутать.

Мужчина в это время старательно обнимал меня, проводил огромными ладонями по моему телу, прижимался, стараясь согреть. А видя безуспешность мероприятия, хмурился и покусывал губы.

Выбегала я из воды, как ошпаренная, за руку увлекая за собой мужчину. На берегу, наскоро вытерлась краем покрывала и тут же накинула нестиранную давненько одежду, закутавшись в него же.

В условиях леса соблюдать гигиену и так не просто, а уж в холодное время года – тем более.

Зверь подхватил меня на руки, не дождавшись, пока «обуюсь» в мотки ткани, и понес «домой». Я жалась к нему, прикладывая ладошки к прессу, стараясь согреться.

Быстрее бы оказаться в землянке, там хот бы нет ветра, хоть и тоже холодно.

Как только мы вернулись в землянку, меня мягко опустили на подстилку, поплотнее закутав. Сам же зверь устремился к выходу с таким выражением лица, будто собирается решать проблему мирового масштаба – не меньше.

Я уже привыкла, что требовать от него отчета о том, где, когда и зачем был, бессмысленно. Гадать, задавая вопросы, ответом на которые может послужить «да»/«нет» можно до бесконечности. К тому же, сама не уверена, что хотела бы знать, где он бродит.

Мы жили вместе, были вроде как парой, но при этом, не зная друг о друге практически ничего. Я спрашивала редко, но ответа всё равно не получала. Он, казалось, и вовсе не интересовался моей прежней жизнью. И скорее был бы рад, если бы я её вовсе забыла.

А я не хотела забывать.

Мне нравилось раньше чувствовать себя свободной, востребованной, целеустремленной. Пусть и не особо стремилась к росту по карьерной лестнице, больше делая упор на стабильность, чем на риск. И именно её, стабильности, мне так сейчас не хватало.

Смирилась ли я? Отчасти.

Я готова потерпеть, подождать, наблюдая за тем, что будет дальше. Во всяком случае, пока моей жизни и здоровью ничего особо не угрожает. Но остаться здесь навсегда… Нет. Этого не будет.

Словно почувствовав мои мысли (Хотя почему «словно»? Наверняка отголоски эмоций были доступны, как бы невероятно не звучало, но – оборотню), мужчина обернулся и окинул цепким взглядом, будто сканируя, проверяя.

– Всё хорошо, – поторопилась заверить я, приподнимаясь, и вздрогнула, сама не понимая, отчего. Ведь я его больше не боюсь.

Так ведь?

Поджав губы и, разумеется, промолчав, он вышел за дверь. Тут же послышались какие-то странные звуки, а давно разбухшая от сырости и холода дверь буквально вжалась в бревенчатые стены. Теперь открыть её с учетом отсутствия ручки и нечеловеческой физической силы, можно будет только снаружи.

Он меня, что же, запер?

С ума сойти. Он понял, о чем я думала. И запер меня. И что с этим теперь делать? За последние пару месяцев так отвыкла от любых проявлений его авторитарности, что это событие неприятно царапнуло в душе.

Повелась на его ласку, нежность, страсть. Забыла, что живу со зверем, для которого я – больше собственность, чем женщина и партнер. Он меня не отпустит…

Устало откинувшись на сухую траву нашей подстилки и перебирая кончиками пальцев мокрые волосы, пыталась унять сбившееся в миг дыхание.

Осознание, что я упускаю что-то очень важное, и понимания между нами как не было, так и нет, накрыло волной едва ли не паники. В сумраке осеннего вечера этот сильный и странный мужчина (или уместнее говорить – существо?), закрывший меня в темной землянке посреди леса, выглядел немного зловеще. Но разве можно так бояться до дрожи и одновременно… Что? Любить?

Нет, я не любила. Стокгольмский синдром, привычка – что угодно, но не любовь. Сказки из нашей истории не выйдет.

Похолодев ещё и от этого понимания, я постаралась поскорее забыться сном. А засыпать одной, без его тепла под боком было более чем непривычно. И даже как-то не по себе.

Не говоря уже о холоде, который сквозил из всех щелей. Не вовремя я решила, что чистота важнее тепла. Мне действительно было непросто без привычных удобств, но повод ли это заболеть, находясь тут без медикаментов? Ответ очевиден.

Когда уже проваливалась в сон, последней мыслью была надежда, что персональный обогреватель вернется не слишком поздно, обнаружив только мой хладый трупик. И сама поёжилась от этой дикой мысли.

Но под утро меня всё же ждал сюрприз.

Пишла в себя с сильным жаром и раскалывающейся буквально на части головой. Даже встать сама не смогла. Зверь, почуяв неладное, помог подняться, а когда сидела – поддерживал. И смотрел так виновато.

Потрепала его по волосам.

– Ну вот чем обошлось мне вчерашнее купание, – усмехнулась, – бестолочь, да?

Он укоризненно склонил голову вбок. Да, нужно было думать. Исход был слишком очевиден. Как и разница наших температур. Ему вон хоть бы хны. Но хоть и легко купался сам, всегда старался меня греть, понимал, что я – не как он. Только предугадать болезнь должна была именно я.

Вот оно купание на «свежем» воздухе.

Следующие несколько дней слились в один. Замечала только то, что садится и вновь восходит солнце. И что оборотень почти всегда рядом. То в человеческом, то в зверином обличье – греет меня.

И нужно отметить, что размеры его барса, а так же его пушистая шерсть были как нельзя кстати, позволяя мне зарыться практически целиком и согреться. Даже пропотеть, отчего становилось несравненно лучше – температура спадала.

Животное урчало, тыкало в меня мокрым горячим носом, слизывало со лба капельки пота. И укладывало вокруг меня свой хвост тщательнее. И странное дело – лёжа в когтистых лапах я чувствовала себя в максимальной безопасности. И так уютно было, будто дома. Будто… Меня любят.

Будто он любит…

Но ведь это невозможно. Наверное.

Зверь отходил только за водой. И в отличие от первого раза, теперь цивилизованно приносил полные емкости. Потом помогал мне обтереться тряпочкой. И вновь я не испытывала стыда или неловкости. Будто так и должно быть. Будто он не просто не чужой, а заботиться обо мне – его прямая функция, такая же естественная, как и моя – принимать его заботу и дарить в ответ ласку.

А однажды он смог даже развести костер каким-то чудом.

Совместными усилиями приготовили бульон и травяной чай, на которые я с жадностью накинулась. И оборотень так смотрел на меня, пронзительно, виновато, что, отпив ещё часть, мне пришлось несколько раз повторить, что невозможность разводить костер часто – это логичное следование нашего места нахождения, а не чья-то вина.

Моему сожителю такой формат еды тоже вроде нравился больше. Во всяком случае, такого отменного аппетита при поедании дичи, хотя при мне он это и делал крайне редко, не замечала.