Кажется, я начала понимать, что значит известная поговорка «стерпится, слюбится».

Хотя скорее всего это действительно мне только казалось.

Противоречия буквально разрывали изнутри, чувства (ещё не известно, чем вызванные, то ли жалостью, то ли защитной реакцией на стресс, то ли одиночеством на протяжении нескольких недель) – против разума (который кричал, что нужно бежать, спасать себя и выстраивать свою жизнь, а не прятаться за спиной личного чудовища).

Но как же иногда приятно было за ней прятаться…

На моего похитителя и по совместительству – сожителя легли все обязанности по обеспечению меня пищей, кровом, обогреву и прочим бытовым моментам. Только объясни, чего хочешь (из реального, разумеется) – и тот в лепешку был готов расшибиться, но сделать, как я просила.

В какой-то момент даже поймала себя на мысли, что он словно в древние времена несет добычу в дом, ищет дрова для костра, который я поддерживаю, водит меня за руку на озеро и в принципе ведет себя так, как я думала, вели себя некогда неандертальцы со своими женщинами.

Быть женщиной первобытного мужчины мне даже отчасти нравилось – ты ничего не решаешь, за тебя всё делают, а в ответ требуют («просят» здесь совсем не уместно) лишь ласку и послушание. Никогда не думала, что во мне имеется столько инфантилизма, чтобы размышлять подобным образом.

Но только в отличие от тогдашних женщин я-то обладала хотя бы зачатками интеллекта, раз уж разумной себя в полной мере теперь назвать не могу. И мне, конечно, хотелось большего, чем удовлетворение своих физиологических потребностей.

Нет, дело не в том, что я не получала подтверждение его ко мне привязанности. Напротив. Порой он вел себя словно верный и ласковый щеночек (когда не просыпался в нем ненасытный сумасшедший зверь).

Скорее, мучили мысли о невозможности такого долгого существования. О наличии где-то там другой, нормальной жизни.

Очевидно же, что рано или поздно, произойдет ситуация, когда мне понадобится медицинская помощь, или теплая одежда, или ещё что-то. Мои потребности явно отличаются от его довольно примитивного мышления. И что будет тогда?

Да только он и не думал о будущем, если вообще думал. Чувствовал – да. А вот размышления в его глазах я так, кажется, и не наблюдала.

От этого иногда мурашки бежали по телу.

Ведь по сути я жила с оболочкой взрослого, физически сильного мужчины, который имел исключительно звериные повадки и хорошо хотя бы понимал часть моей речи (это давало мне право считать его человеком и надеяться, что этот человек внутри него ещё имеется, несмотря на длительное одиночество или что там с ним приключилось). И это было тоже странно.

А ещё меня мучили сны.

С тех пор, как мы стали засыпать вместе, под аккомпанемент моих противоречивых мыслей о том, «а стоит ли», всё чаще мне виделся снежный барс, зовущий, толкающий меня куда-то прочь от землянки. Он рычал, покусывал, очевидно, злился, не находил себе места, но я не понимала, что нужно сделать.

Просыпалась с колотящимся сердцем, прижимаясь крепче к своему реальному зверю и желая снова забыться беспокойным сном, о котором никогда ему не рассказывала.

Как-то так вышло, что я говорила почти обо всём, кроме своих снов. Сначала не придавала им значения, потом видела в них подтверждение своему сумасшествию, а сейчас боялась, что произнеси я это вслух, что-то может измениться.

Глупо, наивно, по-дурацки, но уж как есть.

И в лесу я иногда встречала следы от лап словно большой кошки, от чего тревога только увеличивалась. Но и это было не всё.

Иногда особенно настойчиво думалось – почему же меня не искали. Мы гуляли по тропкам в лесу, ходили на озеро – и нигде ни человека, ни поисковой группы, ни намека на присутствие цивилизации.

Родителей уже давно не было, близких подруг особо тоже, но ведь на работе должны были забить тревогу… Хотя как узнать, где искать, если я никому ничего не сказала? Какая же глупость с моей стороны.

Но например можно было по поиску телефона… Или как ещё там ищут людей? Билеты на автобус, опять же, по паспорту покупала.

