В зале только тогда появляется Марина.

— Черный вход?

— Закрыла на все замки, — тут же говорит и смотрит на меня. — Они вошли через него. Рыскали.

У меня почва под ногами словно вдруг стала зыбкой.

— Маргарита?!

— Прячется в подсобке. Они наткнулись там на меня и я их прогнала.

Я поднимаюсь на ноги, подхожу и импульсивно обнимаю ее. Целую в висок и говорю лишь одно:

— Спасибо.

— Может ты теперь потрудишься рассказать нам всем, какого хрена? — раздраженно бросает мне в спину Титов. — Чтоб мы все были в курсе, что здесь можно, а что нельзя.

— Можно выполнять мои указания. Нельзя их нарушать. Все четко определено было до моего отъезда. Но тебе же надо было выступить с самодеятельностью, — оборачиваюсь и окидываю его ледяным взглядом.

Фил тем временем закрывает последние жалюзи на окнах и нас перестает быть видно со двора. Как и нам перестает быть видно, что во дворе происходит.

— Я понимаю, что тебе трудно это осознать, но мы не в армейке. И никто здесь не должен слепо выполнять твои приказы.

— Не выполняй, — пожимаю плечами. — Цена этого всего лишь жизнь девчонки. Если для тебя это несущественно, вперед. Нарушай правила, будь бунтарем, если успеешь ее трахнуть разок перед тем, как ее грохнут, медаль на грудь повесишь.

— Матвей, — одергивает меня стоящая за спиной Мара, — не надо так.

— Надо, — отрезаю резко, — если герой-любовник здесь считает, что можно подвергать ее опасности, то он должен четко осознавать последствия.

— Никто здесь не собирался подвергать никого опасности! Я просто привел девчонку в бар. Развеяться. Потому что ей скучно в глуши.

— Развеял? Больше, надеюсь, ей не скучно?! — гаркаю на весь зал, на автомате сжав руки в кулаки.

— Вооу, мужики, давайте без мордобоя, — немедленно встревает Фил, крошка Фил, долговязый и худощавый, между двух стихий, которыми его сметет.

— Матвей, — Марина касается меня за спину, и я едва подавляю рык, потому что взбешен и хочу сбросить с себя это напряжение. Слишком долго копилось. Слишком серьезны проступки этого кретина. Как сказала она сама — они рыщут в поисках девчонки. И он второй раз вырывает девчонку из безопасного места в небезопасное. И мне плевать, что это она сманипулировала им притащить ее сюда. Мне на все плевать. Ему пора понять, что угроза реальна. Если он сам не понимает, в него пора вбить это.

— Ей очень страшно, — говорит Марина негромко, чтобы только я расслышал.

А то очередь бежать в каморку утешать испуганную лялю будет драться, кто добежит быстрее.

Поворачиваю к ней недовольный, тяжелый взгляд. Страшно. Ну наконец-то дошло, что жизнь не дискотека и плохие дяди хотят плохих вещей.

— И ей тоже интересно будет послушать, что ты выяснил и какой у нас план действий. Он должен быть общим, организованным, чтоб ни один из нас не напортачил по незнанию.

Молча киваю. Бросаю хмурый взгляд на Титова, который в очередной раз сигнализирует, что я ещё не закончил с ним. И иду в подсобку, в которой прячется мое глупое сокровище.

Толкаю дверь. Свет выключен. Не врубаю сразу, чтоб не ударил по глазам. Она уже несколько часов тут, будет неприятно и больно.

— Маргарита, — зову негромко, потому что в подсобке так тихо, что не слышно ни звука, как будто девчонка даже не дышит.

Затем слышу легкое дуновение ветра — и маленькая тень влипает в мою грудь, крепко обняв своими руками. Мой гнев моментально начинает таять от того, что чувствую, как она дрожит. Обнимаю ее, прижимаю к себе.

— Все, тише, ты в безопасности. Ты в безопасности.

— Они меня убьют, да? — слышу в голосе вместе с нотками истерии какую-то обреченность, — как папу?

От этих слов у меня внутри все полыхнуло, потому что одна мысль недопустима. Я нащупал ее лицо в темноте, поднял к своему лицу, и поцеловал.

— Я не позволю, — ответил кратко и четко. — Даже через мой труп не позволю. Встану и будут отражать зомби атаку. Ты в безопасности со мной.

Слышу, что она нервно хмыкнула и уткнулась лбом в мой нос.

— Все потому, что мой папа тебя попросил?

