Рейн ужом скользил между практиками, позволяя им резать и бить, но сам не используя нож. Он всюду заходил первым, показывая Энтону свою готовность действовать, первым же он пробежал кухню, пропахшую подгоревшим мясом, и открыл дверь в подвал.
На первой ступени практик замедлил шаг. Уверенности не было, но Рейн делал ставку на свой опыт: если Дети Аша действительно собирались в доме, следы их пребывания стоило искать внизу. Протоколы, повестки, письма – бумаги были говорливее убитых наверху, и если он найдет что-то важнее, это даст ему преимущество перед остальными.
Подвал, скорее, напоминал коридор жилого дома. Лампы освещали его слабо, но достаточно, чтобы разглядеть незатейливые полосатые обои, выцветший ковролин, в воздухе еще витали ароматы сладкого пирога и кофе.
Держась у стены, Рейн толкнул первую дверь. Пусто. В комнате явно кто-то жил и покинул ее в спешке: по-прежнему горела лампа, незаправленной осталась кровать, бумаги на столе залила опрокинутая чернильница. Обыскав комнату, Рейн открыл следующую дверь – картина повторилась.
Для Детей Аша привычным было давать приют другим отступникам, которые нуждались в этом. Это и выдавало их чаще всего: больше людей – меньше сила тайны. Однако живущих здесь предупредили. Знал ли Энтон? Было ли это его оплошностью, или задание сводилось к расправе над семьей и прислугами? Виновными, да?
Послышался легкий шаг – Рейн обернулся, схватившись за нож. По коридору крадучись шел Д-Арвиль, за его спиной маячил Анрейк.
– Некоторые сбежали, – доложил шепотом практик.
– Наша цель еще здесь, – глава ответил еще тише. – Идем.
Рейн позволил себе паузу, прежде чем сделать шаг. Итак, Энтон знал, и у него была своя цель. Ее он не назвал, но и отсылать Рейна не стал – часть проверки? Но Анрейк за спиной главы отделения?.. Ответ пришел быстро: возможно, Энтон хотел отметить парня, чтобы заручиться поддержкой его семьи – в Инквизиции род Т занимал достаточно постов.
Спустя один поворот и три двери Рейн поднял руку, давая знак остановиться. По ту сторону раздавалось гудение. Энтон показала на пальцах «входи». Практик положил ладонь на дверную ручку, аккуратно повернул ее. Тишина. Дверь открылась на десять сантиметров, двадцать. Он скользнул внутрь, держа нож наготове.
Сбоку мелькнул силуэт. Сделав прямой выпад в солнечное сплетение, Рейн подался в сторону и повалил мужчину ударом в основание черепа.
Ничего не осталось от образа жилого дома: за дверью развернулась настоящая лаборатория. Ее наполняли звуки: гудели моторы и насосы, двигались шестеренки, приборы посвистывали, трещали, вибрировали. Медь, сталь и латунь переплетались в приборах с линзами и лезвиями. Белый свет ламп выхватывал стол, на котором лежали двое мужчин с подведенными к носам трубками. Они были еще живы, но цвет кожи, набухшие, точно канаты, вены говорили о том, что осталось немного.
За столом пряталась девушка в коричневом платье и фартуке медсестры. Выходит, слова про запретные эксперименты – правда? Ну, хоть что-то в этом чертовом деле оказалось верным. Бывало и того меньше.
– Пойдешь со мной, – скомандовал Энтон Рейну, затем обратился к Анрейку: – Выведи их. Поговорим с ними в Черном доме.
Глава отправился дальше по коридору. Он шел уверенно, будто уже бывал в доме и знал, куда идти, Рейн же от этого чувствовал себя все более неспокойно, он снял нож с пояса, прикосновением проверил револьвер.
Коридор заканчивался распахнутой дверью, точно их поджидали. Рейн зашел первым. Скромная комната была обставлена как кабинет офисного клерка, а за столом сидел седовласый мужчина, такой старый, что казался частью древней истории. Поправив очки, он с достоинством произнес:
– Я нашел путь к себе, и теперь я готов.
Присказка Детей Аша – донесение оказалось верным. Рейн посмотрел на Энтона, ожидая команды.
– Ну же, инквизиторы! – голос старика все-таки дрогнул. Из платяного шкафа донесся шорох. Мужчина взял высокий тон, слова так и полились из него: – Глупцы и слепцы! Вы не знаете ничего, вас накрыли куполом из кнутов и громких слов, истинная история братьев вам невдомек!