Неужели никому на свете я больше не нужна, и единственное существо, которое во мне нуждается – мерно и глубоко дышит рядом, в полной уверенности, что я с ним надолго?

А ведь этого всего могло и не быть… Если бы я включила голову, а не действовала импульсивно. Если бы проверила маршрут заранее, если бы предупредила хоть кого-то о том, куда, зачем иду и когда планирую вернуться.

Если бы не поехала в конце концов.

Теперь же я расплачивалась за собственную ошибку. Точнее, вроде бы уже расплатилась – нашу первую встречу забыть сложно, до сих пор озноб пробегает, стоит вспомнить. Но ведь не сказать, что конкретно сейчас мне жилось плохо…

Да уж. Лучше некуда. Ирония, конечно.

Знать бы ещё, что ждет дальше. И как надолго я укротила этого зверя.

И укротила ли.

Раз в пару дней мы ходили к озеру.

Я расчесывала сначала свои, а потом его мокрые волосы, заплетала косы. Хотя его сразу почти расплеталась от неаккуратных движений, рассыпаясь по могучим плечам легкой волной.

В один из таких «банных» дней, я как всегда оказалась в воде раньше него. Мужчина стоял на берегу, опустив руки вдоль туловища, и смотрел вдаль, над моей головой. Будто был не со мной.

В такие моменты я как никогда ощущала разницу между нашими мирами. Он словно отключался. Я же чувствовала и дуновение легкого ветерка, и прикосновение прохладной воды к коже, и запах леса. Я была здесь и сейчас.

Мы настолько разные, но как же мне хотелось вытащить его из этого состояния. Встряхнуть. Вернуть. Самой себе доказать, что внутри него есть человек, а не только внешняя оболочка.

Понаблюдав за ним немного, я протянула руку и позвала:

– Иди ко мне?

Он медленно перевел взгляд на меня и вздрогнул.

Затем, заметив мою руку, как завороженный, не отрывая глаз, вошел в воду и встал напротив, всего в метре от меня. Несмотря на то, что всё чаще я добровольно прикасалась, иногда в порыве чувств даже могла чмокнуть в нос, он не привык и всё ещё реагировал кратковременным «зависанием», если проявляла какую-то инициативу.

– Давай наперегонки,– игриво предложила, плеснув в него водой, и начала отплывать все дальше, – догоняй, ну же.

Силы свои не рассчитала, хотя казалось, я плаваю быстрее, ведь он редко заходил глубоко, окунался обычно пару раз и всё. Сейчас же, буквально в пару гребков оказался совсем близко, и на середине озера уже схватил меня своими каменными руками и прижимал к себе.

Я смотрела в его ледяные голубые глаза, кошачьи зрачки, что всё реже становились огромными круглыми, в которых отражалось небо, лес, озеро, я сама и, казалось, теряла чувство реальности.

Это просто сказка. И вот мой заколдованный принц.

Убрала с его лица намокшую прядь волос и погладила по щеке, провела пальчиком по четко очерченным губам – они тут же раскрылись, ловя неожиданную ласку.

– Ты мог бы мне понравиться, – прошептала я.

– Да что там, я бы в тебя влюбилась. Правда. Ты очень красивый. И думаю, голос у тебя потрясающий. Жаль, что ты не говоришь, – а сама продолжала гладить.

Слегка приподняв над водой, он поцеловал меня, и сделал это так нежно, успокаивающе, что я даже не пыталась остановить его дальнейшие действия.

Жаркий секс в озере посреди леса с полузверем никогда не был моей эротической фантазией, но сейчас эта мысль возбуждала. Даже не мешало то, что по идее это не совсем гигиенично, мало ли что в этой воде вообще обитает.

Но блин, после всего, что я пережила, подхватить болячку – самое меньшее из страхов.

Он вбивался в меня довольно резко и глубоко, насколько позволяла не совсем удобная поза. Одной рукой крепко держал за талию и прижимал к себе, насаживая на член, другой удерживал за ягодицы, сминая их при каждом глубоком движении. Целовал мои плечи и грудь. С его волос стекали капельки на мои руки, которыми я держалась за его могучую шею.