Дурочка.

— Нет.

— Я скучала по тебе, — приподнимает лицо и губами снова ищет мои губы.

Я не сопротивляюсь больше. Толку. Все итак ясно, мне пиздец. Эта фифа может праздновать победу. Я больше принадлежу ей, чем самому себе.

В этот момент в баре звучит выстрел.

Маргарита

В моей груди все холодеет. Матвей резко разрывает поцелуй, Я слышу странный щелчок, а потом он хватает мою руку в темноте и вставляет в неё что-то.

— Если кто-нибудь чужой сюда войдет — стреляй не задавая вопросов.

В моих дрожащих руках оказался заряженный пистолет. Я оружия в жизни в руках не держала. Даже игрушечных пистолетов, не то, что боевых. И я абсолютно точно не знаю, что делать с ним.

Когда Матвей делает шаг, я панически цепляюсь за его руку и умоляю:

— Пожалуйста, не уходи.

Не потому, что остаться одной мне страшно. А потому, что я дико боюсь за него. Кто в своем уме пойдет в комнату, в которой стреляют? Его же могут убить. Из-за меня. И в баре, возможно, кого-то убили. Тоже из-за меня.

Тошнота подкатила к горлу непрошенной волной и я отпустила Матвея, чтоб зажать ладонью рот и подавить порыв. Вторая рука словно горит огнем, держа пистолет.

— Все будет хорошо. Я смотаюсь туда и обратно, свяжу плохих дядь и вернусь. Дыши, Маргарита. Соберись. И целься в грудь, если что.

Матвей выходит так же резко, как и вошел. Я слышу звон стекла, еще пару выстрелов, и зажимаю уши, чтобы отключиться от всего этого. Эта моя глупая инфантильность спасла жизнь Марине, которая открыла дверь и вошла ко мне. Не накосячь я так, не закрой уши, выстрелила бы от стресса в нее как только открылась дверь. Я вздрогнула, когда она коснулась своей рукой моего запястья, и вскрикнула.

— Тише, это я, — тут же придержала она мою руку с пистолетом. — Ты вменяема или…

— Или, — не даю ей закончить и протягиваю ей оружие. — Возьми, пожалуйста, чтоб я не убила никого. Он заряжен.

— Ух, вечериночка набирает обороты, — криво усмехнулась моя собеседница.

— Что произошло? Кто стрелял?

— Не знаю. С улицы. Окно разбила пуля. Матвей вернулся и приказал мне убраться оттуда, предупредил, что у тебя пистолет и в случае чего…

— Стрелять не задавая вопросов, — подхватываю фразу.

Только у меня очень много вопросов. И первый — это кто Мот такой? Хотя нет. Первым, пожалуй, будет выберемся ли мы отсюда живыми. Чтоб я смогла задать ему эти вопросы.

Только у нас не вышло поговорить в эту ночь. Потому что когда мы вышли в бар, мы увидели Тимура, лежащего на полу, чью ногу сжимал Фил, останавливая кровотечение.

— Ты ранен? — я подбежала к нему и рухнула на пол рядом, больно ударившись коленками.

— Тише, цветочек, колени расшибешь, — выдавливает слабую ухмылку Тимур.

— Мариш, вызывай скорую и полицию. На бар напали, есть раненный, стрелок скрылся, — обращается к сестре уставший Фил.

— Скрылся? — смотрю на него, оглядываю помещение и спрашиваю недоуменно. — А где Матвей?

— А он текилы перебрал и домой спать поехал, — говорит Фил и я застываю, с неверием глядя на него.

В смысле перебрал? Он при мне виски пил как воду. Я не представляю, сколько этой махине в принципе нужно выпить, чтобы “перебрать”. И в смысле спать, когда здесь…

— Поняла, — без всяких эмоций ответила стоящая позади Марина, а я нахмурилась еще сильнее и с недоумением оглядела всех присутствующих. Они словно сговорились, и знали больше, чем я. Потому что фраза Фила о том, где Матвей не вызвала ни у кого вопросов.

Я встречаюсь взглядом с бледным Тимуром, который тоже смотрит на меня. Странно, с примесью жалости, нежности и какого-то любопытства что ли. Слышу, как Марина делает то, что ей велел брат, сказав ровным счетом то, что ей сказано.

— Тебя не должно быть здесь, цветочек, к моменту приезда полиции, — говорит мне Тимур, наконец. — Я должен был отвести тебя домой, но вынужден полежать тут пока, как минимум до приезда скорой помощи.