Старик выдал себя и второго. Он посмотрел на шкаф, прежде чем заголосить. Он знал, что там кто-то есть.
– К чему ты готов, старик? – Энтон взял будничный тон, даже развязный немного, будто подразнивал старика, не желая дать ему быструю смерть, но все его внимание было обращено на шкаф, а не на говорящего.
Ступая на цыпочках, Рейн подошел и распахнул дверь. Что-то похожее на прут хлестнуло его по лицу, он отшатнулся, прижав ладони к глазам. Из шкафа выскочила девушка, проскользнула под его рукой – практик потянулся за ней и ухватил воздух. На полу после нее осталась тонкая, гибкая ветка, которая тлела и рассыпалась пылью. Магия.
– Догони ее! – скомандовал Энтон.
Рейн кинулся следом. Он знал, что делать.
Девчонка миновала еще один поворот, упала на пол и исчезла. Люк открывал темное нутро, из которого воняло канализацией. Практик проверил ногой лестницу и пополз вниз под ее жалобные стоны. Она скрипела и шаталась все сильнее, и Рейн прижимался к ней крепче с каждым хватом.
Запах сточных вод окутал со всех сторон, маска не справлялась с ним, и вонь доводила до рези в глазах. Лампы светили так тускло, что контуры терялись и смазывались.
Едва Рейн поставил ноги на твердую поверхность, незнакомка вынырнула из тени и обеими руками толкнула его в грудь в сторону коричневых вод. Он качнулся от неожиданности, но не сделал и шага назад и перехватил девчонку, которая начала лягаться, как непослушная лошадь. Рейн сжал ее горло, движения ослабли. Свободной рукой он потянулся к ножу.
– Ты не изменился, ноториэс, – выпалила она осипшим голосом. – Ты никогда не был говорлив. Не то, что Кай.
Пальцы уже сжали рукоять, но Рейн так и не снял нож. Имя Кая подействовало как сигнал «стоп», и он все вглядывался в лицо девушки, пытаясь вспомнить.
Ей было, наверное, лет восемнадцать, хотя она могла оказаться старше: худоба и бледность выдавали, что она росла в голоде, а такие всегда выглядели младше. Ничего интересного в ее облике не было, в общем-то: лицо милое, но не запоминающееся, самого обычного светлого оттенка волосы, особых примет он тоже не видел. Отбросив привычку оценивать людей как объект заданий, Рейн посмотрел на незнакомку как на девушку в толпе, но и так память осталась глуха.
– Не пучь так глаза, бродяжка с Восьмой никогда не интересовали тебя, – она заговорила увереннее. – Я передам твоему брату привет.
Детали складывались, как пазл. Несносный характер Кая отзывался головной болью у родителей, и судьба брата только подкрепила его связь с демоном – такой не мог не выйти на след Детей Аша и закончил в стенах Черного дома. Девчонка должна была знать его по тому времени, наверное, тогда же она видела Рейна. Задание практика она понимала, и ее «передам привет» означало покорность, хоть и прикрытую бравадой. Ведь не могло же…
Перед тем как Кай попал в Черный дом, отец из-за связи с Детьми Аша выгнал его из дома. Рейн чувствовал бессилие и презрение к себе: он не смог защитить брата перед родителями, перед Инквизицией – отдавал ему крохи от своего жалования, но что они, помогли, уберегли?
– Уходи, – голос прозвучал хрипло, как чужой. – Кай не послушал тогда, но послушай ты, прошу.
Девчонка осталась стоять. Дура. Как Кай.
Рейн предупредил брата, когда узнал о планах Инквизиции, тот обещал уйти. Не ушел.
– Да беги же! – Практик схватил девушку за плечо и быстрым движением ножа срезал ей косу посередине, а затем с силой толкнул в спину. – Тебя не будут искать.
– Выход в другой стороне, – фыркнула та, но вместо того, чтобы бежать, шагнула к Рейну, уставившись на него темно-зелеными, похожими на болотные огни, глазами. – Ты еще придешь, такие всегда приходят. – Она побежала. Сумрак укрыл ее через секунду.
Рейн вздохнул, все смотря ей вслед.
– Ты не виноват, – сказал Аст.
Разве? Живой характер Кая толкал его на многое, но именно падение семьи после появления в ней ноториэса сделало дело. Рейн был должен ему за все лишения, за презрение окружающих, за одиночество – за пытки в стенах Черного дома и за смерть. Стереть такие долги могла, наверное, только собственная смерть.